Нам предстоит разобраться в этом переплетении используемых терминов и трактовок – и стоящих за ними понятий, – чтобы разглядеть в их исторической динамике важные изменения не только в научных, но и в политических представлениях.

Известное с античных времен, понятие «нация» – как и термин, слово, обозначающее это понятие, – имеет поучительную историю. В аналитических целях и с очевидными упрощениями мы выделим четыре историко-культурные модели этого понятия. Все они и по сей день сохраняют свое значение, пусть и в разной мере.

Античная традиция. В Древнем Риме этот термин первоначально имел презрительную коннотацию и применялся для определения варварских (чужих) племен (народов), которые говорили на непонятных римлянам языках и вели непривычный образ жизни. Для обозначения римского народа использовался другой термин – Populus Romanus. Когда же германские племена, которых римляне называли варварами, покорили Рим, в название своей империи они ввели термин «нация» уже без его презрительного оттенка: «Священная Римская империя германской нации». Под нацией в этом случае понимались народы, объединяемые представлением об общем происхождении, языке и культурных традициях. В наше время такой тип определения назвали бы этнокультурным. Несколько веков, вплоть до Великой французской революции XVIII века, это определение сохраняло свое ведущее значение в науке.

Французская гражданская модель политической нации. Французские просветители предложили принципиально новое понятие нации как народа-суверена, полновластных граждан единого государства, выступая за передачу суверенитета (верховной власти) от монарха к народу (la nation). В соответствии с Декларацией прав человека и гражданина (1789) народ-суверен (нация) имеет свое представительство в виде национального (народного) собрания, в котором от имени нации, а не монарха провозглашаются и гарантируются права каждого француза – человека и гражданина. На такой основе сложилась идея «народного суверенитета» и опирающаяся на нее французская модель политической нации. Что касается культурного единства народа – общности его языка, обычаев и традиций, – то оно обозначалось во Франции, по крайней мере с конца XIX века, другим термином, производным от слова «этнос»: этнографическое единство. Эрнест Ренан в своей знаменитой лекции «Что такое нация?» (1882) называл «глубоким заблуждением» смешение «этнографии» и «нации». По его мнению, «этнографический фактор не играл никакой роли при образовании современных наций»39, поскольку нация во Франции сформировалась из смешения разных этнических групп.

Французская модель политической нации была принята уже в XVIII веке в США и отразилась в американской Конституции. Такая же модель была воспроизведена и в Швейцарии, первой в мире полиэтнической федеративной республике. Согласно Конституции Гельветической республики 1798 года, единой нацией стали называть всех граждан федеративной республики, несмотря на различия основного языка того или иного кантона (немецкого, французского или итальянского) и особенностей их вероисповедания (преимущественно протестантского в германских кантонах и католического – в остальных).

Английская этатистская модель политической нации. Нелегко определить время и модель формирования английской нации. Л. Гринфельд считает, что идея нации появилась в Англии еще в XVI веке, и, по ее мнению, английская политическая нация была первой в мире40. Это утверждение останется истинным и в том случае, если начало идеи нации отнести к XVII веку, поскольку в 1670‐х годах в сочинениях Томаса Гоббса, бесспорно, появилась та трактовка слова «народ», какую впоследствии (в 1755 году) мы находим в толковом словаре английского языка в толковании термина «нация»: «жители одной страны, подданные одной власти». Такой тип нации можно назвать этатистским, понимая под этатизмом государственничество (от фр. état – государство) – мировоззрение, абсолютизирующее роль государственной власти в политической системе, признающее нормой его доминирование по отношению к обществу.

Большинство исследователей начинают отсчет «эры политической нации» не с XVI–XVII веков, а со времен Французской революции конца XVIII века, поскольку в этот период появилось представление о нации как о сообществе свободных граждан и народе-суверене. Парадигма гражданской самоопределяющейся нации, имеющей в политической системе приоритет по отношению к власти, со временем стала доминирующей и в Великобритании, но позже, чем во Франции и США, с середины XIX века, после того как проявился важнейший признак народного суверенитета – британское правительство стало подотчетным палате общин, народной, нижней палате парламента41.

Германская этническая модель нации. Итак, французская гражданская и английская этатистская были, при всех различиях, политическими нациями, определяемыми как народ единого государства, подчиняющийся его законам. Совершенно иная трактовка нации утверждалась на территории Германии. Единого немецкого государства не существовало до 1871 года, и уже поэтому в многочисленных германских княжествах использовалось более древнее, этнокультурное определение нации. При такой трактовке немцам не было нужды вводить, как во Франции, дополнительное понятие «этнос». В конце XVIII века важнейшим признаком немецкого понимания нации стал мистический народный дух (Volksgeist), якобы извечно присущий потомкам германских племен и обоснованный философом Иоганном Гердером. Его философия использовалась в качестве идейных предпосылок для развития этнического национализма – движения, добивавшегося объединения этнической немецкой нации в едином государстве Германия.

В начале ХХ века Фридрихом Мейнеке была предложена теоретическая классификация наций на основе анализа опыта разных стран и впервые было сформулировано различие между культурными нациями (Kulturnationen), т. е. народами, связанными только общей этнической культурой (ныне такой феномен назвали бы этносом или этнической группой) и государственно-политическими нациями (Staatsnationen), народами, объединенными общим государством и его законами42. Политическая трактовка наций становится нормативной, хотя, как мы еще покажем, в любой нации проявляются и какие-то этнические элементы, обычно унаследованные из прошлого.

Сугубо культурная (не политическая) трактовка нации долго сохранялась в Германии и под немецким влиянием распространилась в европейских странах к востоку от нее, хотя в России политическая модель была известна до утверждения в ней этнической германской модели.

В конце XVIII века франкоязычное российское дворянство познакомилось с французской моделью нации и во многом приняло ее содержание спустя всего лишь несколько лет после обнародования во Франции. Из Декларации прав человека и гражданина (1789) российское дворянство выдернуло прежде всего право нации, понимаемое так, что образованное сообщество имеет право на свое представительство в виде национального (народного собрания), от имени которого провозглашается Конституция как система кодифицированных прав. Эту идею нации отстаивали в России дворянские революционеры, требовавшие ограничения самодержавия и названные позднее «декабристами». Декабристов, как защитников идей конституционной монархии, так и апологетов республиканского строя, некоторые исследователи определяют как первых националистов в России43. В такой же гражданской трактовке идею нации использовал в 1797 году наследник престола, будущий император Александр I, заявляя, что, став царем, дарует России Конституцию и «нация изберет своих представителей»44. М. Сперанский, сподвижник царя-либерала, использовал идею нации в своем Конституционном проекте 1818 года.