Николай проснулся уже почти в сумерках от слабого бабушкиного зова. Хорошо приспал - до слюнки на щеке, как в детстве.
Бабушка снова прошелестела:
- Коленька, пора...
- Да слышу, ба! - буркнул. Сладко потянулся, глядя на закатный лучик на стенке старой, но добротной их избы.
Часы отбили восемь. Николай поднялся.
Бабушка повернулась от окна:
- Не проспи день-то сегодняшний! - и дробно засмеялась.
- Да вечер уже.
- Пора, пора, Коленька... - такая нежность накатила на Николая, и грусть ниоткуда взялась! Вспомнил, как бабушка заменила ему и мать гулящую, уже давно живущую в городе с каким-то, десятым наверное, хахалем, и отца, сгинувшего где-то на заработках. Как на ноги его поставила, выучила, недосыпала, когда он болел - молочком козьим да мёдом правила. Как спозаранку хлопотала над шанежками да ватрушками чуть не каждое утро.
А сейчас вон у окошка ровно былинка дрожит...
Бабушка, видно, почуяла настроение Николая, снова раскатилась мелким смешком, как горошинками:
- Не горюй, внучок! Так заведено, сам знаешь. И против не попрёшь - что люди скажут? Вон Гришку Полупятова помнишь?
Николай помнил. Полупятов два года назад взял да и свёз свою бабушку в дом престарелых - так вся деревня и его, и семью застрамила! Сперва мужики у сельпо побили, потом бабе его в клубе подол на голову девки задрали. После попытки поджога двора Полупятовы спешно уехали в город, а дом так и стоит гнилым зубом на деревне, выбитыми окнами скалится, ровно баба гулящая, пьяная, срамом да сиськами хвалится.
- Вечерять будешь, Коля?
- Нет, время уже...
С улицы откуда-то издали доносились голоса - пошли уже люди с тем же, чем и они собираются.
- И то правда, пора. По нужде хочу только.
Бабушка попыталась было встать, Николай замахал - сиди, сиди. Принёс из сеней поганое ведро, помог бабушке присесть - и отвернулся, только слышно было, как струйка цвиркает о дно.
В окно застучали,
- Сейчас, ети вашу! - Николай крикнул. Подхватил бабушку, сделавшую свои дела, на руки, впопыхах ногой повалил ведро. Заматюгался, когда оно покатилось по полу, разливая, к счастью немногочисленное, содержимое. Держа лёгкую, почти невесомую бабушку в сильных руках, ногой открыл дверь в сени, потом, впотьмах, на улицу.
- Колька, одного тебя ждём - недовольно пробурчал Витя Ферапонтов, деревенский задира и силач - два метра ростом, с полтора в плечах. Бабушка Вити была ему под стать - Витя нёс свою не на руках, как Николай, а перекинув через плечо - огромная задница старой Ферапонтихи причудливо колыхалась недалеко от лица внука.
Вблизи толпились и недовольно гудели остальные деревенские парни, каждый со своей бабушкой на руках. Вместе с ним и Витей Николай насчитал шестерых, в том числе Халила, приезжего - вспомнилось как на днях со смехом объясняли ему про древний обычай их деревни - и тот проникся, как видно. Халил два года назад переехал к ним в деревню откуда-то с юга, с семьёй - родителями, сёстрами и бабушкой. Которая теперь покоилась молча у него на руках, свет поднявшегося месяца озарял её морщинистое лицо и гордый профиль.
Вспышка по глазам резанула - процессию замыкал председатель сельского совета с фонарём на батарейках и агроном с баяном. Всё по-настоящему - Николай в голос вздохнул и размашисто зашагал вслед за Витей - за деревню, за погост, к старому колодцу.
Шли все молча, впереди пыхтел Витя, потом Николай, обливаясь потом, остальные, сопя и поругиваясь, топали по тропе.
- Алексей Иванович, может перекурим - во тьме кто-то простонал председателю.
- Терпи, сукин кот! Терпи, нельзя нам! - председатель заругался.
Бабушка ещё сильнее обвила внука руками, прижалась... у Николая совершенно стыдно стало в теле, срамно, будто не бабушку несёт, а сельскую поблядушку, Нинку Котелкову, которую только вчера...
- Взвод раз-два-а! - хохоток председателя скинул торопливый похотливый морок - Николай ощутил холод надвигающейся ночи, быстрее погнал от себя ещё недавние дурные мысли. Ветер нагнал на них аромат травы, кашки - и ещё какой-то непонятный. Костяной.
Они стояли уже у их деревенской святыни - Бабушкина Колодца. Убывающий месяц равнодушно светил небольшой толпе деревенских парней с бабушками на руках. В сиянии месяца темнел простой деревянный сруб без ворота.
Витька Ферапонтов медленно спустил свою бабушку с плеча рядом со срубом - та встала напротив внука ровно невеста на выданье - когда огромный кулак Ферапонтова саданул ей в висок. Бабушка Ферапонтова вздохнула и завалилась было набок, но внук торопко подхватил свою бабушку за ноги и с некоторым усилием перевалил через бревенчатую стенку сруба.
- Один есть, следующий! - от хохота председателя Николая лютый озноб прошиб. Бабушка теснее прижалась к груди, зашептала: "Коленька, не пострами, не подведи! Себя не подведи!." - капельки бабушкиной слюны ударили в ухо, Николай, словно во сне, поставил бабушку на ноги, замахнулся - а ударить не в силах! Ещё раз взмахнул рукой - и отшатнулся, упал на землю, больно ударившийся задницей, и разревелся как пацан. Бабушка подползла к нему - снизу вверх смотрит жалобно, шепчет что-то беззубыми дёснами...
