А сейчас молодой человек находился на волосок от гибели, и как раз она была виновата в том, что довела свою жизнь до критического предела. Потому что Темные никогда никого не щадили, и она еще с детства отчетливо знала это. Им с Кристианом чудом удалось выбраться из подземелья, но что дальше? Теперь они были изранены, опустошены и преследуемы Темными монахами-иезуитами, которые шли по их следу. И Слава понимала, что их единственное спасение – быстрее добраться до Архангельска и попросить защиты у того самого волхва Лучезара, найти которого велела ей матушка.

Оттого, чувствуя всю силу своей вины, девушка, наклонившись над бессознательным фон Рембергом, осторожно начала проверять его раны, пытаясь понять, требуется ли ему перевязка. Через некоторое время она облегченно выдохнула. Его раны не кровоточили, и перевязку можно было отложить до вечера. Правда, Славу беспокоила постель молодого человека, покрытая грубым сукном, которую еще со вчерашнего дня она испачкала кровью, когда промывала раны. Но Слава понимала, что не сможет переложить его на свою чистую койку, он был очень тяжел.

Однако, кое-что придумав, она быстро вышла на палубу. Начала искать взглядом того самого матроса Этьена, который предлагал ей помощь и на рассвете относил в каюту. Она пробежалась взглядом по мачтам, по которым умело сновала команда, напряженно изучая каждого моряка. Вдруг перед ней возникла знакомая фигура мужчины.

– Не меня ли ищите, сударыня? – спросил Этьен, радушно улыбаясь ей.

– О да, Этьен, именно вас, – улыбнулась ему Слава.

– Чем я могу помочь, красавица? – задал вопрос он, окинув восхищенным взглядом ее лицо. Слава смущенно отметила, что явно нравится ему. Но теперь она была готова терпеть знаки внимания хоть от самого черта, только бы он помог ей. Оттого она кокетливо улыбнулась и сказала:

– Это ведь вы принесли ту вкусную похлебку?

– Я, – кивнул он.

– Благодарю. Могу я попросить вас об одном одолжении?

– Конечно.

– Мне надо переложить мужа и поменять ему белье. Мне одной не справиться.

– О, я понял. Сейчас все устроим, – улыбнулся он.

Уже спустя четверть часа Этьен и еще один матрос переложили Кристиана на койку девушки. Затем матрос забрал грязную окровавленную простыню и одежду молодого человека, заявив, что человек, выполняющий на судне обязанности прачки, все выстирает и приведет в должный вид, ибо фон Ремберг с лихвой заплатил за все услуги.

Когда мужчины ушли, Слава вернулась к больному, намереваясь вновь приняться за его лечение. Она нашла самую опасную рану, которая находилась на плече молодого человека. Острие рассекло плоть Кристиана до самой кости. Решив сначала исцелить ее, потому что она могла загноиться, девушка удобно села на постели и разбинтовала его плечо. Положив руки на окровавленный порез, девушка начала умело стягивать энергетическими потоками его края, заживляя плоть. Почти два часа ей понадобилось, чтобы глубокий надрез до самой кости затянулся, а края раны стали розовыми. Перевязав ее, Слава принялась за вторую опасную рану на его боку, но уже через полчаса стала ощущать, как силы пропадают, и дико кружится голова. Понимая, что надо немного отдохнуть, она прилегла на другую койку и задремала.

Очнулась она от жуткого стона, который, словно рев, врезался в ее сознание. Быстро вскочив на ноги, она склонилась над больным. В этот миг глаза Кристиана были закрыты, все его большое тело как будто выгнулось дугой, а через его стиснутые зубы вырывались болезненные хрипы и стоны. Поняв, что он, наконец, пришел в себя, она приложила руку к его лбу. У него был сильный жар. Девушка горько вздохнула, осознавая, что когда он был без сознания, раны не беспокоили больного. Он снова сильно выгнулся, едва не упав с койки, и жутко, хрипло застонал. Она попыталась удержать его на кровати, чтобы он не упал на пол, и тут заметила, как его губы окрасились кровью.

Слава испуганно провела ладонью по его губам и ниже, сканируя его внутренний рот, горло и грудь, боясь страшного. Уже через несколько мгновений она облегченно выдохнула, поняв, что он прикусил себе щеку изнутри, оттого и выступила кровь на губах, а внутренние органы не кровоточили. Она попыталась удерживать фон Ремберга на узкой койке, но неистово выгибался и жутко стонал. Ей подумалось, что начались его ежедневные боли, но, вглядываясь в его ауру, она увидела, что та не мерцает, а тускло светится, и потому его резкие движения, скорее всего, были связаны именно с теми ранами, который были на теле, а не с ежедневными мучениям от проклятья, о котором он говорил.

Спустя час в этой болезненной борьбе Слава обессилено упала молодому человеку на грудь. Осторожно прижимая Кристиана к койке своим телом и обвив его руками, она шептала над его ухом успокаивающие слова, вливая в его сознание покой и умиротворение. Только спустя еще полчаса фон Ремберг, так и не открывая глаз, успокоился и тихо распластался на спине, постанывая в беспамятстве.

Четыре долгих дня и ночи, молодой человек не приходил в себя, иногда бредил. Жар его тела, раны, которые то и дело кровоточили, открываясь от его метаний, не давали опомниться ему даже на полдня. Он постоянно хрипел, бесновался в бреду. И по несколько часов к ряду прибывал в забытьи, не двигался и почти не дышал. В эти страшные моменты Славе казалось, что он умер. Она проводила обессиленными дрожащими руками по его телу и постоянно пыталась нащупывать его жизненную энергию, которая никак не могла восстановиться хотя бы на одну треть.

На протяжении всех четырех дней, что они плыли на корабле, девушка пыталась исцелять его. Но сама была еще слишком слаба, и все ее попытки залечить хотя бы одну рану оканчивались тем, что она слабела и теряла жизненную энергию. Она знала, что на полное восстановление крови, которую она потеряла, необходимо не менее недели сна и покоя. Но она не могла позволить себе продолжительный отдых, так как дико боялась потерять Кристиана, которому было гораздо хуже, чем ей, и который все эти дни находился между жизнью и смертью. Жар, постоянно терзавший его тело, был так силен, что Слава ежечасно обтирала его мокрым полотенцем, опасаясь усиления горячки, ведь тогда спасти фон Ремберга было бы невозможно.

За все это время Славе удалось остановить кровотечение и провести обеззараживание. Раны молодого человека чуть зарубцевались, и Слава постоянно делала Кристиану перевязки, следя за его самочувствием. Она поила его водой, выжимая на сухие губы мокрую тряпку, и пыталась удерживать его от падения на узкой койке, когда он неистового извивался. Три раза в день один из матросов приносил еду для них. Простую чечевичную или гороховую похлебку с солониной и сухими лепешками да воду. Девушка ела немного, и ей удавалось поспать лишь несколько часов в сутки. В остальное же время она не находила себе места от переживаний за фон Ремберга и терзалась оттого, что не может более помочь молодому человеку, который не приходил в себя.

Именно в эти страшные дни она невольно осознала, что в ее сердце вернулась та самая неистовая любовь к фон Рембергу, которую она испытывала прошлой осенью. Однако теперь к этому поглощающему чувству добавились еще восхищение и безмерная благодарность молодому человеку, ибо он не побоялся восстать против своих Темных наставников и спасти ее. Как и предсказывала старуха, он сумел вызволить ее из подземелья, хотя сам мог погибнуть в любой момент.

Пятая ночь была самой страшной. Еще с вечера жар у Кристиана стал совсем жутким. Да, его раны не открывались более суток и не кровоточили, но Слава видела, что его состояние ухудшалось, спасти его могло только чудо. Слишком изранено было тело, организм никак не мог справиться с заживлением тех болезненных очагов, через которые постоянно вытекала его жизненная энергия. Яркость и целостность ауры так же не могла восстановиться.

Около полуночи Кристиан уже лежал неподвижно, и через его приоткрытые сухие губы вырвались болезненные предсмертные хрипы, которые пронзали все существо девушки. Она неотлучно сидела рядом и пыталась мокрыми тряпками и руками, которые охлаждала ледяной энергией, немного сбить жар его тела. В ее глазах стояли слезы, но она из последних сил старалась держаться, чтобы не заплакать. Спустя час жар у молодого человека усилился настолько, что Слава поняла – фон Ремберг вот-вот погибнет.