© Разработка макета, верстка. ИП Мадий В.А., 2012

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2012

Окажись ты на небывалой земле чудес, что бы ты выбрал из всего, что увидел. Может, шапку-невидимку? Несокрушимый щит? Или одолень-траву, ту что злых людей одолевает, ябедников отгоняет? Но не торопись. Глядишь, аленький цветочек, краше которого нет, попадёт, или гребешок, спасающий от погони, от гибели неминуемой (только кинь его – и за тобой непроходимый лес). А гусли-самогуды – сами играют, поют и пляшут. Чем плохо? Или сказочная ключ-трава, отворяющая все замки и затворы? Но можно обойтись чудесной мельницей или горшочком каши. Бывает, ищут и неразменный червонец. Только он ничто по сравнению с непостижимой красоты пером жар-птицы, цена которому ни мало ни много побольше целого царства. Плохо ли такое заполучить?

Словом, кому что счастье приносит. А мой друг закадычный по всему миру сказки собирал. И где бы ни побывал, новые раздобывал. А побывал он в тысячах стран, за тысячей морей, в невиданных царствах, в небывалых государствах.

Как такое могло быть, коли не было у него серебряного блюдечка с наливным яблочком? Помнишь: «катится яблочко по серебряному блюдечку и показывает города и поля, леса и моря, и гор высоту, и небес красоту». Не летал он и на ковре-самолете. И понапрасну дожидался бы его в чистом поле под зелёным дубом серый волк, готовый сослужить службу. А радужная перелёт-трава ему хоть вовсе не расти. Сапоги-скороходы и те мой приятель в дорогу не брал. Без них обходился. А как же его и мой давний любимец Конёк-горбунок? Тот в мгновенье ока перенёс бы своего седока в тридевятое царство в тридесятое государство. Да только седоком-то он никогда не был. Характер не тот, больно уж самостоятельный. И никогда мой друг не просил себе иной награды, кроме золотого языка… Не надо было ему и в самой дальней дороге просить выручки-подмоги: так мол и так, глубокоуважаемый кит, подбрось до Аляски, а там я дальше на оленей пересяду или воздушным транспортом – на гусях. Не надо, потому что Белые аисты, как мне доподлинно известно от знающей Аистихи, живут во всех частях света, летают хорошо и высоко, нередко парят или кружат над землёй. А мой собиратель даже над теми землями, в какие не залетал и в сказках ни один Аист…

А полёт у него, как у других аистов, лёгкий и красивый. И сказки он собирал такие же. С виду лёгкие, да нужными мыслями нагруженные. Разные, но всякий раз такие, от которых человеку становилось радостнее, а на душе светлее. Само собой, поинтереснее выбирал. Он и среди моих остановился на нескольких.

И если ты не побоишься встречи с лютой, страшнее всех ведьм и самого Страха, королевой, тебя не остановит и тёмное ущелье семи драконов. И мы с тобой войдём туда за волшебным ошейником. В сказках заморского Аиста живут несносные лгущие привидения, с их ужасно подлыми интригами, и тайные смешные заговорщики с кухонной полки. Из опальной посуды. Из бывших королевских сервизов. Здесь в датском говорящем лесу растут датские говорящие деревья. Они, шелестя, разговаривали только по-датски и были не понятны Ослу, который притворясь музыкантом, завладел прекрасной красавицей-скрипкой. Пожалуйста, обрати внимание на немалые заслуги мыльных пузырей и приглядись к любознательнейшей из сорок Виноградного королевства, которая оказалась… Впрочем. Сейчас время сказать о другом, пора послушать самого Аиста:

– Сказки люблю непредсказуемые, полные неожиданностей. Для меня сказка начинается не с чтения, а с перечтения. Если вам не захочется перечитать прочитанное, – настаивал Аист, – значит это и не сказка вовсе, а что-то притворившееся ей. Мало ли кто и чем может возомнить себя, хоть Осиновые дрова или шишки-зазнайки. А иной раз и коптящие свечи, даже безголовая Бутылка или Скрипучая дверь. Так что, не сомневайтесь, сказка начинается с перечтения.

Я ему верю и буду просто счастлив, если ты, поставив книгу на полку, захочешь перечитать её снова.

Если ты считаешь волшебные сказки чепухой и не допускаешь, что птицы могут быть красноречивы, не читай этой книжки.

Для тех, кто не лишён воображения и юмора, кому дорого в человеке прекрасное, чистое, светлое, я расскажу загадочную историю Белого Аиста, – так или примерно так начиналась одна из первых моих сказок. Сказку я отнёс на главную киностудию страны. Отнёс, потому что сказка родилась сценарием и ей хотелось жить на экране. На студии Аиста приняли чрезвычайно радушно. Нашли его очаровательным, прелестным, мудрыми и остроумным. Это тот приятный случай, когда в сценарии есть всё и ничего лишнего. Словом, ни добавить, ни убавить. «Наконец-то, наконец», – повторял на обсуждении один. «Спасибо, вам за Аиста» – благодарил другой и даже образовалась небольшая очередь из желающих приняться за постановку. И режиссёры были не так себе, а именитые, все как на подбор, знаменитые. Я на седьмом небе.

Со дня на день жду к себе постановщика, того, кто первым загорелся желанием поселить сказку на экране. Очень уж ему понравилась сказка об Аисте, который желая людям счастья, не щадя крыльев помчался, обгоняя время, навстречу Солнцу за прекрасным мальчиком. «А вдруг он поторопится и принесёт лгунишку, лентяя или хуже того барчука-белоручку», – сомневались перед отлётом будущие родители. На что рассудительный Аист резонно отвечал:

– Во-первых, все зависит от воспитания, бывает, что и хорошего ребёнка принесёшь, а его так испортят родители, что глаза бы не глядели.

– А во-вторых, я не пожалею сил и подберу достойного. Уж постараюсь. Есть у меня на этот счёт кое-какие сказочноволшебные соображения.

Как можно было не довериться ему, воспитавшему не одного хорошего аистёнка. Согласились. И Аист принёс, бережно завёрнутого в банановые листья, мальчика из будущего для того, чтоб светлые люди жили ещё светлее. Принёс и опустил «плачущий свёрток» в печную трубу. И мы с вами в этом ни капли не сомневаемся, потому что мы достаточно взрослые и умные люди, способные видеть в невероятном прекрасное. Казалось, все были счастливы и Аист едва ли не больше всех.

Отчего же теперь Аисты молча сидят на крыше, потупя длинные клювы, будто чувствуя себя виноватыми. Катятся слёзы из глаз Аистихи, стекают по черепичной крыше и капают на водосток и вздрагивает при каждом ударе капли-слёзы приунывший пёс Дружок.

Аисты задержались в тот год с отлётом, но, сколько ни тяни, он неминуем. Прощаясь, Аист с грустью проговорил:

– Я люблю этого мальчика, даже если он выдуман сказкой и порождён воображением. Ведь в мечтах-то он живой и настоящий. И я всегда буду любить его и стремиться быть на него похожим…