– Сможешь! А если нет, так можешь более не возвращаться! Но запомни, я вмиг выгоню твоего братца на улицу, а твой отец сгниет в тюрьме!

– Нет, прошу вас, барышня, – испуганно произнесла Софья.

– Хватит! – уже взорвалась Елена. – Потерпеть-то тебе только полгода, а истерику развела, словно я тебя на каторгу посылаю!

Графиня указала на три платья в шкафу и приказала:

– Вот эти три завтра отнесешь Параскеве и велишь ей выправить платья под себя.

– Слушаюсь.

Облегченно вздохнув, Елена подошла к трюмо и уселась на мягкую бархатную табуретку. Бутурлина начала перебирать свои распущенные волосы, стараясь не замечать, как по лицу Софьи, которая тихо стояла чуть в стороне, текут молчаливые слезы. Через миг графиня холодно спросила:

– И долго ты будешь слезы лить? Немедля причеши меня, мне в оперу пора ехать!

– Слушаюсь, барышня, – кивнула Софья и, подойдя к Елене, взяла в руки щетку для волос.

Она начала осторожно расчесывать жидкие светлые волосы Бутурлиной, стараясь не дергать локоны графини, зная, что за неловкость Елена может разгневаться. Не прошло и минуты, как Бутурлина жеманно заметила:

– Этот Григорченков полный невежа! Сейчас мне Ефим доложил, что он тепереча приходил к моему отцу, чтобы меня в жены просить. Он что же думает, что я для него? Ну, танцевала с ним полонез на последнем балу, и что ж? Сразу свататься? Притащился теперь в наш дом, да еще и со сватами! А сам-то до того скучен и обычен, что прям жуть как противен мне. И вообще, он слишком правильный. Нет, не пара он мне. Вот его сват Иван Аксаков красавец, балагур, и нрав у него такой заводной веселый.

– Барышня, господин Григорченков достойный и порядочный молодой дворянин, и родители его весьма богатые и уважаемые люди при дворе. Он мог бы стать вам хорошим мужем, – произнесла тихо Софья, смотря в зеркало на отражение лица графини.

Григорченков был одним из двух молодых людей, которых Софья встретила на лестнице вместе с Аксаковым чуть ранее. Она пыталась намекнуть Елене, что здесь, в России, есть достойные молодые люди, заслуживающие внимания, и ее Шарль по сравнению с ними был лишь ободранным наглым французом, умеющим только красиво говорить.

– Как ты смеешь мне указывать, нахалка?! – взвилась Елена и, резко обернувшись, вновь влепила Софье пощечину.

– Простите, барышня, – прошептала Софья, глотая от унижения горький комок в горле и понимая, что сказала лишнее.

– Ты смотри у меня, знай свое место! – зло добавила Бутурлина. – Я терплю тебя только оттого, что дворовые девки до того тупые и ленивые, что ничего не умеют, даже причесать как следует не могут. Потому ты пока при мне, но это лишь из милости, не забывай. Я ведь могу рассердиться и выгнать тебя на улицу! Пойдешь милостыню просить.

– Простите, барышня, не подумала, что говорю, – начала оправдываться Софья.

– Вот то-то же! Впредь думай! – наставительно вымолвила Елена и велела: – Эту прядь оставь, она красиво на плече смотрится.

– Слушаюсь, барышня, – покорно ответила Софья, умело закрепляя прядь тонкими шпильками на голове Бутурлиной.

Спустя полчаса Софья вышла из спальни графини, осторожно прикрыв за собой дверь, оставив уже наряженную Елену одну. С облегчением выдохнув, она радовалась тому, что Бутурлина отпустила ее, ибо за последние полчаса хозяйка просто извела ее своими придирками и грубыми обидными словами. Софья понимала, отчего злилась на нее графиня, ведь она посмела пререкаться с Еленой насчет грузинского князя, а затем начала защищать Григорченкова.

Девушка направилась в свою комнатку в дальнем конце коридора, когда ей навстречу попался Федот, один из многочисленных лакеев, которые служили в особняке Бутурлиных. Парень держал в руках огромную корзину с прекрасными белыми пионами.

– Елена Дмитриевна теперь в оперу собирается, Федот, – сказала приветливо Софья, обращаясь к слуге. – Да и не в духе она. Лучше попозже занеси цветы.

– Но эти цветы принесли для вас, Софья Николаевна, – вдруг заявил слуга.

Софья так опешила, что даже замолчала на миг.

– Для меня? – удивленно спросила она.

– Да. Так на карточке написано, – кивнул Федот, довольно ухмыляясь. – Только что принесли. Я как раз в вашу комнату их нес.

– Не может того быть, наверняка посыльный ошибся, – не веря, прошептала Софья.

Она проворно вытянула торчащую белую карточку, на которой было написано ее полное имя, отчество и фамилия.

– Отчего же не может? – спросил Федот. – Вот цветы, и они для вас, Софья Николаевна, – глухо добавил слуга, не спуская с девушки пристального взгляда. – Если бы я был богат, тоже подарил бы вам такую корзину, уже больно вы заслуживаете ее.

– Не надо об этом снова, Федот, прошу, – произнесла устало Софья и, взяв корзину из рук парня, быстро обошла его и поспешила в свою комнату, пока более никто не увидел этих цветов.

Федот проводил девушку тоскливым взглядом и поплелся в парадную.

Стремительно достигнув своей комнатушки в конце коридора, девушка закрыла дверь и осторожно поставила корзину на пол. Оглядевшись, она не заметила брата и поняла, что он, как обычно, на кухне с Агриппиной Ивановной. Кухарка Бутурлиных Ариппина, женщина в возрасте, еще полгода назад, едва Софья с Ильюшей переехали в дом Бутурлиных, взяла маленького девятилетнего Илью под свою опеку. Кухарка приглядывала за мальчиком, кормила его и всячески оберегала, пока Софья исполняла свои обязанности горничной при графине. Ильюша, рано лишившись матери, с любовью отвечал Агриппине Ивановне на ее заботу и ласку.

Устало опустившись на колени перед прекрасной корзиной с белыми пионами, Софья достала из зелени цветов красивый запечатанный конверт. Проворно раскрыв его, она нетерпеливо вытянула письмо, написанное красивым почерком на голубой бумаге.

«Многоуважаемая Софья Николаевна, если Вам угодно, Вы можете не помнить меня. Это обстоятельство весьма опечалило меня сегодня.

Однако я прекрасно помню Вас. На том балу, два года назад в Зимнем, Вы были столь прелестны, что я почти влюбился в Вас…

Тогда Вы так неожиданно исчезли. Отчего? И сегодня такая неожиданная встреча, после стольких лет. Вы стали еще прекраснее, чем я помнил… Прошу Вас о милости: дозвольте мне хоть иногда видеть Вас.

Прошу, отпишите мне письмом о своем решении, мой адрес ул.Л., дом 32.

С глубоким почтением к Вам, Иван Федорович Аксаков»

На миг Софье показалось, что ее жизнь наполняется счастьем. Эти цветы и неожиданное признание молодого дворянина, которого она знавала два года назад в дни начала своей юности, вызвали в ее душе светлое радостное чувство упоения. Девушка нежно улыбнулась, осторожно проводя кончиками пальцев по лепесткам белых цветов. Однако в следующий миг ее взгляд упал на облезлую стену, у которой стояла ее узкая кровать, и счастливое выражение исчезло ее лица.

Когда-то давно она была так же богата и счастлива, как теперь Елена. Она так же могла ездить в красивом экипаже, вместе с покойной матушкой делая визиты родственникам и знакомым их семьи, так же могла одеваться в прелестные дорогие платья, и у нее была своя горничная. Но это все было до того. До того момента, когда ее безмятежная привычная жизнь изменилась до неузнаваемости. Сначала два года назад умерла ее мать, а затем батюшка начал пить.

Теперь Софья и ее младший брат оказались в бедственном положении. Замятин, проиграв в карты все их состояние, обитал в казенной комнате при заводе, беспробудно пьянствовал и совсем не интересовался судьбой своих детей. Теперь они с братом жили в большом особняке Бутурлиных и имели кров над головой. Ильюша почти весь день проводил на кухне, подле ласковой доброй кухарки и лишь под ночь возвращался спать в их с Софьей комнатушку. Да, они с Илюшей не нуждались в еде, ибо на господской кухне всегда находилась для них пища, но их теперешнее положение в обществе не сильно отличалось от положения окружающих их крепостных. Лишь личная свобода и дворянское имя отличали их от простых слуг Бутурлиных.