Родной брат матери и мой дядюшка — единственный нормальный колдун, среди темных, ректорствует в Академии Темнейших, а его жена и дети надоедают мне ненужным вниманием и заботой. Особенно тетушка.

— Гораций Родериг Тердльштатский!

Да, меня так зовут, и я не горжусь своим именем, предпочитая короткое Гор претенциозному сдвоенному имени, но моего мнения никто не спрашивает. И это тетушка Оливия кричит на весь двор, потому что время танцев, а в бальный зал меня возможно затащить лишь силой. Она, конечно, могущественная ведьма, и пара связывающих заклинаний для нее, как чих, но я умею хорошо прятаться, а тетушка до жути боится волшебных существ, которые населяют ущелья и непролазные заросли мокряка и луговицы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

По правде сказать, отец и мать редко появляются в замке, предпочитая резиденцию в Дарленде, поэтому забота обо мне легла на плечи тетушки Оливии.

— Гораций! — визжит благородная ведьма, в роду которой насчитывается несколько поколений, уходящих корнями к самой богине Триединой. В библиотеке, куда я исправно хожу каждое утро на занятия с профессором Блоссом, в ряд выстроилось сто тринадцать толстенных томов, посвященных жизнеописанию тетушкиного рода, и она гордиться этим, бережно стряхивая батистовым платочком пыль с кровавых переплетов.

Сразу за дворовыми постройками начинается узкое и темное ущелье, по которому протекает чистая горная и шумливая речка, и здесь я прячусь от тетушки Оливии. Она догадывается, в каком направлении искать, но вход в ущелье узкий, и ее расплывшаяся тушка никогда не пролезет в лаз, надежно спрятанный побегами дарнеллы. Кстати пришлись ядовитые шипы, которые не пускают в ущелье некоторых зубастых тварей, а иначе быть мне растерзанным на кусочки, и сейчас я сижу в засаде и разглядываю красное тетушкино лицо сквозь острые игольчатые отростки.

— И после этого вы считаете себя достойным наследником Темного королевства? — с ехидством в голосе спрашивает профессор Блоссом, наклоняясь так, чтобы я видел в узкую щель его ухмыляющееся лицо. И как только ему удается так бесшумно подкрадываться, заставая меня врасплох всякий раз, как я творю или затеваю очередную шалость?

— Вечно вы подкрадываетесь! — я руками вытягиваю в его стороны ветки с ядовитыми шипами, стараясь задеть ими мантию профессора, чтобы он убежал в страхе, но не тут-то было! Профессор Блоссом изучил мои приемы и всегда настороже. И, вообще, темный колдун лишь приветствует опасности и любит гулять в одиночестве по самым буйным зарослям мокряка и луговицы, собирая редкие травы, которые распускают лепестки цветов лишь ночью.

— Его Темнейшеству пора в бальный зал, — наставительно произносит профессор Блоссом, доставая магический амулет и уничтожая с помощью артефакта заросли дарнеллы. Мои возмущенные вопли нисколько его не трогают, а то, что он только что уничтожил редкий вид ядовитых растений, внесенных в перечень исчезающих, нисколько его не заботит.

— Я вас ненавижу, профессор Блоссом! — говорю я магу по слогам, чтобы он понял и испугался. Потомок темного колдуна способен проклясть до пятого поколения, и Блоссом прекрасно об этом осведомлен, но профессор лишь смеется, демонстрируя мне ямочки на щеках и белоснежные зубы. Он молод и полон сил, недавно женился на красивой и перспективной юной ведьме, которая работает в ВедоВстве. Профессор Блоссом не боится меня и верит, что рано или поздно воспитает из своенравного мальчугана могущественного правителя Темного королевства.

— Так-то! Взращивайте в себе ненависть, Гораций! Ваши юные фантазии относительно доброты и всепрощения — лишь избытки неправильного воспитания и вседозволенности. Отныне я занимаюсь вашим образованием и добьюсь нужного мне результата!

— Не сомневаюсь! — злобно рявкаю я в ответ язвительным тоном и вылезаю на поверхность, чуть не плача от отсутствия зарослей дарнеллы. Теперь горная речка привлечет на водопой злобных клыкастых тварей, и мое убежище станет опасным. Никогда не прощу этого профессору Блоссому, вот только освою парочку проклятий и сразу испробую на нем.

— Гораций Родериг Тердльштатский! — встречает меня полным именем тетушка Оливия на необъятном крыльце замка. — Вы заставили преподавателя танцев ожидать вас и за это понесете справедливое наказание, — она достала из-за спины связку перечных жаб со свернутыми шеями, а я кисло улыбнулся, в душе ликуя и предчувствуя веселье. Никто не знает о том, что лаборатория замка — это мой истинный дом, где я ем, сплю и провожу все то время, что не занят изучением темной магии, а отвар из перечных жаб я освоил еще в пятилетнем возрасте, когда готовил для отца противопростудное зелье. — Вы отправитесь исполнять наказание сразу после урока танцев.

— С удовольствием воспользуюсь вашим предложением, — поклонился я Оливии, — темного вам дня.

— Мы не прощаемся, Гораций, сегодня официальный ужин и примерка праздничной мантии.

— О, Триединая! — я закатил глаза и непочтительно скрылась с глаз профессора Блоссома и тетушки Оливии.

В бальной зале — просторной и светлой — меня ждали скучные танцы. Заученные до зевоты медленные и плавные па, скользящие движения по блестящем плитам пола, изящные взмахи руками и пафосные золотые бабочки, посыпающие пыльцой гостей — все это я учил изо дня в день, доводя тощего и болезного преподавателя Ло до белого каления.

— Вот и вы, мой юный друг, — притворно улыбнулся колдун, который подрастерял в молодости почти все свои магические навыки из-за сильного ранения в голову. Отец, несмотря на злобность характера, чтил защитников Темного королевства, которые доблестно изводили волшебных существ и защищали границы Триединого острова, поэтому даровал изящному и грациозному Ло место преподавателя танцев. Жил колдун в замке и считал себя выше слуг, требовал почтительного отношения и при этом боялся отца до дрожи, но и уважал. Отсюда его преданность мне и прощение многих прегрешений, за которые любой другой давно отказался бы от такой нерадивой ученицы.

— Вы настроены на танцы? — спросил он, склоняя голову, а я поморщился и встал в позицию, приподнимая обе руки и мысленно проклиная и родовой замок, и тетушку Оливию, и профессора Блоссома, и учителя Ло, и мать с отцом, и всех соседей вместе взятых. Это из-за виконта Гротта и барона Лоффа меня заставляют разучивать нелепые па. Это из-за именин сестры я обязан являться в замок по первому слову тетушки. И сестру ненавижу! Она с родителями сейчас в Дарленде, в городской резиденции, а я здесь!

— Сегодня мы разучим новые па. Вы должны кружится по зале и парить, парить, парить! — приговаривая это слово, учитель Ло начал кружиться по залу, а у меня зарябило в глазах от его быстрых и умелых движений. Изящными пассами он добился того, что золотистые бабочки сыпались из рукавов его мантии, как из рога изобилия. Уверен, гости в восторг пришли бы от такого искусства, не знай они того, кем прежде служил Ло.

— Вот такие бабочки должны получаться и у вас, мой юный друг! — гнусаво произнес учитель Ло. — Сначала магические пассы, а затем движения ногами. Начнем!

Я не разделял его воодушевления, но двигаться по кругу все же пришлось, пусть не так умело и грациозно, как сам преподаватель Ло. Да, и бабочки у меня вышли какие-то бледно-зеленые, больше похожие на крылатых пучеглазых перечных жаб, а зловоние от них разлилось такое, что преподавателю пришлось воспользоваться моим надушенным платком, чтобы неблагородно не прослезиться.

— Это даже не кошмарно, — констатировал учитель Ло степень моих успехов и отпустил пораньше. — Сегодня же подаю в отставку, — горестно произнес он на прощание свою коронную фразу, а я поклонился и пожелал учителю темнейшего вечера.

Устало перебирая ногами, я спускался по каменным ступеням в подвальные помещения, где располагались лаборатории. Тишина, сырость и стылость каменных коридоров, блики от неровного свечения маг-светильников, вделанных в потолок, потертые кроваво-красные ковры и гулкая беспросветная тьма в дальних углах подземелий — вот, что доставляло мне истинное наслаждение. Я задышал глубже, замедлил шаг и коснулся капелек влаги, выступивших на стенах, пальцами руки собирая их в ледяные струйки и образуя целые рисунки из серебристых змеек. На стенах заискрились снежинки, изрыгающие пламя драгоны и котлы с кипящими зельями, застывшие ледяными и прекрасными штрихами, а я залюбовался собственным творением. Стихии всегда отзывались на мои нехитрые шалости, но настоящая магия давалась мне с трудом, на что нередко сетовал отец, памятуя о слабом мамином даре. Он боялся, что я окажусь бездарным колдуном, поэтому нанял лучшего профессора Академии Темнейших, который готовил меня к поступлению.