– Ду эзель, – кричит немец, – ду фердаммте цойшь, вида капут гемахт!392
– Ишь никс капут ду заген зо работа. Ишь никс понимай.
Фалдина мы наградили кличкой «Майне фрау»: о чем бы ни зашла речь, он обязательно вставит панегирик жене.
– Майне фрау канн никс унхёфлишкайт фертраген. О, майне фрау, гут кохт, прима кохт. Майне фрау либт театер393.
Словом, Der König im Thule und seine Buhle394.
Это было бы очень трогательно, если бы мы не знали, почему Фалдин поет дифирамбы своей супруге. Дело в том, что его жена – дальняя родственница шефа. Разумеется, Кишлеру нет дела до нищего свояка: бетрибсфюрер не признает родства и не пускает Майне фрау даже на порог своего дома. Но чем больше третирует шеф Фалдина, тем сильнее старается arme Teufel395 396 подчеркнуть свою близость к шефу.
Фалдин ни капли не похож на своего храброго тезку из «Фауста». Форалярм397 приводит Элефант398 (другое придуманное нами прозвище) в трепет, риштише алярм399 – в паническое состояние. Хорошо петь мужественным голосом Bomben, Bomben auf England400 401, но когда бомбы падают на «schöne Vaterland»402, у Майне фрау – истерика.
Больше всего Элефант боится призыва в армию. Наш патриот воевать не хочет: куда спокойнее сидеть возле фрау. Однако душа его жаждет победы немецкого оружия. Зишь403 вознесет Deutsche Volk404 над миром (über alles in der Welt), и, кто знает, может быть, и Слону кое-что перепадет. В самом деле, почему бы фюреру не сделать Майне фрау владельцем поместья на Украине иди шефом крупного завода в Рутении (Белоруссии)?
Этот дар он охотно примет, но дарить свою кровь никому не хочет.
Его бросает в жар, когда соседу приносят призывную повестку: ведь могут вспомнить и Фалдина. В такие минуты Слон заражается антивоенной демагогией.
– Никс гут кришь, – говорит Майне фрау. – Дойче фольк унд унзере фюрер – вир волльтен нет ден кришь. Юден хабен шульд даран405.
– Фалдин, варум дойче либен никс юден?406
– О, я, бештиммт. Майне фрау аух либт кайне юден407.
– Абер варум? Почему? У вас общий язык, общая культура. Вообще, вы так похожи, что трудно отличить еврея от немца.
– Фердаммте цойш!408 Как можешь ты так говорить? Мы во всем различны, во всем противоположны. А не любим мы евреев за то, что они считают себя богоизбранным народом, народом-мессией.
– Ну да, как и вы.
– Евреи говорят, что они призваны богом построить новое вселенское царство на земле…
– А вы хотите установить новый порядок в Европе.
– Евреи хотят подчинить себе весь мир…
– И вы также.
– …и все народы превратить в рабов, а часть даже уничтожить. Ферштанден? О, юден никс гуте меншен409.
– Ганц гут ферштанден. Ду хаст айн зельбстбильднис гемальт410.
В цеху на стене большая доска. На доске программа NSDAP (National-sozialistische Deutsche Arbeiter Partei)411. Из каждой строчки так и прет дух реваншизма, милитаризма, империализма, расизма, дискриминации и сегрегации никсдойчев.
Ночью, пользуясь отсутствием сменного мастера, подхожу к доске.
Ко мне присоединяются Беломар, Романов и еще несколько человек. Читаю и перевожу отдельные параграфы программы.
– Неужели, – удивляются ребята, – так прямо и написано?
– Так прямо и пишется. Вот, например, параграф: «NSDAP требует отмены всех пунктов позорного Версальского диктата, возвращения всех колоний и всех оккупированных земель». А вот другой параграф: «NSDAP требует воссоединения всех немцев в единую Германскую империю» (Deutsches Reich).
– Другими словами, присоединения Австрии и Судетской области к Германии. Не так ли?
– Совершенно верно. А также Люксембурга, Эльзаса и Лотарингии, Эйпена и Мальмеди412, значительной части Швейцарии и Трансильвании (Siebenburg, Семиградье)413. Ведь нацисты утверждают, что все эти земли – исконные германские марки с коренным немецким населением.
– Вот они где, корни «Нового порядка в Европе».
– А вот еще параграф: «NSDAP требует права свободного вооружения немецкого народа».
– Но ведь это война. Захватническая, грабительская, империалистическая война.
– Значит, еще в 1922 году, когда писалась программа гитлеровской партии, фашисты хотели войну и готовились к ней414.
– Да, это так. Еще один параграф: «…ненемцы (Nicht-Deutsche) не могут быть гражданами Райша. Они имеют право быть только гостями немецкого народа. Они не должны занимать государственные должности, владеть финансово-банковскими и издательскими предприятиями, работать в прессе». И дальше: «…иностранцы, прибывшие в Германию после 1 августа 1914 года, должны покинуть пределы Райха»415.
– Вот оно что, – говорит Беломар, – теперь многое стало яснее. Конечно, я и раньше знал, чего добивается Гитлер. Но я не предполагал, чтобы он мог записать эти наглые требования в программу фашистской партии.
За стеной, в немецкой кантине, радиоголос:
– Ахтунг, ахтунг! Хир ист Франкфурт-ам-Майн. Люфтгефар, Люфтгефар! Штарке фербиндунген файндлихе люфтцойхе ибер зюдвестдойчлянд416.
Три протяжных гудка возвестили форалярм. Через 5 минут раздались частые гудки: фолльалярм или риштиже алярм417.
Вахманы выгнали нас из цеха, впихнули в барак и заперли. Немцы попрятались в келя418. Мы вдвойне рады бомбежке: для нас это отдых и развлечение, для немцев momento mori419. Одно плохо: сидим взаперти и не видим феерии. Куда веселее стоять во дворе и сочувственно комментировать взрывы английских бомб (ночью налетают англичане, днем – американцы).
Бомбы падают почти без интервалов, земля так и ходит под ногами, стены трясутся, окованные двери трещат и визжат.
Петрунек (Плаксун) забился под койку.
– Неужели, – дрожа всем телом и заикаясь, говорит Плаксун, – будут бомбить МАД?
– А тебе жалко? Пусть вдребезги разнесут и МАД, и всю треклятую Немечину.
– Все-таки досадно умереть от английской бомбы.
– А по-твоему, лучше погибнуть от немецких палок? Нет, Плаксун, я предпочитаю въехать в рай на бомбе.
– Не хочу ни в рай, ни в Райш. Уж лучше ко всем чертям в пекло.
Рев и грохот смолкли. Четверть часа торжественной тишины, а потом прозвучал долгий протяжный гудок: Энтварнунг420.
