Если бы Харпер хотел подраться, он выбрал бы не Шарпа, а какого-нибудь другого представителя враждебной нации.

– Господи!

Проблем свалилось столько, что Шарп уже не знал, как с ними справиться. Гвардейцам обещали жалованье, но так и не дали ни гроша; из-за дождей в старых казармах царила сырость; кормежка в крепости была ужасная, а вода в единственном колодце имела дрянной привкус. Теперь к ним и угрозе мести со стороны Лу добавилась опасность ирландского мятежа.

– Дайте-ка мне газету, отец, – сказал Шарп священнику и, получив ее, ткнул грязным ногтем в дату, обозначенную в верхней части страницы. – Когда это было напечатано? – Он показал дату Сарсфилду.

– Месяц назад, – сказал священник.

– И что? – воинственно спросил Лейси.

– А вот что. Сколько новобранцев прибыло из Ирландии за последний месяц? – спросил Шарп пренебрежительным тоном. – Десять? Пятнадцать? И ни один не удосужился рассказать об изнасилованной сестре или матери? И тут вдруг оказывается, что какая-то жалкая американская газетенка все это знает? – В первую очередь Шарп обращался к Харперу, ведь сержант лучше других мог знать, какое пополнение прибыло из Ирландии. – Ну же, Пэт! Это полная бессмыслица, и если не веришь мне, я дам пропуск – ступай в главный лагерь, найди тех, кто приплыл из Ирландии лишь недавно, и расспроси их. Может, поверишь хоть им.

Харпер посмотрел на дату, обдумал сказанное Шарпом и нехотя кивнул:

– Да, это полная бессмыслица, сэр, вы правы. Но не все же в этом мире должно иметь смысл.

– Конечно! – бросил Шарп. – Так мы с тобой и живем. Мы – люди практичные, Пэт, не какие-то там мечтатели! Мы верим в бейкеровскую винтовку, тауэрский мушкет и двадцатитрехдюймовый штык. Оставь суеверия и предрассудки женщинам и детям, и вот это… – он похлопал ладонью по газете, – хуже суеверий. Откровенное вранье! – Он посмотрел на Донахью. – И вам, капитан, надо бы пойти к вашим людям и сказать им, что это ложь. А если не верите мне, то поезжайте в лагерь. Пойдите к коннахтским рейнджерам и спросите новобранцев. Пойдите к иннскиллингцам. Пойдите куда хотите, но вернитесь до заката. И скажите вашим людям, капитан, что у них сегодня весь день стрелковая подготовка. Заряжать и стрелять, пока плечи не собьют до мяса. Ясно?

Рядовые из Ирландской королевской роты нехотя кивнули. Проблему Шарп решил, по крайней мере до вечера, до возвращения из разведки Донахью. Отец Сарсфилд взял у Шарпа газету.

– Говорите, это подделка? – спросил священник.

– Откуда мне знать, отец? Я просто говорю, что это неправда. Где вы ее взяли?

Сарсфилд пожал плечами:

– Эти газеты везде, их читает вся армия.

– Да и когда мы с тобой, Пэт, видели газету из Америки? – спросил Шарп, обращаясь к сержанту Харперу. – И как чудно́, что в первой же попавшейся расписывают кровавые злодеяния англичан в Ирландии! Как по мне, тут дело нечисто.

Отец Сарсфилд свернул газету.

– Возможно, вы правы, и, если так, слава богу. Вы не против, если я составлю компанию капитану Донахью?

– Чем занимаетесь вы, меня не касается, – сказал Шарп. – Но остальные – давайте-ка за работу!

Жестом показав Харперу, чтобы тот остался, он принялся ждать ухода делегации. Однако отец Сарсфилд тоже задержался.

– Простите, Шарп, – сказал священник.

– За что? – резко спросил стрелок, и Сарсфилд вздрогнул.

– Понимаю, вам вовсе не обязательно заниматься ирландскими делами.

– Да, отец, мне не нужны проблемы. У меня своя работа, и работа эта заключается в том, чтобы сделать из ваших парней солдат. Хороших солдат.

Сарсфилд улыбнулся:

– Вы большая редкость, капитан. Вы честный человек.

– Вот уж нет. – Шарп едва не покраснел, вспомнив, как обошелся Кастратор с тремя дезертирами – по его, Шарпа, просьбе. – Я вовсе не святой, отец, но люблю, чтобы дело было сделано. Если бы всю жизнь предавался мечтам, до сих пор ходил бы в рядовых. Мечты может позволить себе богатый и привилегированный, – добавил он сердито.

– Вы говорите о Кили, – сказал Сарсфилд и медленно зашагал рядом с Шарпом вдоль крепостной стены; подол сутаны промок от лежавшей на траве росы. – Лорд Кили очень слабый человек, капитан. У него была сильная мать. – Священник поморщился, видимо вспомнив ее. – Вам лучше не знать, капитан, каким испытанием для Церкви могут быть сильные женщины, но, думаю, для своих сыновей они куда большее испытание. Леди Кили хотела, чтобы ее сын стал великим католическим воином, ирландским воином! Военачальником-католиком, который преуспел бы там, где потерпел неудачу адвокат-протестант Вольф Тон, но вместо этого она ввергла сына в пьянство и распутство. Я похоронил ее в прошлом году… – он быстро перекрестился, – и, боюсь, лорд не скорбел по ней так, как сын должен скорбеть по матери. Боюсь, он никогда не станет таким достойным христианином, каким она хотела его видеть. Вчера вечером он сказал мне, что намерен жениться на донье Хуаните, – думаю, его мать разрыдается в чистилище при мысли о такой партии. – Священник вздохнул. – Впрочем, мне не хочется обсуждать лорда Кили. Вместо этого, капитан, я прошу: будьте с нами терпимее.

– По-моему, я и так достаточно терпим с вами, – сказал Шарп в свое оправдание.

– С нами, ирландцами, – пояснил отец Сарсфилд. – У вас есть родина, капитан, и вы не знаете, каково быть изгнанником. Вам не приходилось слушать плач на реках Вавилонских. – Сарсфилд улыбнулся, довольный собственной фразой, и пожал плечами. – Это как незаживающая рана, капитан, это никогда не излечится, и не дай бог вам такой судьбы.

Глядя в добродушное лицо капеллана, Шарп испытывал смесь жалости и смущения.

– Вы никогда не бывали в Ирландии, отец?

– Один раз был, сын мой, несколько лет назад. Несколько долгих лет назад. Но, даже прожив еще тысячу лет, я буду помнить краткое пребывание там, как вчера. – Он грустно улыбнулся и подобрал полы влажной сутаны. – Мне нужно поспешить к Донахью. Подумайте, капитан, о том, что я сказал!

Священник пошел быстрым шагом; его седые волосы развевались на ветру.

Харпер приблизился к Шарпу.

– Хороший человек, – кивнул сержант вслед священнику. – Рассказывал, как побывал в Донеголе. В Лох-Суилли. У меня там тетя была, упокой Господь ее бедную душу. Жила в Ратмаллене.

– Я никогда в Донеголе не был, – сказал Шарп. – И наверное, никогда не буду. Честно говоря, сержант, сейчас меня это не волнует. Хватает неприятностей и без вашей чертовой ирландской тоски. Нам необходимы одеяла, продукты и деньги, а значит, надо заставить Рансимена написать еще один волшебный приказ, что будет нелегко, потому что жирный ублюдок до смерти боится трибунала. И от лорда Кили, чтоб его, никакой помощи. Только тем и занят, что хлещет бренди, мечтает о славе да таскается, как молокосос, за чернявой шлюхой. – Вопреки совету капеллана Шарп выходил из себя. – Священник просит жалеть вас всех, Хоган хочет, чтобы я замордовал этих парней, а громила-испанец с ножичком ждет не дождется, когда я поймаю Лу, чтобы он смог отрезать ему чертовы яйца. Все ждут от меня решения их сучьих проблем, так что, бога ради, хоть ты немного помоги!

– Я всегда помогаю, – обиделся Харпер.

– Да, помогаешь, Пэт, извини.

– И если то, что там пишут, правда…

– Неправда! – выкрикнул Шарп.

– Ладно! Ладно! Боже, спаси Ирландию. – Харпер медленно выдохнул, и воцарилось неловкое молчание.

Шарп угрюмо смотрел на север, а Харпер забрался в ближайшую орудийную амбразуру и пнул камень.

– Одному Богу ведомо, зачем здесь построили крепость, – сказал он наконец.

– Там раньше проходила главная дорога. – Шарп кивнул в сторону перевала. – По ней можно было обойти Сьюдад-Родриго и Алмейду, но половину дороги смыло дождями, а по тому, что осталось, теперешние пушки не пройдут, поэтому сейчас эта дорога бесполезна. Зато с дорогой на восток все в порядке, и бригада этого дьявола Лу может ею воспользоваться. Вон там пройдут, – Шарп указал, – вверх по склону, через стены и прямо на нас. А остановить их нечем.