Москва. 2022 год. Серия книг: «о личном».
Мои социальные сети: @antinomyss – Instagram (Запрещенная в России социальная сеть).
Двадцать четыре года – не предел
1.
Некогда мне было 7 лет. Было это не так давно, но когда это «не так давно» наступило, я понял, что прожил двадцать четыре года. Мудрость не обременила, но все же я вошел в ту стадию человеческой сущности, когда ты начинаешь ощущать себя по-настоящему. Вот и я ощутил, что со мной произошло.
Когда-то в детстве.
Летний вечер обладает удивительным свойством незаметно убирать минуты счастливых моментов. В один из таких вечеров мы с ребятами играли в футбол. Вокруг нашей площадки стояли хрущевки, защищая своими стенами и желтым светом окон от звуков городской суеты.
– Пинай сюда мяч! – кричал Никита, мой друг и сосед из соседнего подъезда.
Я пнул мяч с силой, на которую только способна нога семилетнего ребенка. Он пролетел сквозь воздух и ударился о ноги Никиты, звуча глухим хлопком. Никита повел мяч к воротам, еще двое человек пытались забрать его и повести к нашим воротам. Походило это на беспорядочные догонялки и игру в горячую картошку одновременно. Еще минута и мяч в воротах наших с Никитой противников!
– Ура! Мы выиграли! – кричал я.
– Ну ничего, мы еще посмотрим, кто круче играет, – говорили наши соперники.
Вдруг из окна крикнули:
– Никита, пора домой! «И другу твоему тоже!» —сказала мама моего напарника. Он взял свой мяч, и мы пошли в сторону дома, где нас ждали родители.
– Вот бы катать мяч целый вечер! Это же свобода! А то чуть сразу солнце за деревья и сразу домой, уроки учить, да спать ложиться, – сказал я.
В этот момент мы подошли к его подъезду, и я с улыбкой на лице я сказал:
– Ну что? Завтра играем?
– Давай! «Нужно навалять этим ребятам еще раз!» —сказал Никита.
Юность.
Я сидел в кабинете, где было три окна. Вокруг меня стояли растения: папоротник, со свисающими листьями, какой-то цветок похожий на монстра и одинокий фикус. Шел урок, на котором мы слушали о грибах и отпускали шуточки на эту тему. Наша тучная учительница закатывала глаза и говорила:
– Я сказала что-то смешное, Шишкин?
В этот момент, задние парты, за которыми сидел и я прорвало на смех, класс заполнился гоготанием. Учитель продолжила:
– Хорошо, раз так смешно, то вы можете выйти, посмеяться, а после этого пройтись на второй этаж в кабинет директора. Встали и вышли из кабинета!
Поднялся я, сосед по парте и тот самый «Шишкин. Мы втроем вышли из кабинета, хлопнув дверью.
– Сейчас бы за шутки к директору отправлять – сказал сосед по парте.
– Согласен! Быстрее бы уже закончить эту школу, чтобы чувствовать настоящую свободу! – сказал я.
– Да, надоела мне эта тюрьма для подростков! «Я и без того все знаю», —сказал Шишкин.
– А давайте уйдем? Попросим одноклассников забрать наши вещи? «Нас ведь все равно выгнали оттуда?» —сказал я.
– И вправду! Пойдемте на улицу, у меня кое-что есть, – сказал сосед по парте.
– Что? – спросили в один голос я и Шишкин.
– Узнаете.
Мы вышли на улицу. На дворе стояли майские дни; теплый ветер обдувал лицо и шептал: «скоро лето». Пройдя калитку, мы вышли на аллею, где росли липы, тополи и дубы. Они стояли в ряд и тени от их листвы падали на асфальт, делая его пятнистым, словно леопард. Пройдя мимо деревьев, мы повернули за угол; там была трансформаторная будка, за которой все собирались после уроков и курили.
– Будете? «У меня есть парочка сигарет», —сказал мой сосед по парте.
– А давай! – сказал Шишкин, – ты откуда их взял?
– Брата попросил купить. Он говорит, что я должен перебеситься, а мне – в кайф! – и сосед по парте втянул дым и выдохнул сероватый клубок. Пахнуло табаком, гарью и еще чем-то непонятным. Шишкин тоже взял сигарету, но затянувшись закашлял.
– Ты будешь? – сказал сосед по парте.
– Нет, спасибо, не очень-то хочется, – сказал я.
– Слабак, получается, – сказал сосед.
– Я не слабак, – ответил я.
– Слабак, слабак! Мамочку боишься?
– Да не боюсь я мамочку! – сказал я.
– Докажи! Затянись пару раз!
Я посмотрел на него и чувствовал, как во мне вскипает злость. Правда больше злости во мне вскипал страх, потому что я действительно боялся: «а вдруг узнает мама?». Шишкин протянул свою недокуренную сигарету, и я затянулся во все легкие. Выпустив дым, я почувствовал, как тело начало тяжелеть, а голова пошла кругом. Я затянулся еще раз и перед моими глазами поплыл сосед по парте, тело все больше расслаблялось. Третья и четвертая затяжка прошли по наитию. Я докурил сигарету, выбросил ее на землю и затоптал ногой.
– Мужик! – сказал мне сосед по парте.
– Мужик! – сказал Шишкин.
Возвращаясь в школу, я чувствовал, как мне сложно передвигать ногами, но еще больше я чувствовал запах сигарет на мне. Пройдя по коридорам, мы оказались около того самого кабинета биологии и увидели, как собираются наши одноклассники. Мы позвали одного из них и попросили забрать наши рюкзаки. Забрав рюкзаки к нам подошел один одноклассник и сказал:
– Она в курсе, что вы не ходили к директору. Сейчас собралась звонить родителям.
Вечером меня ждала мама и подойдя к ней она спросила:
– Ты куришь?
Из-под ног ушла земля, а к лицу прильнула кровь. Я ответил:
– Нет, с чего ты взяла?
– Тебя видели сегодня возле школы, как ты смолишь вместе с двумя пацанами из твоего класса, – сказала мать, – ты понимаешь, что меня вызывают в школу не только потому, что ты не пошел к директору и сбежал с уроков, но и потому, что ты сбежал с уроков чтобы покурить!
На ее лице я видел печаль, она была явно расстроена. Я продолжил:
– Мам, забудь, все нормально.
– Нормально?!
– Перестань, мама! «Ты не понимаешь!» —сказал я.
– Ах это я не понимаю? – сказала она возмущенным голосом.
– О боже мой! – крикнул я и вышел из квартиры захлопнув дверь. Долго бродил я по переулкам возле дома, рассматривал наши хрущевки и решил расслабиться. Увидел крохотный магазин, похожий на шайбу и купил сигареты. Вдохнув в себя черный дым, я почувствовал тяжесть в ногах и головокружение.
– Какова же свобода! – сказал я и пошел обратно в сторону своего дома.
Пока я шел, то сорвал кучу листьев, пережевывая их и выплевывая на землю. Зашел домой и снова услышал возмущенный голос мамы:
– Как ты смеешь выходить из дома, пока я разговариваю? Теперь ты после школы сразу идешь домой, никаких гулянок! Ты – под домашним арестом! – сказала она.
– Ну мам! – сказал я.
– Не мамкай, а готовься к проверкам всех щелей в твоей комнате. Я буду тщательно следить, чтобы сигарет не было в этом доме, – сказала она, – марш в комнату!
Я начал говорить про себя:
«Господи, как мне это все надоело! Лучше бы не приходил домой. Вечно это ограничение свободы! Вот уйду от них, и взмолятся о том, чтобы вернулся назад!»
То время, когда подростки становятся взрослыми.
Мокрые листья лежали под ногами, лужи вибрировали от шагов толпы, громко смеющейся около входа в метро. На улице стояла серость и мало мне этого вида каменного города! Так еще и ветер залетал под воротник, остужая мое тело. Я шел в университет подавленный, желающий только одного: лечь спать.
Прошло полгода, как я уехал в другой город от родителей. Сначала у меня была эйфория.
«Наконец-то я один и могу делать что захочу!» – думал я.
Правда, в том, что то, что я хотел делать никак не увязывалось с реальным положением дел. Пару раз в неделю я выходил на работу, чтобы родительская шея мало-помалу опустела от моих ног. Я долго сидел в университете на занятиях, словно понимал все то, что нам говорили. По приходу домой я сливался в единое целое с диваном, смотрел в телефон и не делал ничего; сил моих не хватало. Друзей я еще не нашел и более того, начал скучать по материнскому дому до такой степени, что каждый раз хотелось сбежать обратно в нашу хрущевку. «Свобода» оказалась не той, что я себе представлял, все больше я хотел запереться, закрыться и спать, прожигая минуты во снах по шестнадцать часов в сутки.
