Анализируя генезис образа птицы Гамаюн и механизм, с помощью которого вещая птица пророчествует, Ю. Л. Воротников, например, указывает, «что пишет об этом „Книга Естествословная“»: «<…> а егдаже падет на землю, тогда падением своим провозвещает смерть царей или королей, или коего князя самодержавна»494. Трудно сказать, непосредственно из указанного Воротниковым или из иного источника черпал молодой Блок (а до него – Васнецов) сведения о вещей птице Гамаюн, но очевидно, что поэт вслед за художником именно так понимал суть ее пророческого дара и способ передавать предвидение:
На гладях бесконечных вод, Закатом в пурпур облеченных, Она вещает и поет, Не в силах крыл поднять смятенных… Вещает иго злых татар, Вещает казней ряд кровавых, И трус, и голод, и пожар, Злодеев силу, гибель правых… Предвечным ужасом объят, Прекрасный лик горит любовью, Но вещей правдою звучат Уста, запекшиеся кровью!.. 495Не менее важным, чем точность в описании картины Васнецова, в стихотворении Блока кажется то, что поэт интерпретировал пророчества птицы Гамаюн не в сказочном, а в историческом и социально-политическом ключе. Стихотворение «Сирин и Алконост. Птицы радости и печали» построено по тому же принципу, что и стихотворение «Гамаюн, птица вещая». Блок дает детальные словесные портреты изображенных на картине Васнецова птиц-дев (цвет крыльев, выражения лиц), озвучивает их пение, оживляет позы предполагаемым действием: Густых кудрей откинув волны, Закинув голову назад, Бросает Сирин счастья полный, Блаженств нездешних полный взгляд. И, затаив в груди дыханье, Перистый стан лучам открыв, Вдыхает всё благоуханье, Весны неведомой прилив… И нега мощного усилья Слезой туманит блеск очей… Вот, вот, сейчас распустит крылья И улетит в снопах лучей! Другая – вся печалью мощной Истощена, изнурена… Тоской вседневной и всенощной Вся грудь высокая полна… Напев звучит глубоким стоном, В груди рыданье залегло, И над ее ветвистым троном Нависло черное крыло… Вдали – багровые зарницы, Небес померкла бирюза… И с окровавленной ресницы Оба стихотворения Блока оказали огромное, может быть и не менее важное, чем васнецовские картины, влияние на последующее восприятие образов Сирина, Алконоста, Гамаюна. Однако следует учитывать, что стихотворение Блока «Гамаюн, птица вещая» впервые было напечатано только в 1908 году в газете «Киевские вести» и лишь в 1911‐м вошло в «Собрание стихотворений», выпущенное издательством «Мусагет»497. Стихотворение «Сирин и Алконост» увидело свет еще на десять лет позже, в 1919 году, в журнале «Записки мечтателей», выпускавшемся издательством «Алконост». Картины Васнецова были к тому времени общеизвестны. Поэтому вполне естественно, что противоположная лубочной васнецовская традиция интерпретации образов Сирина, Алконоста, Гамаюна сформировалась еще до публикации блоковских стихотворений и/или независимо от них. В качестве показательного примера приведем стихотворение Александра Перфильева «Воскресение Христово», написанное в 1920‐х: Ночь простые холсты небеленые, В ясноглазый апрель засиненные, Заслонив облаков острова, Распахнула над старицей древнею, И, с уделов доныне жива, Носит древнее имя – Москва. Шли над ней за столетьем столетия, Благоденствия и лихолетия — Крест Господень и вражий топор, — Но, спокойная и величавая, Все стерпела Москва златоглавая, И последний тяжелый позор Осиянное Имя не стер. Ночь окутала мраком околицы, Но Москва не заснула, а молится, — Ибо кончился длительный пост: Птицу Сирина с песней тоскующей Этой ночью пасхальной ликующей Белокрылый сменил Альконост. Ночь уже побледнела весенняя, Но не смолкли в церквах песнопения В этот радостный Праздник Христов, И торжественной медью расплавленной, Как напутствие Крестных Ходов, Льется звон «сорока сороков». А вверху над Кремлем белокаменным, Заревым поглощаемы пламенем, Растворяясь в туманной дали, Под тяжелою ношей согбенные, Крестным ходом идут убиенные, Что в бесчестие Русской Земли Честной смертью на плахе легли. Имена их Ты, Господи, ведаешь, Но Восток, в огневых облаках, Провожаемый ясными звонами, Над полями, лесами и склонами, С плащаницей Руси на руках? 498Стихотворение интересно тем, что в нем отчетливо видна отсылка к картине Васнецова, изображающей птиц радости и печали, но трактуется работа Васнецова противоположно тому, как понимает ее Блок. Птицей печали оказывается Сирин, а птицей радости – Алконост: Ночь окутала мраком околицы, Но Москва не заснула, а молится, — Ибо кончился длительный пост: Птицу Сирина с песней тоскующей Этой ночью пасхальной ликующей Белокрылый сменил Альконост. Справедливости ради нужно отметить, что картина Васнецова такое альтернативное прочтение допускает. Если соотносить подпись под картиной – «Сирин и Алконост» – с изображением, то Сирином окажется черная тоскующая птица-дева слева, а Алконостом – восторженно распахнувшая белые крылья птица-дева справа. В пользу такой трактовки может говорить и то, что черная, мрачная птица-дева более похожа на Сирену, прародительницу нашего Сирина. Здесь можно в качестве хоть и рискованной, но аналогии указать и на изображения Сирен на античных вазах499 и других артефактах, но – главное – на картину прерафаэлита Джона Уильяма Уотерхауса «Улисс и Сирены» (1891)500. Черная птица-дева Васнецова кажется буквально списанной с Сирен Уотерхауса (цвет оперения, наклон головы, выражение лица, отсутствие рук; см. илл. на вкладке).
вернутьсяВоротников Ю. Л. Алконост, Сирин, Гамаюн, или Райские птицы Древней Руси. С. 50. вернутьсяБлок А. А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. Т. 1. С. 20. вернутьсяБлок А. А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. Т. 4. С. 72–73. В рукописи это стихотворение было озаглавлено «Сирин и Алконост, сказочные птицы радости и печали (картина В. М. Васнецова)» (Там же. С. 272). вернутьсяБлок А. Собрание стихотворений. 2‐е изд., испр. и доп. Кн. 1. Стихи о Прекрасной Даме (1898–1904). М.: Мусагет, 1911. С. 13. вернутьсяПерфильев А. Стихи. Мюнхен, 1976. С. 31–32. вернутьсяНапр., изображение Одиссея и Сирен на знаменитой краснофигурной вазе 480–470 гг. до н. э. из собрания Британского музея. вернутьсяО том, что в картинах Васнецова есть «и доля, взятая у прерафаэлистов», писали уже современники художника (см.: Ге П. Н. Характерные течения современной русской живописи // Жизнь: Литературный, научный и политический журнал. 1899. Т. 1. Март. С. 163). С их творчеством Васнецов был знаком, однако нам неизвестно, видел ли он именно эту работу Джона Уильяма Уотерхауса (1849–1917), хранящуюся в настоящее время в Мельбурне, в Национальной галерее Виктории. При этом любопытно, что не так давно очевидная близость сюжетов и манер двух живописцев была использована мошенниками. См. в заметке Е. С. Вязовой на портале «Артгид» (24 июня 2013): «В начале ХХ века общим местом стали сопоставления прерафаэлитов и их последователя Уильяма Уотерхауса с Виктором Васнецовым, населявшим натурные пейзажные штудии мифологическими персонажами. Кстати, с Васнецовым и Уотерхаусом связана курьезная история: в начале 2000‐х годов, когда Россию захлестнул вал подделок русской живописи XIX века, старая копия картины Уотерхауса „Леди из Шалотт“ (подлинник хранится в галерее Тейт в Лондоне) была продана как работа Виктора Васнецова „Княгиня Ольга“, с наведенной на полотно фальшивой подписью Васнецова» (URL: https://artguide.com/posts/376). |
