Со временем известие об этом замечательном животном благодаря нашим охотникам разнеслась по всем фортам, стоявшим на реке, и так о нем узнали и другие племена – сиу, ассинибойны, Вороны, кри и янктоны. Представители всех племен, бывших в мире с черноногими, приходили в форт и делали невероятные предложения, чтобы получить это животное. С риском для жизни несколько Змей привели табун в сто десять лошадей, чтобы обменять его на черного скакуна. Вождь янктонов, которые торговали в основном с компанией Гудзонова Залива через факторию в Ассинибойне, прислал нам предложение обменять скакуна на двести лошадей. Дядин ответ всем потенциальным покупателям был один – вороной не продается. Скоро мы узнали, что многие воины из враждебных черноногим племен поклялись так или иначе завладеть этой лошадью. В течение года было сделано три отчаянные попытки украсть лошадь прямо из форта, и последние конокрады, трое ассинибойнов, заплатили жизнью за эту попытку.
Вечером накануне нашего отъезда из форта Бентон Джордж Стилл просил дядю, чтобы тот поручил ис-спай-у его заботам.
– Вы знаете, как слетаются мухи на бочонок с патокой. Так же слетятся к вам все враги, если узнают, что скакун у вас. Будьте благоразумны, Уэсли, и оставьте его здесь, пока ваш форт не будет построен.
– Джордж, я знаю, что вы желаете, чтобы все было как лучше, – ответил дядя, – но, согласитесь, вы слишком беспечны! Вы его непременно испортите. Ис-спай-у пойдет со мной.
Несколько недовольный этим разговором, Стилл пожал плечами и отвернулся, не сказав ни слова. Дядя был прав, не позволяя ему пользоваться конем: Стилл был самым неумелым охотником на бизонов и самым плохим наездником во всей стране.
Теперь вы можете представить себе мою гордость и счастье, когда я впервые сел на ис-спай-у. Он застоялся, и я отпустил поводья.
– Ну что, почти-брат, – сказал я Питамакану, – мы продолжаем изучать местность. Куда пойдем?
– Сначала туда, прямо к началу оврагов, оттуда хороший обзор вверх и вниз по большой реке и на северные равнины, – ответил он.
Мы миновали рощу, в которой работали наши люди, пересекли реку Устричных Раковин и начали крутой подъем по звериной тропе, что давало нам некоторую гарантию того, что мы не заблудимся в лабиринте бесчисленных оврагов. Пройдя две трети пути к верховьям оврагов, мы попали в заросли виргинской сосны и можжевельника, возвышавшиеся на локоть над нашими головами, где скрывалось множество оленей; мы даже видели нескольких прекрасных лосей, скрывавшихся при нашем приближении. Через час мы достигли верхней точки и там в густой чаще нашли походную хижину, которая была поставлена там не более трех дней назад. По ее размерам и некоторым признаками нам стало ясно, что там переночевал отряд в пятнадцать-двадцать человек, а по бисерной вышивке на оказавшихся в очаге обгорелых мокасинах мы поняли, что это были ассинибойны. Обследовав окружающую местность, мы нашли их следы на вулканическом пепле, который покрывал здешнюю пустыню. Они ушли на юг, и я сказал Питамакану, что они тем же путем будут возвращаться из набега против Ворон или другого племени и, несомненно, обнаружат наш лагерь.
– А чего еще ждать? Я не удивлюсь, если окажется, что другие враги уже нас обнаружили, – ответил он.
Понаблюдав некоторое время за долиной Миссури и великими равнинами к северу от нее, мы пошли на юг мимо вершин оврагов и примерно час в хорошем темпе двигались по волнистой равнине. Потом мы повернули на запад в долину реки Устричных Раковин и увидели пересекающую ее поросшую редкими деревьями долину маленькой реки, текущей со склонов Мокасиновых гор, восточный конец которых, Черный Холм, был совсем недалеко от нас. Я читал дневники Льюиса и Кларка много раз, и помню, что этот ручей описан как маленький и иногда пересыхающий.
Солнце уже приближалось к горизонту, когда мы вошли в маленькую рощу в месте, где сливались два ручья, и там, на пыльной звериной тропе, нашли следы мужских мокасин – они принадлежали, несомненно, военному отряду, идущему на север. Мы не могли определить, как недавно они прошли, но спустившись по тропе к берегу реки, мы увидели место, где они сидели, чтобы снять гетры и мокасины, и нашли в грязи на берегу ручья следы их босых ног. В нескольких из них еще стояла грязная вода, в других грязь осела.
Мы нашли следы босых ног в грязи
– Они пересекли здесь ручей, когда мы были наверху! – воскликнул Питамакан.
– Да! – сказал я. – Мы должны добраться до лагеря с такой скоростью, с какой могут нести нас наши лошади!
Глава III
Далекий Гром избавляет равнины от негодяя
Мы пересекли реку и поехали по долине вверх по течению ручья Сакаджавеа. Поднявшись к краю долины, мы поехали к лагерю. Я все время придерживал ис-спай-у, чтобы Питамакан, ехавший на моем быстром скакуне, от меня не отставал. В лагере мы были уже в сумерках. Женщины – некоторые из них, не Цисцаки, можете быть уверены, – стали кричать о том, что мы нашли свежий след военного отряда, пройдя вниз по долине, и Луи завопил:
– О я бедный, я несчастный! Я потерять мой пенсия, а теперь буду убитый военным отряд! О, какой страна ужасный!
– Успокойся, Ветряк! – рявкнул на него Сол Эббот. – Мы от тебя устали! Будь мужчиной!
Соломон Эбботт, высокий рыжеволосый миссуриец, ростом в шесть футов и два дюйма, траппер с равнин, был лучшим из нас. Нам он помогал только из большой симпатии к моему дяде. Как только форт будет построен, он снова вместе со своей женщиной уйдет на равнины, чтобы в одиночку добывать бобров. Черноногие с любовью называли его Большой Прятальщик за его способность избегать встречи с врагами. Он несколько раз убегал от ассинибойнов, сиу и Ворон, убив при этом многих из них, так что все верили в то, что он заговорен от их стрел и пуль.
– Что думаешь, Сол, – спросил его дядя, – лучше этой ночью загнать лошадей за баррикаду, не так ли?
– Точно! Всех сюда, и выставить часовых на всю ночь! – ответил он.
Нескольких человек послали за животными, которые паслись поблизости, а Цисцаки позвала нас с Питамаканом на ужин. Эббот вошел в наш вигвам, и они с дядей решили определить, как сторожить в течение этой ночи. Питамакан, дядя и я решили заступить в два часа и стоять до рассвета, примерно четыре часа, когда лошадей выведут из ограды, чтобы они могли пастись. Ночь за оградой они проведут спокойно, потому что свежая трава была так хороша, что они съели все, до чего могли дотянуться.
Другой пункт обсуждения касался того, следует ли зарядить пушку на случай неожиданного нападения. Нас с Питамаканом спросили, сколько людей может насчитывать военный отряд, и мы ответили, что человек пятнадцать-двадцать, никак не больше двадцати пяти.
– Хорошо, мы зарядим пушку, только потом надо будет ее обернуть, чтобы защитить от сырости, – сказал дядя. – Но по отряду в двадцать человек стрелять из нее не стоит, ружей будет вполне достаточно. Будем держать ее про запас, на случай нападения большого отряда.
Костер в вигваме тем вечером горел недолго. Мы с Питамаканом пошли спать, пока старшие все еще курили и говорили.
В нужное время Эбботт вошел в наш вигвам и разбудил нас, и дядя, Питамакан, и я скоро заняли свои места на краю баррикады. Луна была неполной, звезды были яркими и на севере было заметно светлое сияние, словно от сияния, играющего на снегу и льду в стране вечной зимы. Питамакан, подойдя ко мне, сказал, что это Творец Холода танцует и колдует, готовясь напасть на солнце, и что, следовательно, через несколько лун это обязательно случится.
– Наши мудрые старики говорят, – продолжал он, – что этот Творец Холода когда-нибудь сможет сделать столь сильный амулет, что он даст ему силы прогнать солнце далеко на юг и там оставить его навсегда. Подумай, как это было бы ужасно! Наши красивые прерии и горы стали бы землей, на которой всегда зима! Дичь, деревья, трава и кусты – все бы погибло, и мы бы погибли вместе с ними!
