(по мотивам сказок Е.Н. Коркиной и Н.П. Большаковой)

Давным-давно, когда Небо было свободным и чистым, Воды зеркальными и мирными, а Земля не раздавлена тяжестью уставших гор, появился на свет олененок. А имя ему было Мяндаш. Кто-то говорит, что олененок этот – сын колдуньи Коддь-акки и дикого зверя. Другие – мол, он творенье Солнца и Земли.

Время шло, наполняя белоснежное тело ребятенка силой и покрывая его рога сияющим золотом. Да настолько ярким, будто и вправду само Солнце благословило его вершить предназначение.

Бывало, убежит олень от матери в тайгу северную, да гром из-под копыт его доносится, в небе промозглом вспышками отражается. Протопчет олень ягель пушистый, напьется из ручьев холодных и вернется в вежу свою. Стукнет копытом о порог хижины да человеком обернется.

Однажды поскакал Мяндаш к озеру широкому, истуканами каменными со всех сторон окруженному, и увидел там трех девушек молодых. Спрятался за валунами и стал наблюдать. Да так приглянулась ему одна, что судьбой своей молодую красавицу нарек. Сосватал он девицу и обратил ее в важенку1. Любовь эта была Природою отмечена, Небесами воспета и Солнцем освещена.

Родила важенка сына. Да не олененка, а человека. От отца ребенок взял силу, упорство и выносливость, а от матери – доброту и любовь ко всему живому. Мяндаш посмотрел на своего сына и сказал: «Эта тундра теперь твоя. А от тебя пойдет род саамов». Так и пустил свои корни оленный народ на Севере каменном.

Долго ли, коротко ли, росли дети Мяндаша. Покинул отец золоторогий дом свой и ушел с собратьями в тундру дальнюю. Сыновья его за ним вслед собрались. Да говорит им мать: «Будьте сильными, как отец ваш, добрыми, как мать ваша, и неуловимыми, как Солнце и Ветер. Не дайте сердцу жестокому вас погубить». Обернулись те оленями и пустились бороздить просторы северные.

Тут настигла род саамов беда неладная: холода сковали их тела, голод овладел их мыслями. Тогда шаманы племенные стали просить у Всевышнего помощи, дабы выжить. Раз – поднимутся к сейду2 могучему. Два – раскинут руки свои. Три – песню молитвенную затянут. А в жертву приносить-то и нечего.

День и ночь молился шаман Мыккла Небесам, пока не увидел перед собой оленя белого с золотыми рогами. Подошел олень и говорит: «Даю вам стадо рогатое. Заботьтесь о нем да без нужды тяжкой зверя не убивайте. А коли убьете ради забавы или украшений – не быть роду саамову на земле тундровой». Так, благословил Мяндаш людей на охоту и кровью оленьей народ от хвори вылечил.

Были в тундре северной и те, кто хотел, чтобы Мяндаш им одним и служил. Да только сами боялись праотца золоторогого в сети залавливать. Шли они к чужакам челом бить да изобилие на весь остаток жизни обещать.

Однажды поймала чудь оленя белого и притащила его к саамам возгордившимся. Сказал Мяндаш народу жадному: «Не прожить вам долго на земле оленной. Придут к вам тоска и голод. Не охомутать вам силы небесные».

Прознали другие саамы, что кормильца их в сети спутали, ночью пришли на сияние солнечных рогов и освободили Мяндаша. Мяндаш поклонился спасителям своим да унесся в тундру дальнюю. А саамы-предатели сгинули среди валунов могучих, и больше никто о них не слышал. Да и могильника их никто не нашел.

С тех пор ни один саам без надобности оленя-брата не трогал. А если и убивал ради пропитания или подношения, то предавал Земле-матери с особым почтением.

Все помнили завет Мяндаша. Из поколения в поколение, из уст в уста передавали этот наказ. И жил народ саамов на земле каменной и силой тундры, ловкостью Ветра, теплотой Солнца и мудростью Земли наполнялся.

Еще вчера светило робкое северное солнце, а сегодня уже все дороги Мурманска залило навязчивым дождем. Коля стоял на малолюдном завиточке городского автовокзала и ждал, пока водитель автобуса № 234 «Мурманск – Ловозеро» докурит свою привычную дешевую сигарету. Рюкзак бывшего студента Санкт-Петербургского экономического университета был практически полупустым. Весьма недальновидно для такой поездки.

Парень стоял под холодным дождем и прокручивал в голове родительские «найди работу», «не сиди без дела», «попробуйся в сберкассу» и далее по тексту. Да, Северная столица пока не распахнула перед Колей двери к неисчерпаемым возможностям, но, вероятно, стоило еще чуть-чуть подождать… Он хотя бы не сидел на шее у предков, а честно оплачивал все свои расходы зарплатой, которую до недавнего времени получал в забегаловке, где трудился, пока… Пока что?

Но Питер раздавил амбициозного интроверта своей обыденностью. Человек, приехавший туда, ухватившись за счастливую возможность, и оглушенный громким именем с большой буквы «П», ожидал влиться в городской авангард, а в итоге ощутил лишь шероховатую синюю корочку диплома в своих руках и запах пригоревшей картошки фри перед носом.

Если в свои восемнадцать лет Коля точно знал, где он должен быть, то в двадцать два оказался абсолютно потерян. Должно же было быть наоборот. Еще каких-то четыре года назад все жизненные вершины казались ему не выше Хибин, а теперь он снова стоит на пороге родительского дома: «Привет, мам, пап». Какая сберкасса? Экономический был всего лишь временным решением. И большой ошибкой.

Тогда это было модно, тогда это было необходимо – покинуть Мурманск. «Уехать, нельзя остаться». Коля поставил для себя запятую именно так. А как иначе? Море? Армия? На самом деле родители тоже ожидали от него немного большего. Совсем чуть-чуть.

Какая теперь разница? Этот парень с ощущением «кризиса среднего возраста» ловил на остановке носом дым дешевой сигареты и совсем не хотел трястись почти три часа в автобусе до Ловозера. Но все же он думал, что небольшая смена обстановки и побег от постоянно нудящих родителей пойдут ему на пользу. К тому же Николай давно не видел своего дедушку, живущего в этой, как часто выражалась его мать, «оленьей глуши». И хоть в этом он был с ней согласен.

Коля вдруг дернулся от неожиданного сигнального гудка маршрутки: «Пацан, ты едешь или нет?!». Его настроение еще больше испортилось, когда он понял, что профукал одиночное место у окна. Теперь ему пришлось пристроиться рядом с тучной женщиной преклонного возраста.

В надежде уснуть под дорожную тряску и уверенный альт Кипелова Коля утрамбовал «вкладыши» себе в уши и откинулся затылком на спинку сиденья, явно ощущая дискомфорт в районе левого плеча. Он чувствовал плавные спуски и подъемы автобуса, но не видел закаленные ветрами сопки, не наблюдал эту уходящую вдаль дорогу с уже стершейся разметкой, таящую за своими поворотами первобытную красоту, и не замечал надписи типа «Лена+Влад» на ожидающих очередных посетителей камнях. Коля чувствовал попадающий под колеса гравий, но не смотрел на это оплакивающее лето небо и чуть окропленные золотом уставшие деревья. Он ощущал воздух из приоткрытого на миллиметр окна, но не видел, как ветер резвился на зеркальных полотнах озер и болот. Молодой человек искал под звуки отчаявшегося голоса неуловимую свободу внутри себя и не замечал ее среди задумчивых каменных просторов.

Однако Север убаюкивал Николая через те же подъемы и спуски микроавтобуса, через звук попадающего под колеса гравия, через прорывающийся в оконную щель воздух.

Вдруг Коля проснулся от неприятного толчка в левое плечо. Повернув голову, он поймал недовольный взгляд своей тучной соседки, которая ко всему прочему еще что-то тараторила напряженными губами. Охваченный звуками гитарного соло разум вообще отказывался реагировать на внешние триггеры.

– Молодой человек, да сделайте свою музыку наконец-таки потише, – услышал Коля, стянув свои наушники вниз. – Вы не один здесь, хоспади!