Глава I

Компания распадается и начинается новое предприятие

Одно из самых ярких событий моей юности произошло однажды вечером весной 1865 года. Это был вечером 21 мая. Как раз перед закатом из Сент-Луиса прибыл первый пароход этой навигации, «Йеллоустон II», и принес поразительные новости о том, что Американская Меховая Компания прекращает свою деятельность и распродает все принадлежавшее ей имущество – торговые посты, форты и запасы товаров в частные руки.

Для большинства обитателей форта Бентон – факторов, клерков, ремесленников, путешественников, трапперов и охотников это было концом их привычного мира – ведь компания, которой владели отец и сыновья Шуто, была началом и концом нашего существования. Мы уважали само ее имя, мы были преданы ей и готовы были умереть за нее, если бы была в этом необходимость. Теперь мы были предоставлены сами себе. Что нам было делать?

Словно мальчик, я поднялся на борт судна, как только оно причалило, и целый час бродил по нему от кормы до носа и от трюма до ходовой рубки. В ходовой рубке я нашел Джо Ла Баржа, самого известного и надежного из лоцманов Миссури.

– Что же, мастер Томас Фокс, – сказал он мне, – плохие новости мы вам принесли, не так ли? Что же теперь будет делать ваш дядя Уэсли, когда компанию распродадут?

– Компанию распродают? Что Вы имеете в виду? – не понял я сразу.

Он сказал мне, и я сразу развернулся и побежал на берег. Я перемахнул через ворота ограды форта и замер, пораженный непривычной картиной в большом зале: там была странная тишина.

Путешественники, трапперы и охотники, самые разговорчивые из людей, сидели в дверях своих комнат и молчали: ужасная новость лишила их дара речи. Я поспешил к комнате моего дяди и спросил, правда ли то, что сказал мне лоцман; но удручающее поведение служащих и без того говорило о том, что это так.

Высокий худой путешественник, выпихнутый мной к центру зала, протянул руки к небу.

– Друзя мой! – кричал он, путая голландские, французские и английские слова, – это так несправедливый! Это так есть ужасный! Я звать господь свидетель – всего два лета назад в Сен-Луи Пьер Шуто, он сказать мне: «Луи, ты наш лучший работник! Ты служить нам преданно много лет! Скоро придти время, когда ты не иметь сил работа, и компания даст тебе пенсия, чтобы ты мог прожить. А теперь компания мертвый! Пенсия для несчастный Луи, ее нет! – продолжал он, распаляясь все сильнее и сильнее. – Что я теперь делать? Что делать теперь черный ноги, гро-вантр, ассинибойны? Я не могу ловить бобер! Я не мочь охоться бизон! Я теперь только помирать!

Он развернулся и, отчаянно жестикулируя, выбежал из зала. Его слушатели так же сидели, еще более подавленные его словами. Я вошел в комнату дяди и нашел его там вместе с двумя служащими, Джорджем Стиллом и Мэтью Карроллом, и его женой, Цисцаки, – она была мне как родная мать – рядом с ним. Я сел на свою кровать в углу комнаты и, слушая их беседу, понял, что Шуто написал этим троим письмо, в котором предлагалось продать форт и все его содержимое на приемлемых условиях, и что мой дядя договаривался с этими двумя вступить в долю, выкупить форт и продолжать бизнес. Я, как и бедный Луи, был встревожен и спрашивал себя, что же делать дальше.

Эти двое выразили большое сожаление по поводу решения моего дяди и сказали, что боятся того, что скоро он поймет, что сделал ошибку, и вышли. Как только дверь за ними закрылась, дядя вскочил с места, подхватил Цисцаки и три или четыре раза покружил ее, а потом шагнул ко мне с криком:

– Ну что, моя женщина, и ты, Томас, это мой лучший день! Я больше ничем не обязан компании, потому что ее больше нет. Я свободен! Теперь я тот, кем давно хотел стать – независимый торговец с индейцами!

Цисцаки понимала все сказанное по-английски, но сама никогда не говорила на этом языке, чтобы не сделать ошибку, над которой станут смеяться. На своем языке она воскликнула:

– О мой муж! Ты что имеешь в виду? Мы оставим это место и с моим народом будем следовать за бизонами?

– Что-то в этом роде, – ответил он ей.

– O, как здорово! Замечательно! – почти закричал я. – Теперь я буду путешествовать и охотиться вместе с Питамаканом, и это прекрасное время никогда не кончится!

Он, как вы знаете, был моим истинным и испытанным другом. Мы хоть и были молоды, но пережили с ним множество опасных приключений. Мы вдвоем пережили суровую зиму в сердце Скалистых гор, прошли путь к берегу Западного моря и вернулись; мы видели большие пустыни и странные народы земли, на которой всегда лето. Поэтому в моем понимании этот внезапный поворот в делах моего дяди должен был стать для нас поводом пережить еще множество приключений. Я уже чувствовал их запах.

Что же касается Цисцаки, то она от радости едва не сошла с ума.

– Боги добры к нам! – кричала она. – Они ответили на мои молитвы! О, как же я просила их, чтобы мой муж повернул свои шаги к широким равнинам и высоким горам наших охотничьих угодий! Вы знаете, для нас невыносимо лето за летом и зиму за зимой жить в этих стенах, не видя вокруг ничего дальше этих речных берегов. Надо хоть иногда покидать этот дом и жить, как предназначил нам Старик, нас создавший – в вигвамах из кожи бизона, на свежем воздухе и на груди у нашей матери-земли. Скажи мне, куда мы идем и когда, чтобы я могла собрать нужные вещи.

– Я не могу ничего сказать, пока не поговорю с вождями. Я иду, чтобы посовещаться с ними, потому что пароход отправится в Сен-Луис завтра рано утром и от решения вождей зависит, сколько товаров я должен заказать, а передать заказ я должен с капитаном.

– Мы пойдем в лагерь вместе с тобой! – объявила Цисцаки.

Дядя велел мне передать конюху Биссету распоряжение оседлать для нас трех лошадей. Через пятнадцать минут мы были уже в долине Тетон, в пяти милях к северу, где десять тысяч индейцев ожидали начала торговли, когда они смогли бы обменять добытые за зиму меха и шкуры на нужные им товары, которые должен был привезти пароход. Там были северные черноногие, Кровь и гро-вантры, были и наши люди, пикуни, или южные черноногие, жившие в Монтане и бывшие частью большой конфедерации черноногих. Мы называли пикуни «наши люди», потому что большинство обитателей форта Бентон были женаты на женщинах этого племени.

Словно гром оглушил нас, когда мы достигли ограничивающего долину края склона и посмотрели вниз! Вся долина светилась от костров, которые желтыми фонарями просвечивали через сделанные из бизоньей кожи покрытия вигвамов. В быстром ритме били барабаны; люди пели, смеялись и танцевали, дети кричали, лошади ржали, призывая свою пару, собаки выли, бросая вызов своим диким сородичам, волкам и койотам. Мы на мгновение остановились, глядя и слушая все это, а потом поспешили в лагерь пикуни к вигваму Белого Волка, предводителя Маленьких Накидок, брата Цисцаки и отца моего друга Питамакана – Бегущего Орла.

Привязав наших лошадей к кустам, мы вошли внутрь и нас приветствовали, моего дядю, усадили на почетном месте справа от вождя. Как можно более кратко дядя объяснил причину своего приезда, и Белый Волк сразу послал гонцов вверх и вниз по долине, чтобы просить остальных главных вождей племен прибыть к нему для совета с Пи-ох Сис-ци-кам – Далеким Громом, это почетное имя мой дядя получил во время религиозной церемонии прошедшим летом. В течение часа собрались все – Большое Озеро от пикуни, Воронья Лапа от северных черноногих, Телячья Рубашка от Крови и Одинокий Бизон от гро-вантров, с ними прибыло несколько вождей более низкого ранга – вождей кланов и отделений общества Всех Друзей. В вигваме вождя стало тесно, так что женщинам и детям пришлось пойти в другие вигвамы.

– Ну что, Далекий Гром, – сказал Большое Озеро моему дяде, когда все расселись и трубка пошла по кругу, – мы велели своим женщинам упаковывать меха и шкуры для завтрашнего торга, потому что нам сказали, что прибыла огненная лодка; но ты позвал нас, и мы собрались здесь. Говори; наши уши ждут твоих слов!