Шарп терпеть не мог произносить речи, но на этот раз солдаты слушали его внимательно, или, быть может, три кастрированных трупа пробудили интерес. Как бы то ни было, слова капитана упали не на каменистую землю. Он указал на восток.

– Там… – Шарп снял с оглобли шлем, – есть человек по имени Лу, француз, командир бригады, которую называют Волчьей. Они носят эти шлемы и оставляют метку на тех, кого убивают. Поэтому мы убьем их. Мы докажем, что в мире нет французского полка, который может противостоять ирландской роте, и мы сделаем это вместе. Сделаем, потому что это ваша война, и ваш единственный выбор таков: умереть, как кастрированные псы, или драться, как мужчины. А теперь решайте сами, что вы собираетесь сделать. Сержант Харпер!

– Сэр!

– Полчаса на завтрак. Похоронную команду для этих троих, а потом за работу.

– Есть, сэр! – Харрис пытался заглянуть Шарпу в глаза, но капитан отвернулся.

– Ни слова, Харрис. – Он ткнул шлемом в живот стрелку. – Ни единого, черт тебя дери, слова!

Капитан Донахью перехватил Шарпа, когда тот шел от крепостной стены.

– Как мы будем воевать без мушкетов?

– Я достану вам мушкеты, Донахью.

– Каким образом?

– Таким, каким солдат достает все, что ему не положено, – сказал Шарп. – Украду.

В ту ночь никто не подался в бега.

А на следующее утро, хотя Шарп об этом еще не подозревал, начались неприятности.

– Дела плохи, Шарп, – сказал полковник Рансимен. – Да, старина, дела совсем плохи.

– Что такое, генерал?

– Вы не слышали?

– Насчет мушкетов? – спросил Шарп, полагая, что Рансимен имеет в виду свою поездку в штаб армии, завершившуюся ожидаемым отказом.

Рансимен и Кили возвратились без мушкетов, без боеприпасов, без одеял, без курительных трубок, без башмаков, без ранцев и даже без обещания выплатить задержанное жалованье. Скупость Веллингтона объяснялась, несомненно, желанием вырвать у Ирландской королевской роты клыки, но для Шарпа она создавала неприятную проблему. Он пытался поднять боевой дух гвардейцев, да только без оружия и снаряжения эта попытка была заранее обречена на неудачу. Хуже того, Шарп знал, насколько близок враг, и его вряд ли могло утешить то соображение, что разгром Ирландской королевской роты был частью плана Хогана, поскольку стрелку и самому пришлось бы разделить судьбу гвардейцев. Хоган мог мечтать о развале Ирландской королевской роты, но Шарпу она была нужна вооруженной, обученной и грозной силой на случай, если генералу Лу вздумается напасть на крепость.

– Я не о мушкетах, Шарп, – вздохнул Рансимен, – я о новостях из Ирландии. Вы в самом деле не слышали?

– Нет, сэр.

Рансимен покачал головой, отчего у него затрясся второй подбородок:

– Похоже, в Ирландии новая заваруха. Дела обстоят чертовски плохо. Треклятые мятежники учинили беспорядки, войска ответили, погибли женщины и дети. Река Эрн запружена трупами возле деревни Беллик. Ходят слухи об изнасилованиях. Боже правый! Я-то полагал, что в девяносто восьмом ирландский кризис уладили раз и навсегда, но, похоже, это не так. Чертовы паписты снова бунтуют. Боже правый! И почему Господь позволяет им такое? Они испытывают нас, добрых христиан. Ну ничего. – Рансимен вздохнул. – Придется проломить несколько черепов, как мы это сделали, когда в девяносто восьмом восстал Тон.

Шарп подумал, что, если средство оказалось негодным в 1798 году, то, скорее всего, оно не спасет и в 1811-м, но счел за лучшее не делиться соображениями.

– Если об этом услышат ирландские части, генерал, – сказал он вместо этого, – у нас здесь тоже могут случиться неприятности.

– Для этого у нас есть кнут.

– Кнут, может, и есть, генерал, но у нас нет мушкетов. И я вот о чем подумал, сэр: а как генерал-вагенмейстер распоряжается обозами?

Рансимен уставился на Шарпа с недоумением, должно быть не понимая, какое отношение это имеет к обсуждаемому вопросу:

– Бумаги, Шарп! Документы! Приказы!

Шарп улыбнулся:

– И вы, сэр, все еще остаетесь генерал-вагенмейстером, не так ли? Поскольку вас не заменили. Сомневаюсь, что командование найдет человека, способного занять ваше место.

– Вы очень любезны, Шарп, очень любезны. – Комплимент, похоже, удивил полковника, но он все же попытался не показывать, насколько непривычны ему такие похвалы. – Допускаю, что так оно и есть.

– Вот я и подумал, генерал: а не могли бы мы отправить парочку фургонов сюда, в форт?

Рансимен смерил Шарпа пристальным взглядом:

– Иными словами, украсть?

– Я бы не назвал это воровством, генерал, – промолвил Шарп с укоризной. – Оружие в любом случае будет использовано против врага. Мы всего лишь перераспределим его, сэр. Вы ведь понимаете, что я имею в виду? Рано или поздно армии придется вооружить и экипировать нас, так почему бы нам не озаботиться этим заранее? А оформить документы можно будет и потом.

Рансимен столь энергично затряс головой, что тщательно уложенные длинные волосы, прикрывавшие расширяющуюся лысину, разлетелись во все стороны.

– Так нельзя, Шарп, так нельзя! Это против всех прецедентов. Против всех установлений! Черт побери, это против инструкций! Меня могли бы предать военно-полевому суду! Какой позор! – Рансимена даже передернуло. – Я удивлен, Шарп, – продолжил он, – и даже разочарован. Как вы можете предлагать такое? Я знаю, вы не джентльмен ни по происхождению, ни по образованию, но я все же был о вас лучшего мнения! Джентльмен не крадет, не лжет, не унижает женщину, он чтит Бога и короля. Все это относится и к вам, Шарп!

Шарп вошел следом за Рансименом в его комнату. Полковник занимал бывшее караульное помещение в одной из башен, и когда древние ворота крепости распахивались, за ними открывался потрясающий вид на юг. Шарп прислонился к дверному косяку.

– Что случалось, генерал, – спросил он, когда отповедь Рансимена закончилась, – когда фургон пропадал без вести? Вы ведь наверняка теряли их по причине кражи?

– Такое бывало, но редко. Один фургон. Может быть, два. От силы с полдюжины.

– И тогда… – начал Шарп.

Полковник Рансимен поднял руку:

– Ничего мне не предлагайте, Шарп! Я честный, богобоязненный человек, и я даже не помыслю о том, чтобы украсть у казны его величества фургон с мушкетами. Нет, не стану. Я никогда не обманывал раньше и не начну теперь. И вообще, я категорически запрещаю вам говорить на эту тему. Считайте это прямым приказом!

– Два фургона мушкетов, – поправил полковника Шарп, – и три подводы боеприпасов.

– Нет! Я уже запретил вам поднимать этот вопрос. Всё, кончено. Ни слова больше!

Шарп вынул перочинный ножик, которым обычно чистил замок винтовки, раскрыл его и провел большим пальцем по острому лезвию.

– Генерал Лу знает, что мы здесь, и наверняка он расстроился из-за молодого офицера, которого убила шлюха Кили. Не удивлюсь, если он попытается отомстить. И как это будет выглядеть? Ночной штурм? Возможно. И у него два полных батальона пехоты, и каждый из этих ублюдков надеется получить назначенную Лу награду за мою голову. На месте генерала я бы напал с севера, где почти не осталось стен, и пустил бы драгун прикончить оставшихся в живых. – Шарп кивнул в сторону крутой подъездной дороги и усмехнулся. – Представьте, как вас преследует на рассвете шайка серых драгун и у каждого в ташке лежит наточенный нож для кастрации. Лу не знает пощады. Он известен тем, что не берет пленных. Он просто достает нож, сдергивает с вас бриджи и отрезает ваш…

– Шарп! Пожалуйста! Прошу вас! – Побледневший Рансимен как зачарованный смотрел на перочинный нож и не мог отвести взгляда. – Вовсе не обязательно расписывать это в таких подробностях!

– Генерал! Я поднимаю серьезный вопрос! С моей горсткой стрелков дать отпор бригаде французов невозможно. Я мог бы нанести им урон, если бы у ирландских парней было оружие, но без мушкетов, штыков и боеприпасов… – Шарп покачал головой и щелчком убрал лезвие. – Вам выбирать, генерал, но, будь я старшим британским офицером в этом форте, я бы нашел способ как можно быстрее добыть исправное оружие. Конечно, если бы не хотел по возвращении в Гэмпшир брать высокие ноты в церковном хоре.