И именно туда, когда остановилась гондола, пошел Джордж. На выходе он обернулся и крикнул:

– Жди меня, Хезер! Не ходи за мной!

Но хотя она пыталась сделать так, как он сказал, оно ее нашло. Оно стремительно разрасталось во все стороны. Она поняла, что все на свете исчезло, а она сама затерялась в пронизанной страхом тьме и, всеми покинутая, безгласная, звала мужа по имени, пока все ее существо не сжалось в комочек вокруг самой сердцевины и она не провалилась в бесконечную сухую бездну.

Напряжением воли, которая способна на удивительно многое, если правильно ее использовать в правильный момент, Джордж Орр нашел под ногами твердые мраморные ступени, ведущие в башню НИПОЧ, и пошел по ним вверх, в то время как глаза уверяли его, что шагает он по туману, по грязи, по разлагающимся трупам и полчищам мелких жаб. Было очень холодно, однако в воздухе пахло горячим металлом и горелыми волосами и плотью. Он пересек фойе. На мгновение золотые буквы, которыми вокруг купола был записан афоризм, запрыгали вокруг него: ИНТЕРЕС ЧЕЛОВЕК Ч Л Е Е Е. Буквы «Е» попытались поставить ему подножку. Он встал на пешеходную ленту, хотя она была ему не видна; ступил на спираль эскалатора и поехал вверх в пустоту, все время поддерживая его силой воли. Он даже не закрывал глаза.

На последнем этаже пол был изо льда, примерно в палец толщиной и очень прозрачного. Сквозь него виднелись звезды Южного полушария. Орр наступил на него, и звезды тут же зазвенели громко и фальшиво, как надтреснутые колокольчики. Но хуже была отвратительная вонь, от которой перехватывало дыхание. Он шел вперед, выставив перед собой руку. В конце концов она уткнулась в дверь приемной Хейбера; видеть он ее не мог, но чувствовал пальцами. Где-то завыл волк. Лава текла к городу.

Он пошел дальше и добрался до последней двери. Распахнул ее. По другую сторону не было ничего.

– Помогите мне, – сказал он вслух, ибо пустота уже тянула, влекла его.

В одиночку ему не хватило бы сил пробиться сквозь это ничто и выйти с другой стороны.

В голове смутно что-то зашевелилось; он вспомнил о Тьюаке Эннбе Эннбе, и о бюсте Шуберта, и о том, как Хезер сердито говорит: «Ты что, Джордж?!» Видимо, это все, с чем предстоит идти через ничто. Он пошел вперед. Понимая, что потеряет все, что у него есть.

Он вступил в центр кошмара.

Там была холодная, еле заметно вращающаяся темнота, сотканная из страха; под ее воздействием его тянуло в стороны, раздирало на части. Орр знал, где стоит «Усилитель». Он протянул свою смертную руку в направлении хода вещей. Обнаружил машину, нащупал нижнюю кнопку и один раз нажал.

Сделав это, он присел, зажмурился и сжался в комок: страх овладел его сознанием. Когда он открыл глаза и поднял голову, мир существовал заново. Выглядел он так себе, но, по крайней мере, был на месте.

Они находились не в башне НИПОЧ, а в каком-то кабинете попроще и победнее, в котором он раньше никогда не был. Хейбер массивной тушей лежал на диване с торчащей вверх бородой. Она опять стала рыжевато-коричневого цвета, а кожа была не серая, а обычная, бледноватая. Полуоткрытые глаза ничего не видели.

Орр отсоединил электроды, чьи провода, идущие от черепа Хейбера к «Усилителю», напоминали червей-нематод. Он посмотрел на машину с раскрытыми внутренностями; надо ее уничтожить, подумал он. Но он не знал, как именно, и совсем не желал пробовать. Уничтожение не по его части, да и машина более невинна, более безгрешна, чем даже любое животное. Никаких намерений, кроме наших собственных, у нее нет.

– Доктор Хейбер. – Он встряхнул широкие, тяжелые плечи. – Доктор Хейбер! Просыпайтесь!

Через некоторое время большое тело зашевелилось и вскоре село. Все в нем обвисло и ослабло. Мощная красивая голова безвольно висела на плечах. Нижняя губа полуоткрыла зубы. Глаза смотрели в одну точку, в темноту, в пустоту, в небытие в центре Уильяма Хейбера; они больше не были непрозрачные – они были пустые.

Орру стало физически страшно, и он попятился от этого человека.

Нужно позвать на помощь, подумал он, я один не справлюсь… Он вышел из кабинета, пересек незнакомую приемную, сбежал вниз по лестнице. Раньше он никогда не был в этом здании и понятия не имел, что это и где. Оказавшись на улице, он понял, что находится в Портленде, но не более того. Похожих улиц вблизи парка Вашингтона или на Западных холмах не было. Он по такой никогда не ходил.

Пустота хейберовского существа, действенный кошмар, излученный его спящим мозгом, порвали связи. Преемственность, которая раньше всегда наблюдалась между мирами и временными пластами орровских снов, была уничтожена. В мир проник хаос. Воспоминаний о жизни в действительности, где он теперь оказался, у Орра было мало, и они все были бессвязные. Почти все, что он знал, происходило из других воспоминаний, их других привидевшихся во сне времен.

Другие люди, проникающие в суть вещей не так глубоко, к такой перемене существования могли бы приспособиться легче, но, не зная, как ее объяснить, больше бы испугались. Они бы обнаружили, что вдруг мир кардинально и бессмысленно изменился без какой-либо рациональной причины. Сон доктора Хейбера повлечет за собой много страха и смерти.

И потерь. Потерь.

Он знал, что потерял ее, знал с тех самых пор, как с ее помощью вступил в пустоту страха, окружившую сновидца. Она пропала вместе с миром серых людей и огромным фальшивым зданием, куда он забежал, оставив ее одну в рушащемся и расползающемся кошмаре. Ее не стало.

Он не пытался позвать кого-то на помощь Хейберу. Хейберу уже было не помочь. Да и ему самому тоже. Он сделал все, что мог в жизни сделать. Он шел по рассеянным улицам. Судя по знакам, он оказался в северо-восточной части Портленда, которую он никогда толком не знал. Дома здесь были низкие, и иногда на перекрестках на фоне темнеющего апрельского неба показывалась гора. Орр заметил, что извержение остановилось; точнее, никогда не начиналось. Пепельно-фиолетовая гора Худ спала. Спала и видела сны.

Орр шагал без цели – по одной улице, затем по другой. Он так устал, что иногда ему хотелось прилечь отдохнуть прямо на тротуаре, но он шел дальше. Наконец он оказался недалеко от реки и деловых кварталов. Город, наполовину уничтоженный, наполовину преображенный, свалка грандиозных замыслов и нагромождение отрывочных воспоминаний, являл собой бедламское столпотворение; огонь и безумие перекидывались от дома к дому. Но при этом люди продолжали заниматься своими привычными делами: двое мародеров грабили ювелирный магазин, а мимо них шла по улице женщина с орущим, раскрасневшимся младенцем на руках и направлялась явно домой.

Где бы он ни был, этот дом.

Когда тем же вечером Орр пытался найти в хаосе пригородов дорогу к Корбетт-авеню, его остановил какой-то альдебаранский пришелец и предложил пойти за ним. Орр послушно пошел. Через некоторое время он спросил пришельца, не зовут ли его Тьюак Эннбе Эннбе, но спросил без особой уверенности и, судя по всему, не особенно огорчился, когда пришелец весьма обстоятельно объяснил, что его, Орра, зовут Жор Жор, а пришельца – Энемемен Асфах.

Существо отвело его в свою квартиру недалеко от реки, расположенную над мастерской по ремонту велосипедов и рядом с Евангельской миссией вечной надежды, в которой сегодня народу было полно. Сейчас по всему миру вопрошали разных богов – более или менее вежливо – в надежде получить объяснение тому, что произошло между 6:25 и 7:08 по времени тихоокеанского побережья США. Когда они поднимались по темной лестнице на второй этаж, из-под половиц донеслись трогательно нестройные голоса, поющие гимн «Скала вечная». Придя в квартиру, пришелец предложил, чтобы Орр, поскольку он выглядит уставшим, лег на кровать.