Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Существуют убедительные доказательства того, что эскалация этнических конфликтов больше зависит не от тяжести исторических невзгод и обид, пережитых тем или иным народом, а от способности узкой группы людей, действующей от имени нации (зачастую самозванно), манипулировать массовым сознанием, актуализируя реальные и мнимые обиды народов, превращая их в политические лозунги, мобилизующие соплеменников с целью захвата власти или ее удержания. А. Попов, описывая механизмы манипуляции массовым сознанием при подготовке к конфликту, выделил три стадии в процессе этнической мобилизации194.

Первая стадия – «эмоциональной актуализации», при которой все прошлые и настоящие, действительные и мнимые обиды должны быть выведены на поверхность общественного сознания и поданы в болезненно-заостренной форме как свидетельства и символы национального унижения и оскорбления, затрагивающие честь и личное достоинство каждого представителя данного этноса (если, конечно, он хочет сохранить за собой право считаться «истинным сыном своего народа», «своего отечества»).

Вторая стадия – «операциональной ориентации», когда конфронтационные импульсы претворяются в мобилизующую соплеменников («соотечественников») программу привлекательных политических целей и практических шагов.

Наконец, третья стадия, «моральной легитимизации», завершает процесс этнического манипулирования. На ней намеченные к реализации цели и конкретные программные установки, практические шаги должны быть морально санкционированы господствующим в данной этнической среде общественным мнением. После этого любые акции данного национального движения, даже если они сопряжены с неминуемыми беспорядками и кровопролитием, заведомо будут восприниматься как нравственно оправданные, отвечающие высшим национальным интересам.

Так называемые «инструменталистские концепции этнических конфликтов», описывающие механизмы манипуляции массовым сознанием и роль манипуляторов, так называемых «этнических и религиозных предпринимателей», приоткрывают завесу тайны о причинах возникновения конфликтов, но и они не объясняют их полностью. В частности, если «этнические антрепренеры» или экстремистские политические организации столь влиятельны, то почему в одних районах они появляются и укореняются, а в других нет? Почему, формируясь во многих районах, они добиваются своих целей лишь в некоторых?

В числе факторов развития этнических и территориальных конфликтов на юге постсоветского пространства не последнее место занимают и экономические причины, особенно в 1990‐х годах, когда многие государства Закавказья и Центральной Азии стали местом добычи и транспортировки нефти и газа, а следовательно, и жесткой конкуренции различных экономических и политических сил. В то же время не стоит и преувеличивать роль сугубо экономических интересов, в том числе и нефтяных, в развитии конфликтов рассматриваемого типа. Так, во времена зарождения карабахского, абхазского и юго-осетинского конфликтов какая-либо связь между ними и нефтяными интересами каких-либо групп совершенно не просматривалась. Чечня, бесспорно, представляет интерес и как место добычи нефти, и, особенно, как район ее транзита. Но интерес так называемого нефтяного лобби России состоял в том, чтобы не допустить в Чечне военных действий, замораживающих нефтедобычу, ее переработку и транспортировку, а главное – препятствующих чрезвычайно выгодным спекулятивным операциям с нефтью на территории республики. Однако война все равно началась, и все ее участники несли огромные убытки. Кроме того, возможности нефтяного или какого-либо иного экономического лобби диктовать свои решения высшему руководству страны, скажем России, сильно ограничены другими влиятельными группами, преследующими свои собственные интересы. Более того, даже внутри одной отрасли нефтяной и газовой промышленности различные группировки не могут договориться о единой политике195.

О том, что влияние экономических интересов не является решающим в развитии этнических конфликтов, свидетельствует и то, что лидеры национальных движений, роль которых в возникновении и эскалации конфликтов чрезвычайно велика, насколько мне известно, ничего от этого не выиграли экономически, поскольку больше всего были заинтересованы в удовлетворении своих политических амбиций. Другое дело, что вокруг всех сторон конфликта всегда вращаются представители нелегального и откровенно криминального бизнеса и они-то действительно наживаются на конфликтах. Вместе с тем было бы большим преувеличением считать криминальный бизнес главным виновником развития конфликтов на юге СНГ. На роль «главного виновника» в развязывании подобных конфликтов не могут претендовать, как уже отмечалось, и силы, заинтересованные в продвижении нефтяных интересов, хотя не вызывает сомнений факт использования уже развившихся конфликтов и их последствий в нефтяной политике многих государств (в том числе и России). Многочисленные примеру тому проявлялись в российской политике в Прикаспийском регионе196.

Правительства многих государств мира часто пытаются объяснить возникновение межэтнических или межконфессиональных конфликтов «происками» неких внешних сил, однако при этом редко приводят сколько-нибудь убедительные аргументы в пользу того, что некое иностранное государство стало виновником зарождения этнического или территориального конфликта. Так было неоднократно при возникновении конфликтов в зонах расселения тюрок и китайцев в Китае, исламского и индуистского населения в Индии, в полиэтничных и мультиконфессиональных регионах Балкан, Кавказа, Ближнего Востока и Центральной Азии. Меж тем причины большинства конфликтов в названых регионах мира обычно бывают хорошо объяснимы, исходя из внутренних обстоятельств жизни различных культурных групп, взаимодействующих на этих территориях. Другое дело, что государства, претендующие на лидирующую роль в рассматриваемых регионах (Китай, Индия, Россия, Турция, Иран, США и др.), учитывают и зачастую используют в своей политике фактор конфликтности на территории того или иного региона мира в целях усиления своего регионального и/или глобального влияния.

Наибольшие расхождения во мнениях аналитиков вызывает вопрос о роли России в возникновении, эскалации и урегулировании подобных конфликтов.

Эти споры вызваны прежде всего бросающейся в глаза противоречивостью ее геополитических интересов. Так, не вызывает сомнений заинтересованность России в стабилизации и смягчении политического климата на территории прилегающих к ней стран юга СНГ, хотя бы потому, что ее северокавказские республики, являющиеся самыми нестабильными в Федерации, подвержены тем же политическим болезням, что и закавказские государства, а над поволжскими республиками постоянно витает угроза заражения нестабильностью, исходящей из горячих точек Средней Азии. Вместе с тем провоцирование конфликтов и внутренних междоусобиц в духе политики «разделяй и властвуй» не раз использовалось Россией для укрепления своего влияния за полтора века ее присутствия в обоих регионах.

Хочу прояснить некоторые аспекты своей личной позиции по данному вопросу, которую не могу переложить на некое коллективное «мы», включая даже людей, которые так или иначе помогали в подготовке этой книги. Прежде всего, я рассматриваю как предельно упрощенные и неадекватные реальности суждения тех авторов, которые пытаются объяснить природу обострения территориальных споров в постсоветском пространстве исключительно «имперскими происками Кремля». Ничто, на мой взгляд, так не удалено от истины, как предположение, что внешняя политика постсоветской России планировалась и осуществляется в духе сакраментальной «теории заговоров»197. Непродуктивно описывать эту политику и в терминах «теории хаоса», т. е. как совокупности абсолютно спонтанных действий, не обусловленных государственными интересами. При оценке политики России в конфликтных зонах автор исходит из теории «переходного» характера такой политики, отражающей незавершенность процесса национально-государственной консолидации России, начального этапа становления новых экономических отношений и системы демократического функционирования посткоммунистических институтов государства и общества. Также находится в стадии становления и процесс геополитической самоидентификации России.

вернуться

194

Попов А. А. Причины возникновения и динамика развития конфликтов. С. 273–297.

вернуться

195

Паппэ Я. Нефтяная и газовая дипломатия России // Pro et contra. 1997. Т. 3. № 2. С. 63.

вернуться

196

См., например: Федоров Ю. Каспийская политика России: к консенсусу элит // Pro et contra. 1997. Т. 3. № 2. С. 77–78.

вернуться

197

См. подробнее по этому вопросу: Паин Э., Попов А. Принятие политических решений в вопросах использования силы в США и России. Силовая политика России // Как делается политика в США и России / Под ред. Дж. Азраэла и др. М.: Комплекс-Прогресс, 1996. С. 281–301.

23
{"b":"800581","o":1}