В центре же внимания оказывалась проблема авторства. Возможно, это объясняется н своеобразной, необычной для древнерусской литературы домонгольского периода яркостью выражения авторской позиции, которая сразу обращала на себя внимание ученых. Но тем не менее, различные интересные исторические · предположения не привели к аргументированному выявлению авторства до тех пор, пока в работах Б. А. Романова и Д.С.Лихачева 8не было предложено подойти к этому вопросу более широко и постараться определить не конкретное социальное положение и биографию, а найти тот социальный слой, к которому принадлежал Даниил Заточник. Причем Д. С. Лихачев впервые в качестве доказательства социальной принадлежности стал использовать стиль произведения. Таким образом, в истории изучения Слова и Моления Даниила Заточника исследованию поэтической системы и художественных приемов чаще всего отводилась подчиненная роль. Наблюдения над поэтикой памятника, в основном, ограничивались выявлением двух пластов лексики и художественных образов: это заимствования из разговорно-бытовой речи, фольклора ·и из переводной книжности9. Своеобразие же использования этих двух стилистических традиций в художественной
системе Слова и Моления (до указанной работы Д. С. Лихачева и продолжавшей его наблюдения статьи Н. Н.Воронина) почти не изучалось. И поэтому часто в памятнике не замечали особой поэтической системы, он казался "нескладной болтовней" (В. М. Гуссов)10, неоригинальной_ компилляцией заимствований из различных источников (,,При всем желании видеть некоторый план в этом сочинении, едва ли представит оно беспристрастному читателю что-нибудь иное, кроме набора
изречений и пословиц на различные темы" (Ф. И. Буслаев)11.
Д. С. Лихачев, а вслед за ним Н. Н. Воронин по-иному подошли к стилю Слова и Моления Даниила Заточника. Это позволило выделитъ особые черты поэтики Слова и Моления, отличающие его от других произведений, увидеть в нем целостность. Оно перестало казаться пестрой компилляцией из разных источников. Продолжая изучение стиля в направлении, начатом этими исследованиями, рассмотрим, как некоторые стилистическце приемы функционируют в поэтической системе Слова и Моления, какими художественными средствами достигается особая эмоциональная: напряженность памятника и раскрывается психологическое состояние автора,
. Это позволит не только еще раз убедиться в яркости и своеобразии Слова, но и найти возможные типологические параллели между ним и произведениями других средневековых литератур, использующими в своей художественной системе аналогичные стилистические принципы.
Интересной является проблема авторства.
Именно этой проблемой и занимались, в основном, исследователи Слова. Даниила считали боярским холопом (Гудзий), сыном княжеской рабыни (Буслаев), членом младшей княжеской дружины (Модестов), думцем князя (Миндалев), дворянином и т.д. Список можно было бы продолжить. И, наконец, мнение Б. А. Романова.12 Заточник "кандидат в любое общественное положение, куда приводит его игра случая", ,,человек, оторвавшийся от своего общественного стандарта". Романов придумал даже термин ,,заточничество'', подчеркивающий именно неустойчивость положения человека, к которому обращен.
Д. С. Лихачев13 впервые поставил вопрос о социальной среде, которая оказала влияние на Даниила, используя как доказательство, стилистический анализ. Отмечая влияние стиля скоморохов (т.е. русского варианта бродячих актеров), сказьвающееся и в " в нарочитой сниженности стиля, и в пародийном переосмыслении Священного писания'', Лихачев пишет: ,,Даниил только учился у скоморохов, но сам он скоморохом не был", Даниил- это своего рода "интеллигент" древней Руси XII-XIII вв., «интеллигент", принадлежащий к эксплуатируемым слоям общества''14.
Подход двух последних исследователей нам кажется наиболее продуктивным. Определить конкретное социальное положение вряд ли возможно, но найти ту среду, ту прослойку, к которой Даниил принадлежал, более вероятно.
Итак, Даниил принадлежит к людям неустойчивого социального положения, и как представителю их, ему свойственно "то уже совсем не смиренное отношениее к жизни, то начало протеста, которым насквозь проникнуто все Слово (Шляпкин)15, т.е. своеобразная ,,кощунственность'', бунт.
В идейном плане:
1. Выступления против богатства, богатых: ,,Зане, господине, богат муж везде знаем есть и иа чюжеи стране друзи держить… " 16.
2. Против монашества.
Но в еще большей степени оно проявляются в стиле. Момент сочетания "скоморошьих", бытовых деталей, небылиц" подчас грубого просторечия, со словами из Евангелия, псалмами, сама возможность этого сочетания, до виртуозности органичного, демонстрирует собой удивительную свободу стиля. Но мы свободно не только сочетание, кощунственно и само осмысление библейских цитат. "Библейские образы постоянно употребляются Даниилом все с тем же оттенком легкой пародии" (Д. С. Лихачев).
3.Совмещение низкого, грубого и священного в одном произведеннв (т.е. не совместимого по христианским канонам).
4.Пародирование Священного писания до полной переоценки ценностей (вместо славы Господней собственная слава).
5.Также черта стиля Даннвла -любовь к общечеловеческим истинам, практической философии, дух времени (см. Белинский).
6.Особенвостью стиля Даннвла является прославление мудрости, силы знания и книжного учения.
7.Чувство авторского достоинства.
Даниил – почти профессиональный писатель древней Руси, он своим талантом зарабатывает себе на жизнь (пока в виде милости князя).
В связи с этими особенностями возникает вопрос, на :который не всегда обращали внимание – откуда у Даниила такая книжная образованность?
Даниил не без причины прославляет свою мудрость, он, действительно, по очень "многим книгам исъбирая сладость словесную и разум". Где-то Даниил получил очень серьезное книжное образование, причем на Руси (,,аз ни за море ходил" (33). На Руси такими аналогами "университетов", где имелись библиотеки, были монастыри. В какую-то пору своей бурной и неустойчивой жизни Даниил был либо монахом, либо просто сыном священника, либо учился для того, чтобы ими стать, по крайней мере, соприкоснулся с этой средой. Иначе объяснить его образованность в условиях древней Руси нельзя. Обличение монашества в Молении ничуть не опровергает это мнение, а, наоборот, то, что это его так задевает,
показывает слишком близкое знакомство с жизнью их. ,,Лучши ми есть тако скончати живот свои,·нежели, восприимши ·ангельскии образ богу солгати" (70). Даниил явно недолго был связан с монастырской жизнью, в дальнейшем его положение неустойчиво, и мог он быть, дейсrвительно и княжьим милостником, и дружинником, и т.д. (впрочем холопом он вряд ли был, слишком большое чувство собственного достоинства звучит в его произведении). А скорее всего он пытается жить, используя свой талант и образование.
Итак, Даниилл, действительно, своеобразный «интеллигент» древней Руси.
Таким образом, на Руси в XII-XIII вв. была прослойка людей образованных, знакомых и с книжной мудростью, и с бытом, фольклором низов, с мирскими притчами, со скоморохами, им был свойствен дух "кощунства" и бунта, пародирование Священного писания, протест против богатства и клира. Люди эти могли быть из простых монахов, из священников, из думцев и т.д. Poднила их бродячая жизнь.
