– Где вы встретите полковника Рансимена, – пообещал Хоган. – Я думаю, он понравится вашей светлости.

– Вы имеете в виду, что он знает, как до́лжно обращаться с гвардией короля? – спросил генерал Вальверде, пристально глядя при этом на Шарпа.

– Я знаю, как обращаться с гвардией короля, сэр, – вмешался Шарп. – С телохранителями короля мне тоже приходилось иметь дело.

Кили и Вальверде уставились на Шарпа чуть ли не с открытым презрением, но Кили не смог удержаться от соблазна высмеять реплику стрелка.

– Вы говорите, как я полагаю, о лакеях ганноверца? – спросил он тоном изрядно выпившего человека.

– Нет, милорд, – сказал Шарп. – Это было в Индии. Те, о ком я говорю, охраняли толстенького ублюдка, называвшего себя султаном Типу.

– И вы обучили их, разумеется? – поинтересовался Вальверде.

– Я убил их, – ответил Шарп, – и толстого ублюдка тоже.

Выражение надменности словно смело с лиц обоих испанцев, а перед Шарпом вдруг с полной ясностью предстала картина: тоннель, заполненный орущими индусами с украшенными драгоценными камнями мушкетами и саблями с широким клинком. Стоя по колено в пенящейся воде, Шарп дрался в темноте, убивал одного за другим телохранителей, чтобы добраться до этого толстяка с лоснящейся кожей и блестящими глазами, мерзавца, до смерти замучившего товарищей Шарпа. Он помнил отдающиеся эхом крики и грохот мушкетов, вспышки выстрелов, отражавшиеся в воде, и блеск драгоценных камней на шелковых одеяниях Типу. Он помнил смерть Типу, и это было одно из немногих убийств, воспоминания о которых приносили удовлетворение.

– Султан был настоящим подонком, – с чувством сказал Шарп, – но умер как мужчина.

– У капитана Шарпа, – торопливо вставил Хоган, – есть определенная репутация в нашей армии. Возможно, вы и сами о нем слышали, милорд, – именно капитан Шарп захватил «орла» при Талавере.

– Вместе с сержантом Харпером, – уточнил Шарп, и офицеры лорда Кили воззрились на него с еще бо́льшим интересом.

Любой солдат, отбивший штандарт противника, становится знаменитым, и лица большинства офицеров гвардии выразили уважение, а священник, отец Сарсфилд, отреагировал особенно живо.

– Боже мой, еще бы я не помнил! – воскликнул он с энтузиазмом. – И разве это не воодушевило всех испанских патриотов в Мадриде?! – Он неуклюже соскочил с лошади и протянул Шарпу пухлую ладонь. – Это честь для меня, капитан, честь! Даже притом, что вы – безбожный протестант! – Последнее было сказано с широкой дружеской усмешкой. – Вы ведь язычник, Шарп? – уже серьезно спросил священник.

– Я ни то и ни другое, отец.

– Мы все что-то в глазах Бога, сын мой, и любимы Им за это. Мы с вами еще поговорим, Шарп. Я расскажу вам о Боге, а вы должны рассказать мне, как лишить проклятых французов их «орлов». – Священник с улыбкой посмотрел на Хогана. – Ей-богу, майор, вы оказываете нам честь, даря такого человека, как Шарп!

После того как стрелка одобрил священник, офицеры Ирландской королевской роты примирились с Шарпом и только лицо Кили потемнело от отвращения.

– Вы закончили, отец? – спросил Кили с сарказмом.

– У меня свое отношение к капитану Шарпу, милорд. Мы увидимся с вами утром.

Кили кивнул и погнал коня прочь. Офицеры поехали за ним, предоставив Шарпу, священнику и капитану Донахью следовать за растянувшейся ротной колонной, обозом, слугами и солдатскими женами.

К сумеркам Ирландская королевская рота дошла до отдаленного форта Сан-Исидро, выбранного Веллингтоном для ее квартирования. Португальцы давно покинули устаревшую во всех отношениях крепость, так что усталым солдатам пришлось сначала вычистить грязные каменные бараки. Воротную башню отвели офицерам, отец Сарсфилд и Донахью устроились там весьма комфортно, тогда как Шарп и его стрелки приспособили под жилье бывший склад боеприпасов. Сарсфилд привез в багаже королевское знамя Испании, которое теперь гордо реяло на крепостной стене рядом с флагом Великобритании.

– Мне шестьдесят, – сказал священник. – Вот уж не чаял, что когда-нибудь придется служить под этим знаменем.

Шарп посмотрел вверх:

– Вас это беспокоит, отец?

– Наполеон беспокоит меня куда больше, сын мой. Победим Наполеона, и тогда можно будет поискать противника послабее, вроде вас! – Это было сказано дружеским тоном. – И еще беспокоит, сын мой, – продолжал отец Сарсфилд, – что у меня есть восемь бутылок приличного красного вина, дюжина хороших сигар и один лишь капитан Донахью, чтобы разделить их со мной. Вы окажете мне честь, если присоединитесь к нам за ужином. И скажите, вы играете на каком-нибудь инструменте? Нет? Печально. У меня была скрипка, правда она где-то потерялась, однако сержант Коннор прекрасно играет на флейте, и солдаты в его отделении поют очень красиво. Они поют о доме, капитан.

– О Мадриде? – усмехнулся Шарп.

Сарсфилд улыбнулся:

– Об Ирландии, капитан, о нашей родине за морями, где не многие из нас когда-либо бывали и где большинству из нас не суждено побывать. Ну, пойдемте ужинать.

Священник дружелюбно приобнял Шарпа за плечи и повел к башне у ворот.

Над голыми вершинами задул холодный ветер, наступила ночь, и от первых кухонных костров в небо потянулись струйки синеватого дыма. На холмах выли волки. Зверей этих в Испании и Португалии много, и зимой они порой забегают к линии дозоров, чтобы стащить у зазевавшегося солдата еду. Но этой ночью волки напомнили Шарпу французов в серой форме бригады Лу.

Шарп поужинал с капелланом, а потом вместе с Харпером обошел под ярким звездным небом крепостные стены. Внизу, в казармах, солдаты Ирландской королевской роты жаловались на превратности судьбы, забросившей их на неприветливую границу между Испанией и Португалией, но Шарп, получивший приказ сделать их жизнь невыносимой, думал о том, возможно ли вместо этого превратить гвардейцев в настоящих солдат, с которыми он мог бы отправиться через холмы далеко в Испанию – туда, где водится волк, которого нужно обложить, загнать в западню и зарезать.

Пьер Дюко с растущим нетерпением ждал вестей о прибытии Ирландской королевской роты в армию Веллингтона. Больше всего француз опасался, что часть будет расквартирована в глубоком тылу и он не сможет использовать ее в своих целях, но риск этот был вынужденный и рассчитанный. С тех пор как французская разведка перехватила письмо лорда Кили, просившего у короля Фердинанда разрешения отправиться с гвардейцами воевать на стороне союзников, Дюко знал, что успех его плана зависит от невольного сотрудничества союзников в не меньшей степени, чем от его собственного таланта. Однако при всем своем уме Дюко был бессилен без ирландцев.

Новости с британской стороны поступали редко. Было время, когда солдаты Лу могли безнаказанно хозяйничать по обе стороны условной линии фронта, но теперь британские и португальские армии надежно укрепили ее и разведка Лу зависела от горстки ненадежных гражданских, согласных продавать информацию ненавистным французам, от допросов дезертиров и от умозрительных выводов из донесений его собственных подчиненных, которые рассматривали горные долины в подзорную трубу.

И вот один из этих разведчиков принес Лу известие о гвардейской роте. Отряд серых драгун отправился на одинокую вершину, которая позволяла заглянуть достаточно далеко вглубь Португалии и при некотором везении обнаружить скопление британских войск, что могло свидетельствовать о подготовке нового наступления. Наблюдательный пост возвышался над широкой бесплодной долиной, где блестел ручей у подножия скалистого хребта; на этом хребте стоял давно заброшенный форт Сан-Исидро. Военная ценность форта была невелика, поскольку дорогой, которую он охранял, давно не пользовались и столетие небрежения разрушило крепостные валы и рвы, превратив их в пародию на прежнюю мощь, так что Сан-Исидро стал прибежищем ворон, лис, летучих мышей, пастухов, бандитов и случайного разъезда серых драгун, который однажды провел ночь в убогом бараке, укрывшись от дождя.