– Переезжаешь? – Марфа провела пальцем по пыльной связке газетных подшивок.

– Не я. Она, – девушка уселась на пол и тут же закурила, хотя забитая пепельница явно давным-давно нуждалась в капитальной чистке.

– А ты?

– А что я? Я остаюсь сторожить хату, кто-то же должен, – девушка выпустила струю дыма и с вызовом уставилась на гостью, – так чего тебе надо? Ты не похожа на её фанаток. Какая-то… другая.

– Я слышала, как ты плакала.

– И что? Плакать теперь запрещено? – короткая стрижка сделала бы её похожей на мальчика, если бы не огромные тёмно-зелёные глазищи с длинными ресницами и выдающиеся формы, различимые даже под бесформенной мужской рубашкой. Пожалуй, если бы не чересчур крупный нос, её можно было бы назвать красавицей.

– Подумала, что тебе нужна помощь.

– И? Дальше что? Ты у нас типа фея?

– Нет. Я из соседней квартиры, вот той, – Марфа показала на стену, где висели огромные портреты незнакомой женщины с властным выражением лица, всегда в величественных позах и с надменным профилем.

– Так ты всё-таки из этих… Жаль, а мне показалось, что в тебе есть что-то порядочное. И я сказала правду, дома её нет. И сегодня не будет. Выход сама найдёшь? – девушка лениво показала, где именно искать, но Марфа не без труда выбрала свободное место у батареи и плюхнулась рядом с неприветливой хозяйкой.

– Меня зовут Марфа. Честно говоря, я не знаю, о ком ты говоришь. Просто услышала тебя через стену… Ну и пришла.

Девушка снова надолго затянулась, а потом пристально оглядела гостью.

– Обалдеть. А я Тоня. Вроде не врёшь… Тогда что ты там делала? В соседней хате?

– Можно сказать, проникновение со взломом, но не грабёж.

– Ух ты! – Тоня потёрла манжету, словно хотела убрать отсутствующее пятно. – И как, понравилось?

– Там посвободнее, чем здесь, – Марфа покосилась на типографские залежи и вернулась к портретам, – а кто она тебе, эта женщина?

– Она? – Тоня сплюнула. – К огромному сожалению, моя родная мать. Жутко, да?

– Не знаю, моя мать была пьяницей и влезала в чужие дачи, чтобы встречаться с какими-то забулдыгами. Эта вроде получше выглядит. Только строгая, наверное…

– О, не сомневайся. Я бы махнулась не глядя, – её глаза затуманились, словно она вдруг теряла нить беседы. Тоня вовсе не была такой уж слабой на вид, но что-то нездоровое проступало во всём её облике. Какая-то излишняя хрупкость.

– Не получится. Моей уже нет в живых.

– Забавно. Моей тоже.

– Тогда как же она переезжает? Или ты просто разбираешь её вещи? Я, наверное…

– Нет, вещи не её. Её убили. А вещи бабкины, она решила свалить в закат. Извини, я забыла, ты уже сказала, зачем пришла? Что-то путается всё в голове… Так чего тебе надо?

– Ты здесь одна?

– Да, говорю же. Её сегодня не будет. И завтра тоже.

– Можно, я у тебя переночую?

Тоня машинально повернулась к углу, где притулилась пара раскладушек, и хрипло пробормотала:

– Ты совсем чокнутая? Припёрлась ко мне и думаешь, что я разрешу тебе переночевать? Я же тебя не знаю. Может, ты и есть убийца.

– У меня там, в соседней квартире, одна горячая парочка мечтает воссоединиться, а я им как кость в горле.

– Сочувствую. И тебе больше некуда пойти?

– Не считая пустующего особняка в центре? Не-а.

– Ладно. Живи. Только чур готовить и убирать будешь сама. Это тебе не гостиница.

Судя по вездесущим комкам пыли, Тоня была прирождённой неряхой, но это качество с лихвой компенсировалось её необычайно лёгким нравом. Разрешив Марфе, без пяти минут незнакомке, остаться на ночь, Тоня первым делом затушила сигарету, удобно не заметив посыпавшийся на паркет пепел, и энергично потопала на кухню, чтобы проинспектировать содержимое холодильника на предмет сооружения какой-никакой еды. Результат её не впечатлил, и Тоня в сомнении обратилась к стихийной квартирантке:

– Не голодная хоть? А то у меня тут голяк полный.

– Нет, спасибо. А ты давно одна живёшь?

Тоня подавилась.

– Разве похоже, что одна? Благодаря мамочке и бабуле у нас тут всегда проходной двор.

– Так кто же они? Извини, но я не узнаю женщину на портретах. Она известная актриса?

– Неудивительно. Тебе сколько лет? – Тоня с усмешкой оглядела невысокую гостью и выудила на свет прилично засохший кусок сыра, с важностью водрузив добычу на спешно расчищенный по этому поводу участок кухонного стола.

– Больше, чем ты думаешь, – Марфа пристроилась на стуле, завешанном барахлом.

– Угу, – Тоня тоже не стала есть сыр, а снова закурила и открыла форточку, – выглядишь ты очень молодо. Даже по-детски. Моя мать тоже была вечно молодой, прямо как ты, только красивой. По-настоящему. Ну, знаешь, такой, что мужики сразу слюни распускали. Тусовалась с большими шишками, а те, в свою очередь, лезли к бабке, как припекало. А припекает рано или поздно всех, – Тоня с умным видом встряхнула пальцами, так и не найдя рядом доступную чистую пепельницу.

– Зачем?

– Зачем лезли к бабке? – Тоня задрала широкие брови, некрасиво наморщив лоб. – Так она известная знахарка. К ней кто только не обращался, когда врачи наотрез отказывались. Даже самые неверующие приползали.

– И как, помогало?

– Кому?

– Ну, тем шишкам.

– А! Конечно. Иначе бы они не лезли.

– А почему тогда она решила уехать?

– Устала. Вот ты не устаёшь?

– А причём здесь я? – Марфе вдруг стало неуютно.

– Откуда я знаю? Все отчего-то устают. Я устаю, потому что должна разбирать этот хлев, оставленный бабкой. Ты, ну не знаю… Грабишь чужие хаты? Работаешь няней? Или ты киллер? Словом, наверняка тебя тоже что-то парит. Так уж устроено.

– Почти угадала, – Марфа расслабилась, – я няня-киллер.

– Так и знала!! У тебя глаза добрые, а движения такие, словно ты хорошо контролируешь своё тело. Так только у спортсменов бывает, но ты не из этой серии точно.

– С чего ты взяла?

– Просто опыт. Поверь, я их толпы перевидала после травм. К бабке всё бегали, за чудом.

– И как?

– Да по-разному. Бабка, она ведь не каждому помогала. То есть доила она всех без разбора, но вот помогала очень выборочно. У неё целая философия имелась на этот счёт. Как по мне, так очень удобная. Если человек ей нравился, она могла его спасти. Даже бесплатно. А если нет, то гоняла и гоняла годами, а потом отказывала от дома. Наивные бедолаги потом караулили её повсюду, даже ко мне приставали. Я сперва тебя за одну из них приняла, больно расстроенная у тебя физиономия. Мрачная.

– Ясно. Нет, знахарка мне точно ни к чему, – Марфа горько улыбнулась.

– Почему? Всем что-нибудь, да надо от бабки. Я могла бы устроить встречу. Ты мне нравишься.

– Так бабка же сбежала?

– Да, – покорно кивнула Тоня, – но она и вернуться может. Кто её разберёт. Так чего ты хочешь? Как там тебя зовут?

– Марфа.

– Угу. Марфа. Чего тебе надо?

– Я бы и сама хотела разобраться.

– О, как всё запущено! Потеряла кого-то из близких?

– Да.

– Кого? Про мамку твоя я помню, жестяк, конечно, но то ведь старая история… Очевидно. Так кого еще? Парня, что ли?

– Отца. Приёмного.

– Вот отстой! А тот парень, что кувыркается в соседней хате, он тебе кто?

– Никто.

– Звучит так, будто это не так.

– Он женат.

– Дважды отстой. Но это ведь можно исправить, разве нет?

– У них дети.

– Да он козлина, извини мой французский. И зачем тебе такой подарок?

– А я и не говорила, что он мне нужен.

– Отрицаешь, – Тоня взяла бутылку минералки и отпила из горла, предложив и гостье.

– Скажем так, пытаюсь себя уговорить, что мне это не надо.

– Ну и правильно. Женатые мужики – это самый отстойный отстой. Поверь мне.

– Есть опыт?

– Есть наблюдение. Давай лучше прогуляемся, а то здесь становится душновато.

Тоня завертела полотенцем, дурашливо разгоняя дым.

– Куда пойдём?

– Да какая разница? Хотя, я тебя кое с кем познакомлю. Проветришь мозги, заодно своего женатика позабудешь.