Так всё-таки это правда. Влюбился! Холера!

Да какого же чёрта он сам стоит, как пень?!

— Иди сюда, — спустя вечность соображает Геральт, — и, не дав времени на раздумья, хватает вампира в охапку.

Целовать Региса всё равно, что пить его Сангреаль, не напиваясь ни капли. В этот раз он прихватывает тонкую нижнюю губу зубами… Стоит попробовать, и Регис издаёт изумлённый стон, изо всех сил цепляясь за его плечи. Ведомый страстью, Геральт всё-таки пускает в ход язык, сплетаясь им с горячим языком вампира, и…

Ого-го, что за буря кроется за обманчиво скромной внешностью. Ещё немного, и от такого пыла он задохнётся здесь и сейчас, растёкшись в лужицу прямо на этом заплёванном тротуаре.

— Эй, уединитесь! — кричит кто-то из открытого окна машины, и Геральт вслепую тыкает на звук три красноречиво сложенных пальца.

— Долбаные педики!

— Нашли-ка на них гипноз, док… Регис. Регис, Регис…

Через секунду они начинают лизаться, как сумасшедшие подростки, и у него подгибаются колени. Приходится ухватить Региса за талию покрепче, чтобы не оконфузиться и не рухнуть на задницу. Интересно, все вампиры способны творить подобное? Или — только он? А, какая разница — всё равно Геральту не хочется сравнивать… По ощущениям, Регис беззвучно смеётся чему-то своему в поцелуй, и где-то над их головами воет первая метель, угрожая прохожим обернуться сезонным гриппом. Пусть течёт это людское море мимо, пока они есть. И друг у друга, и не только.

Сколько лет понадобилось ему, чтобы дождаться этого чуда? Сколько пришлось искать Регису? Удивительная состыковка обстоятельств кружит голову, и кажется, что ему преподнесли подарок на Йуле раньше срока. Нет больше нерешительности и недомолвок, страхов, переживаний… Все, все эти долгие недели вели сюда, к этому заснеженному пятачку у квартиры — их квартиры — и мигающему фонарю. К одному ощущению Региса в его объятиях, в которые хочется заключать его десятки раз… И теперь он, Геральт, кажется, имеет на это право.

Право, которым стоит воспользоваться ещё раз. И ещё. И ещё.

— Стоит ли это… расценивать, как…

— Угу, — поцелуй, в скулы, в уголок губ, в кончик замёрзшего носа, — Всё, хватит сомневаться. Ты почему молчал?

— Во многом потому, о чём поведал вчера ночью. Впрочем, мне стоит извиниться и за эту подлость. Признаться, я боялся, что не смогу подойти к разговору правильно…

— Поэтому надо было игнорировать мои сообщения?

— Когда? — удивляется Регис, целуя в ответ его подбородок. — Неужели ты мне что-то присылал? При всём желании, я читал и читаю твои сообщения мгновенно.

Давай, добей меня. Скажи, что перечитываешь наши СМС перед сном, думает Геральт, чувствуя, как покалывает щёки. Он-то перечитывает каждое.

— Перед вылетом… Я тоже попросил прощения, — мнётся он. — Извёлся весь от твоего молчания, док. Ты же… видел?

В антрацитах глаз внезапно вспыхивает сияние, согревающее его, кажется, до самых костей.

— Ах, это, — вздыхает вампир, поглаживая его щёку. — После двух перелётов я совсем позабыл отключить авиарежим, Геральт. Прости меня, если заставил поволноваться. Тебе показалось, что я держу обиду?

Мелитэле тебя храни, древнейший и опаснейший! Умеет он обращаться с техникой!

— Немного, — фыркает Геральт, не веря, что распереживался из-за такой мелочи. — Но, если честно… Я ж ни хрена не вспомнил, док. Лютик меня чуть в могилу не свёл

со своими подсказками. Так что было-то?

— О! Он рассказал тебе не о моих чувствах? Что ж, мне стоит принести Лютику извинения — я зря в нём сомневался. Между прочим, я попросил его быть крайне осторожным в хранении тайн. Похоже, даже слишком.

— Тайн?

— Если можно назвать тайной мои весьма расплывчатые упоминания о произошедшем, — позабавленный, улыбается Регис, и теперь — наконец-то! — эта улыбка становится настоящей, живой и тёплой. — Будь моя воля, я бы не стал причинять тебе столько боли и ответил бы взаимностью ещё ночью, но… Думаю, ты согласишься, что подобные признания лучше делать в трезвом рассудке обоих участников.

И внезапно Геральт вспоминает, что именно вчера творилось. Сразу после того, что творил конкретно он.

— Значит, про задницу… Я…

— Если хочешь знать, я крайне рад, что ты произнёс это не в присутствии наших общих знакомых.

— З-зараза!

— Против самого комплимента я не возражаю, — вдруг подчёркивает Регис, улыбаясь так широко, что становятся видны клыки, — и, как достойный ведьмак, Геральт понимает, что надо бы обезвредить чудовище до того, как его заметят люди.

На этот раз поцелуй уже выходит без намёков. Он сам — один огромный намёк, одно слово о том, чего они хотят друг от друга и насколько сильно. Теперь в этом поцелуе и игра двух языков, и борьба напористых губ, и отчётливые укусы, приправленные пряной ноткой опасности. Есть что-то мазохистское в том, чтобы целоваться с вампиром без оглядки на осторожность.

Впрочем, с этим вампиром Геральт уже ничего не боится.

— Подожди… Подожди, Геральт, — вдруг останавливает его тот, когда дело доходит до расстёгивания первых пуговиц. — Пока мы не зашли… слишком далеко, нужно обсудить один аспект…

— Ещё сомневаешься?

— О, нет, нет! Речь о… разнице наших биологических видов, мой дорогой. Прошу, послушай меня внимательно.

Вновь напрягшийся, Регис отрывается от него и смотрит так серьёзно, что у Геральта пробегают мурашки между лопаток. Ни дать, ни взять, учитель, вот-вот готовый влепить ему отработку за плохое поведение.

— Если я позволю себе… своей совести… пойти на близость с тобой, — тяжело вздыхает он, — Тебе стоит быть готовым к тому, что вампиры любят иначе, чем люди. Как я уже говорил, мои соплеменники — существа, особенно подверженным страстям в каком бы то ни было смысле. Я умею любить так, что забываю собственное имя, Геральт. Вне зависимости от того, отвечает ли взаимностью объект моих чувств.

— Ну и прекрасно, — с облегчением фыркает Геральт, сжимая его талию покрепче.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это означает, — строго говорит Регис, и он узнаёт этот тон: вот же дурак, как можно было не признать вампира в ту ночь.

— Более чем. Прекращай нагнетать панику, док.

— Кстати об этом. У меня довольно занятой рабочий график.

— Знаю, Регис.

— И, между прочем, я склонен к ревности.

— Не ты один.

— И к чрезмерной мнительности…

— Холера! — рявкает он, и Регис так и вздрагивает от крика. — Прости, но звучит так, будто ты не очень-то горишь желанием быть со мной. Определись, будь добр.

— Я лишь предупреждаю тебя о худшем, Геральт. Боюсь, мои недостатки идут со мной в комплекте, — пытается шутить вампир, но Геральт в ответ только закатывает глаза.

— У меня для тебя новости. Мне насрать даже на то, что ты убивал людей. Как по мне, достижение для ведьмака, не находишь?

Кажется, это наконец убеждает Региса, и он отводит в сторону взгляд, позволяя себе слабый смешок. Только сейчас Геральт замечает, как трогательно у него краснеют скулы, — удивительная странность, для его-то вида. Впрочем, он не жалуется. Кроме скул, у Региса краснеет кончик носа, уголки век, там, где собираются маленькие морщинки… И уши. Кончики ушей совершенно точно становятся ярко-розовыми, и не похоже, чтобы от мороза.

— В таком случае я безмерно рад. Видишь ли, ты… кхм-м… первый из людей, с кем я вступаю в столь близкие отношения, — а, зная вашу мораль в плане долгосрочных связей, невозможно не подозревать дурного. Поэтому я склонен…

Но Геральт уже не слушает.

У Геральта на слове первый в голове случается короткое замыкание.

— Твою мать, — выдыхает он и наконец затаскивает вампира в дом, вслепую открывая все попадающиеся на пути двери.

На грубую силу Регису возразить нечего, и он позволяет тащить себя, как куклу, сбрасывая с себя по одной тряпке по мере продвижения в квартиру. Хочется быть поосторожнее с его вещами, — вообще с ним, — но Геральт уже не может остановиться. Куда прилетает его собственная куртка? Бес его знает, куда-то в угол. Пальто Региса? О, в сторону шкафа. Прогресс. Ботинки Региса? Один — на коврик в прихожей, другой — дальше по коридору, рассыпая хлопья снега. Пиджак Региса…