Я кивнула. Невольно вспомнился Сфинкс; он бы точно так просто не поверил этому дварфу, наверное, спросил бы что-то так, что сразу стало бы ясно, ложная ли это информация, или нет. Но я так разговаривать не умела. Да и Дорг сам сказал, что дварфы свои слова держат. Поэтому я просто кивнула еще раз и направилась к выходу, про себя радуясь, что сражаться или бежать через окно все-таки не пришлось. В конце концов, я отработала эту информацию, все должно быть честно…

Когда я вышла на улицу, было уже совсем темно. Широкие улицы успели осветить фонарщики, а вот на узкой они еще возились.

Я огляделась. Я снова была одна…

Запахнув плащ, чтобы удержать тепло помещения как можно дольше, я по привычке надвинула и так надетый капюшон и быстрым шагом направилась на площадь, к порталу. У меня не было денег на переход через него сразу в Бедфордию или Сиакурию, я не была вписана в расписку Гулльвейг и вообще не знала, что делать. Просто на площади обычно было людно, а, значит, уменьшалась вероятность попасть в неприятности в условиях города.

Ночная площадь мне понравилась больше дневной. Существ оказалось не так много. Огонь на столбах красиво отражался на мокрых камнях под ногами. И здесь, в отличие от огня в лесу, он вызывал ощущение уюта, а не опасности.

Я невольно улыбнулась и села на лавочку около убаюкивающе журчащего фонтана. Перекусив чем-то давно засушенным и жестким, я по наблюдению составила примерный режим появления дварфийских стражников, так, на всякий случай, и достала из сумки пергамент. Сколько я рисовала, я не помнила. Пожирателя, червей, гончую и грибы, как и беса, еще в шахте, я оставила только набросками. Но один рисунок с двумя существами в одном захотелось вывести более детально.

Нанося на пергамент штрих за штрихом, я думала о том, какого это, менять свою форму. Больно ли это?.. Я знала, что нечто подобное могла и я сама, – мне говорили об этом мои друзья, животные лесов, которые были свидетелями этого. Они описывали меня как парящую над землей фурию с пустыми золотыми глазами и горящими волосами. После таких случаев леса горели.

Я не помнила себя в таком облике, не помнила и боли, если она была, но животным верила. И судя по реакции Сфинкса на вопросы Гулльвейг, он тоже знал, что в кого-то превращался. Но это не было магией, – никаких нитей во время превращения я не видела! Хотя они были после, словно Сфинкс стал кем-то другим, тем, кто магией все-таки обладал. То, как вели себя нити, которые я тоже прорисовала, было похоже на отторжение первым его обликом второго. Он явно не контролировал свое обращение, как и я, хотя очень пытался.

Выводя на пергаменте так испугавшие меня глаза, я свыкалась с мыслью, что теперь снова предстоит путь. В одиночку. Оставалось надеяться, что если на доске объявлений не будет предложений о работе с переходом в Сиакурию или Бедфордию, то я смогу попасть туда тем же способом, что сюда, в Норию. А там, – на месте решу.

Мое утро началось на заре со звука открывающихся торговых лавочек. Я освежила лицо и волосы в фонтане. После, вспомнив, что лежало у меня в сумке, я, унимая дрожь, обратилась за помощью к первому попавшемуся торговцу. Оказалось, что товары для алхимии скупались не на общем рынке, а чуть дальше – в подворотне, у рабочего района, неким человеком по имени Золотар. Все еще дрожа, я спросила у стражников, где конкретно он находился, и сразу направилась к нему. Ему я продала лишь части пожирателя разума, купив заодно в дорогу склянок для зелий.

Камень с гончей мне продавать пока было жалко, – хоть и странная, но магическая вещь стоила дорого. Возможно, я смогла бы выручить за нее чуть больше, если освою искусство торговли хоть немного.

Когда я вышла к фонтану снова, площадь выглядела умытой в свете утреннего солнца. Я вдохнула полной грудью… и пожалела об этом. Вид, может, и был ничего таким, – привыкла, наверное, – но запах города за ночь не изменился. Я с разочарованием посмотрела на небо и… остолбенела, услышав в голове:

«Кровь того мужчины, что ты нарисовала – это ключ. Присмотри за ним».

Это был мой Покровитель.

Но ни объяснений, ни подробностей почему-то не последовало. Это было что-то новое. Я фыркнула и возмутилась про себя, не имея привычки подводить своих друзей, коих у меня и было-то всего… один:

«Как я присмотрю за ним, если вообще не знаю, где он?!»

Я ведь собиралась к доске с объявлениями! Безнадежно вздохнув, я встряхнула головой и посмотрела в сторону фонтана. Журчание воды в нем напоминало мне о доме. Вот только сейчас на том месте, где я ночевала, сидел… Сфинкс. И наполнял бурдюк водой из фонтана.

Когда я шагнула к нему навстречу, не зная, даже, что сказать, то случайно задела кого-то плечом.

– Я думала, ты оглохла, – облегченно вздохнула Гулльвейг. – С тобой все хорошо?

– Что ты здесь делаешь? – удивленно спросила я.

– Я покупала еду, собираясь в дорогу, – с беспокойством в голосе ответила Гулльвейг. Наверное, ее напугало мое состояние внимания голоса с задранной к небосводу головой посреди площади. – И у меня к тебе был тот же вопрос!

– Я тут… ночевала, – отстраненно ответила я, держа глазами образ Сфинкса. А то прошмыгнет еще куда-нибудь и ищи потом…

– Серьезно?..

– Ага, – протянула я, замечая, что Сфинкс помахал нам рукой.

– Надо же, какая встреча! – с насмешкой сказал он, сравнявшись с нами, но ответить ему ни я, ни Гулльвейг не успели.

Я впервые видела, как этот всегда разный человек вздрогнул и в мгновение ока напрягся. На его плечо медленно опустилась чья-то слабая ладонь. В голову тут же врезался запах крови. Гулльвейг с ужасом прикрыла рот руками, когда заметила из-за плеча Сфинкса, повернувшего голову, бледного человека, у которого кровь шла горлом.

– Беги, они нашли тебя, – едва слышно булькнул он и упал, привлекая к себе внимание нескольких прохожих.

Гулльвейг незамедлительно бросилась к нему, унося за собой синие нити своей магии, но я была уверена, – поздно, – и посмотрела на Сфинкса. Пару секунд он стоял неподвижно, а после, ни на что не отвлекаясь, присел около погибшего человека. Быстрыми, отточенными движениями, он обыскал его под непонимающий взгляд Гулльвейг, что-то нашел, убрал себе за пазуху, и поднял лишь глаза, одновременно надвигая капюшон, чтобы оценить состояние перешептывающейся толпы вокруг.

Я и сама сделала то же самое.

«Стража, – заметила я. – Нехорошо».

Видимо, примерно также подумал и Сфинкс, раз молча ринулся в толпу прочь от площади. Я бросилась за ним прежде, чем успела это понять; слишком сильно этот многоликий человек стал мне интересен, и я не была намерена больше упускать его – пока не пойму, что именно в нем меня так зацепило?..

Я держала глазами спину Сфинкса, и только когда он через какое-то время перешел с бега на быстрый шаг, а после совсем успокоил свою походку, я заметила, что забрели мы в трущобы.

– Почему ты пошла за мной? – не оборачиваясь, спросил он.

– Захотелось, – честно ответила я, но мне не поверили.

– Ха, конечно…

Я хотела что-то спросить, но будто видя спиной, Сфинкс махнул мне рукой, явно запрещая трепать языком. Я скривилась, но послушалась. Опять.

Мы в молчании шли друг за другом порядка десяти минут. Я осторожно осматривалась. Мимо проплывали полуразвалившиеся лачуги, собранные из всего, что было когда-то кем-то выброшено, покрытые сеном. Они были так скучены, что район казался темным, даже несмотря на утро. А еще здесь пахло плесенью и тлетворным мусором так сильно, что слезились глаза, и начинало першить горло.

Внезапно Сфинкс остановился; я замерла. Спустя секунду послышался знакомый голос.

– Я еле нашла тебя! – когда я выглянула, то увидела Гулльвейг. Она выглядела, словно матушка, отыскавшая сбежавшего из-под ее наказания детеныша. – И тебя! Хорошо, что вы вместе.

Сфинкс приложил палец к губам, призывая ее вести себя потише.

– Ты чего тут делаешь? – спросил он, озираясь и подзывая следовать за ним. – Сама же сказала, что после получения награды мы больше не увидимся.