«На следующее утро[54] его величество покинул Экс… и отправился в Арль, где провел пятнадцать дней… Находясь там, он пожелал увидеть моего отца, послал за ним и после нескольких бесед, зная, что его отец, покойный король Генрих II, очень ценил его и принимал со всеми подобающими почестями, он вручил[55] ему 200 золотых крон, к которым королева добавила еще сто, и назначил его советником и лейб-медиком с соответствующей этому званию зарплатой и привилегиями».
Мы уже отмечали, с каким презрением отзывался о Нострадамусе Шантоне. С такой же враждебностью относился к нему и испанский посол дон Франсиско де Алава. Некоторые его сообщения Филиппу II содержат весьма интересные подробности, связанные с визитом короля. В одном говорится о пророчестве, не подтвержденном историей. Он пишет, что в первый день, когда король и королева встретились с Нострадамусом, он объявил, что король женится на Елизавете Английской[56].
Спустя несколько месяцев в другом сообщении из Тулузы говорится о том, с каким уважением Екатерина относится к Нострадамусу.
«Чтобы ваше величество убедились, насколько люди здесь безумны, расскажу вам, что королева, проезжая город, где живет Нострадамус, вызвала его и подарила ему 200 крон[57]. Она приказала ему составить гороскоп для короля и королевы[58]. Поскольку он самый дипломатичный человек в мире и никогда не говорит ничего, что могло бы вызвать недовольство задающих вопрос, он так обольстил этими гороскопами короля и королеву, что они велели ему следовать за двором, обращаясь с ним наилучшим образом, пока не расстались с ним в Арле. Когда я выразил надежду, что с Божьей помощью от этих встреч[59] будет большая польза, королева спросила меня: «А известно ли вам, что Нострадамус заверил меня, что в 1566 году воцарится всеобщий мир и что Франция умиротворится и упрочит ее положение?» У нее был такой уверенный вид, словно она цитировала святого Иоанна или святого Луку»[60].
После этого визита противникам Нострадамуса стало ясно, что французский дом с большим уважением относится к пророку. Но его триумф длился не долго. Здоровье Нострадамуса стало ухудшаться. Подагра и артрит измучили его настолько, что он перестал выходить из дому и общался только с семьей и близкими друзьями. 17 июня 1566 года Нострадамус вызвал нотариуса, Жозефа Роше, чтобы продиктовать завещание[61].
Нострадамус подробно перечислил различные типы монет, которыми он владел, на общую сумму 3444 кроны[62]. Большую часть наследства он завещал своей дочери, Мадлен. Ей он оставил 600 крон, а ее сестрам Анне и Диане по 500 крон каждой. Жена Нострадамуса получала 400 крон и большую часть домашней обстановки. По достижении двадцати пяти лет каждый сын должен был получить по 100 крон. Кроме того, незначительные суммы он завещал девушке по имени Мадлен Безодин (10 крон), братьям-францисканцам (2 кроны), братьям монастыря Сен-Пьер-де-Канон (1 крону), часовне Кающихся Грешников Белого Братства (1 крону) и тринадцати нищим (по 6 су). Пророк, который мог быть очень точным, когда этого хотел, предусмотрел все возможные варианты, связанные с повторным браком жены, рождением у нее детей в новом браке, смертью жены до замужества дочерей. Кроме того, он дал подробные указания относительно похорон. Он распорядился, чтобы его тело было похоронено в церкви монастыря Святого Франциска, между большой дверью и алтарем Святой Марфы. За это монахи получали 1 крону. Распорядителями он назначил Палламеда Марка, месье де Шатонефа и Жака Сюфрена, буржуа.
Самым старшим и, очевидно, самым любимым сыну и дочери, Сезару и Мадлен, он завещал некоторые из своих вещей, которые им не терпелось получить. 30 июня Нострадамус опять вызвал нотариуса, чтобы составить дополнение к завещанию, согласно которому сразу же после смерти отца Сезар получал астролябию и большое золотое кольцо, а Мадлен два ящика орехового дерева с одеждой, кольцами и драгоценностями, которые в них хранились.
Согласно Шавиньи, приблизительно 25 июня за приступом артрита последовала водянка. 1 июля послали за отцом Видалем, настоятелем монастыря Святого Франциска, который исповедал умирающего и совершил святое предсмертное причастие. Вечером, прощаясь с Нострадамусом, Шавиньи сказал: «До завтра», на что Нострадамус ответил, и это было его последнее пророчество: «На рассвете ты уже не застанешь меня в живых»[63]. Он скончался рано утром, после восьмидневных мучений.
Согласно завещанию его похоронили в часовне. Хотя это не было отражено в завещании, но он просил похоронить его в стене, чтобы салонские крестьяне не смогли топтать ногами его могилу[64].
На мраморной плите длиной 6 футов высечена эпитафия:
D.O.M.
CLARISSIMI OSSA
MICHAELIS NOSTRADAMI UNIUS OMNIUM MORTALIUM JUDICIO DIGNI,
CUIUS PENE DIVINO CALAMO TOTIUS ORBIS,
EX ASTRORUM INFLUXI FUTURI EVENTUS
CONSCRIBERENTUR.
VIXIT ANNOS LXII. MENSES VI. DIES XVII.
OBIIT SALONE AN. MDLXVI.
QUIETUM POSTERI NE INVIDETE.
ANNA PONTIA GEMELLA
CONIUGI OPT. V. FELICIT.
Богам Манам.
Здесь покоятся кости
знаменитого Мишеля Нострадамуса,
единственного из всех смертных,
который оказался достоин запечатлеть
своим почти божественным пером,
под влиянием звезд, будущие события всего мира.
Он прожил 62 года, 6 месяцев и 17 дней.
Он умер в Салоне в 1566 году.
Да не нарушат потомки его покой.
Анна Понсар Жемелль уповает
на истинное блаженство своего супруга.
Что касается внешности и характера Нострадамуса, то описание Шавиньи настолько подробное и точное, что мы решили им воспользоваться.
«Он был немного ниже среднего роста, крепкого телосложения, легкий и энергичный. У него был большой лоб, прямой нос, серые глаза, которые обычно смотрели доброжелательно, но сверкали, когда он сердился или гневался, со строгого лица не сходила улыбка, так что вместе с серьезностью в нем проявлялось человеколюбие; его щеки сохранили румянец даже в старости; его борода была длинной и ухоженной[65]; он отличался отменным здоровьем (не считая старости), обладал всей полнотой чувств. У него был живой ум; он обладал удивительной памятью и свежестью восприятия. По характеру он был молчаливым, много думающим и мало говорящим, но когда было нужно, он умел прекрасно говорить; в своих движениях быстрый и живой, он был наблюдателен и терпелив в работе, но склонен к гневу. Он спал не более четырех-пяти часов. Всегда был полон энергии, много смеялся, едко шутил, любил и хвалил свободную искренность выражений. Он одобрял обряды римской церкви, придерживался католической веры и религии, вне которой, по его убеждению, не было спасения; он порицал тех, кто, покинув ее лоно, упивался чужеземными доктринами, заявляя, что их ожидает гибельный конец. Он соблюдал посты, регулярно бывал в церкви и много жертвовал ей; он ненавидел пороки и сурово отчитывал за них; он помогал бедным, которым очень сочувствовал, и был милосерден к больным, не имевшим возможности отблагодарить его за помощь»[66].