А… Старая байка. Интересно сам Абаль верит в неё? Они лежат в одной постели и прижимаются друг к другу так тесно, что между ними нет ни шанса на кислород, а он рассказывает ей патриотическую лабуду. Это было почти обидно.

— Ты в это веришь? — не удержалась Ясмин.

— Я верю в закон, — шепнул Абаль. — Но я бессилен против отца. Айрис временно разместили в твоей комнате, выделили гражданский паек для неустановленных лиц и взяли на общее содержание до выяснения всех обстоятельств. Не беспокойся о ней. Сейчас Айрис под общественным надзором и в безопасности. На данный момент ее можно уничтожить только легально.

— И что вы сочинили, раз Примул не ограничил ваши передвижения и принял Айрис?

Абаль рассмеялся.

— О, все очень просто. Мы полностью следовали пройденному маршруту, зафиксированному в дневнике, ровно до момента встречи с тотемом Бересклета. На самом деле мы нашли только единственную оставшуюся в живых из всего рода Айрис, которую оттеснило от семьи временной петлей. В Чернотайе это бывает. А кто не верит, может сходить в Чернотайю сам и проверить на личном опыте. Но ты помнишь, да? Сока мы выпили очень много. Как ты себя чувствуешь?

Ясмин с сожалением отстранилась от Абаля, поскольку прижиматься к нему и одновременно думать было невозможно. Особенно, когда он в словно бы рассеянной ласке водил пальцами по ее спине, а его дыхание сделалось быстрым и неслышным. Она не могла не откликаться на этот невидимый призыв.

— Странно чувствую. Но это не важно. Я не понимаю очень многих вещей из тех, что ты рассказываешь. Почему вы не взяли брата или отпрысков Древотока и Катха? Почему согласилась Айрис, почему ее отпустила мама, и почему ты не оставил меня в Чернотайе? Я хотела этого. Я не собиралась возвращаться в Варду!

Она так разнервничалась, что ей наконец хватило сил вырваться из горячих рук. Или, скорее, Абаль согласился выпустить ее из странных ночных объятий, от которых кружилась голова и обрывалось дыхание. Он привстал следом за ней. В лунном серебре коротко сверкнули глаза, шелковая волна волос послушно стёкла на плечи. Абаль все ещё воспринимался темной громадой, и от этого делалось жарко и тесно где-то в груди. Хотелось прильнуть к его груди и перепоручить ему все свои беды и думы. Такая очень женская, мимолетная слабость.

— Да у меня, можно сказать, не было выхода. Твоя мать не сумела тебя вылечить, она даже не смогла понять, что с тобой. В ее распоряжении все знания мира, редчайший талант и тайны Бересклета, но нет ни техники, ни новейших технологий. Ее технический ресурс крайне беден. Она была вынуждена отдать тебя в надежде, что в Варде найдётся врач, способный вывести тебя из комы. Она попросила меня взять с собой Айрис, но в этом разговоре не участвовал ни Древоток, ни Катх, ни твой… отчим? Он ведь не твой отец?

— Нет, — хрипло ответила Ясмин. — Я рассказывала, я не знаю своего отца.

— Да, верно. — Абаль легонько взъерошил ее волосы, а после положил ладонь ей на щеку. Поймал, как яблоко. — Мастер Гербе вернула мне вторую метку, и ее пришлось взять себе Верну, ведь у меня уже была твоя. Ты представить себе не можешь, как я изворачивался, чтобы объяснить, почему метку берет нервный юнец с задатками капризного инфанта, а не мастер, в котором та должна была находиться. Но не хотелось рисковать, сложно удержать внутри две метки. Айрис, кстати, не очень-то и хотела идти с нами, но после краткого общения с матерью согласилась на все. Скажи честно, мастер Гербе владеет гипнозом?

Ясмин не удержалась и усмехнулась.

— Мама слишком рациональна, уж какой там гипноз. Но ты ее слушаешь и просто делаешь, что она говорит, потому что в ста случаях из ста она права.

— Позже я расскажу тебе более подробную версию нашего похода, чтобы не было расхождений между нашими отчетами, но сейчас я хочу спросить у тебя кое-что другое.

— Что? — Ясмин даже удивилась.

Абаль не часто задавал ей вопросы, не считая суда в пустыне. Обычно он просто заранее знал все ответы.

— Ты не выходила из комы два месяца и тогда я попробовал одну горошину сна.

— Какую горошину сна? — удивилась Ясмин.

Про горошину сна она слышала впервые.

— Мне дала ее Айрис. Понятия не имею, что это за штука, но я смог использовать горошину только один раз, — Абаль выразительно пожал плечами. — Немного похожа на метку, только не светится. Ее достаточно положить между собой и реципиентом, чтобы создать ментальную связь, я не верил, что получится. Твоя мама всучила Айрис целый чемодан экспериментальных образцов всего, и мы тащили его в клетке с нашими образцами под видом «какая-то гадость налипла». Уверяю, я в жизни столько не врал, сколько за последние два месяца…

— Так что там с горошиной? Ну же! — поторопила Ясмин.

Сердце затрепетало в груди, словно слабая бабочка, пойманная в стеклянную банку. Тогда, в кафе. Это был Абаль?

— Наверное, я все же попал внутрь твоего сна, — немного смущенно объяснил Абаль. — На тебе были ужасно узкие штаны и очень узкое и короткое платье с высоким воротом, мы пили кофе, и ты не была похожа на саму себя. То есть, конечно, это была ты, но словно бы другая. Очень странно убранные волосы, очень странное место, очень странные люди вокруг. Ты только не подумай, что я осуждаю, это же сон, приватное место.

— Так это был ты. Я не ошиблась.

Он все ещё едва ощутимо трогал пальцами ее щеку и волосы, и Ясмин казалось, он чувствует сквозь кожу ее скачущий пульс. В конце концов, он мастер Тихой волны с оружием пятого порядка. Это был Абаль, который вошёл внутрь ее сна и не дал ей умереть.

— Правда потом я перестал тебя видеть и слышать, но мы были внутри твоего сна, и я начал читать выкладки исследования твоей матери, которые прилагались к концентрату горошины. Слушай, только не молчи. Ты злишься, что я вошёл в твой сон? — Абаль неуверенно заглянул ей в лицо. — Если злишься, отомсти мне сразу, я ненавижу недомолвки.

Ясмин, преодолевая вернувшуюся слабость, взяла его смутно белеющее в темноте лицо в чашу ладоней и попыталась улыбнуться.

— Ты спас мне жизнь, — сказала она. — Поэтому все в порядке.

Глава 5

Через сутки ей разрешили вставать. А ещё через пару дней выходить из комнаты на цветущий сладкой настурцией балкончик. Было тяжело, но Ясмин упорно выползала на воздух и внимательно осматривала окрестности и копалась в цветах. Со стороны она смотрелась весенним юным цветком, внимающим красотам природы, а на самом деле искала Леокум или ещё какую-нибудь дрянь, которую ей могли подсадить в палату. Птичий слух, подгляд, токсин. Все, что угодно.

— Потеря мышц почти сорок процентов, — пугала ее лечащий врач, мастер Режущей нити. — Нельзя давать неравномерную или слишком большую нагрузку. В сад идите и два захода от одной скамье к другой.

Ясмин слушалась и шла в сад. Огромный, выполненный в технике элементарного лабиринта, чтобы дать множество укромных мест для уединенного отдыха под сенью тихих громоздких вязов, ив, яблонь. Ясмин старалась не уходить далеко от собственных покоев, опасаясь потеряться. Иногда здесь встречались закрытые дворики с такими же отдельными покоями, как у неё, хотя общее здание смахивало на маленький замок, как, собственно, и все здания Астрели. В архитектуре Варды она ловила черты античности и ампира, и, может быть, классицизма в его первозданной упрощённости. Ей нравилось здесь, но было понятно, что без карты лучше никуда не ходить. Только по самым широким общественным дорожкам, где невозможно заблудиться, даже будучи слепых, глухим и очень упрямым.

И Ясмин гуляла. Глотала сладкий воздух зрелой солнечной весны и цепко сортировала растения взглядом. Кто знает, что эти твари тут посадили. Все сияет и цветёт, а по низу хоп — и клубится «птичий слух» или токсичный Витанорум, от которого приличные люди впадают в спячку, как медведи зимой. Вон, цветок какой-то неизвестный. Надо бы подойти и глянуть, да боязно. Пусть кто-нибудь другой подойдёт, а она посмотрит на результат… Через получасие ее отпустило. Ну кто станет травить господ в самом дорогом санатории столицы? Напридумывала себе…