В день, проведённый на даче, мама дала любимому сыну часть дневников её старого дяди. Мужчина когда-то жил в далёкой Самаре. Вдруг, парню что-нибудь сильно понравится? Глядишь, он включит рассказ в свою небольшую коллекцию?

Сыщик открыл ящик стола и достал большую тетрадь толщиной в указательный палец. Мама уже просмотрела весь текст и вложила в него две закладки из белой тесёмки. С её слов выходило, в одной части своего дневника, двоюродный дед записал историю старого друга. Второй эпизод касался его самого.

Не очень давно, Роман уже прочитал криминальную драму про врача из Самары, Александра Сергеевича. Сейчас появилось свободное время, и можно узнать, что же стряслось с дальним родичем сыщика? Иногда в нашей жизни происходят такие истории, что вряд ли найдёшь в авантюрном кино.

Судя по датам, указанных на полях дневника, всё это случилось в девяностых годах прошлого, двадцатого века. Звали двоюродного деда Романа Глеб Богданович Прохоров.

Не знаю, как у кого, а у меня, с

раннего возраста, к каждой ложечке

меда прилагалась капелька дёгтя.

С течением лет, первая порция

становилась всё меньше, а вторая, всё

больше.

Так и отравила судьба всю мою жизнь.

Сплошная, беспросветная мгла начала истончаться. В ней возникали какие-то, едва различимые, тёмно-серые тени. Колышущиеся безобразные пятна становились всё рельефней и ярче.

Возникло небольшое мерцание. Оно понемногу рассеивало окружающий мрак. Затопившая всё вокруг, чернота быстро теряла нерушимую прочность и стремительно таяла, как рафинад в кипятке.

Вместо неё появился слабый рассеянный свет. Он постепенно усиливался и неспешной волной заполнял всё пространство вокруг. Вместе с ним появились какие-то непонятные звуки. Они постоянно дробились и множились, словно близкое горное эхо.

Сначала послышалось лишь бормотание и необычное звонкое звяканье. Голоса всё приближались и становились намного отчётливей. Наконец, парень понял, что слышит чьи-то команды.

Приказы звучали на удивление странно: – скальпель… зажим… тампон… – после каждого слова слышался стук стали о сталь.

– «Похоже на операционную из старого советского фильма». – вяло констатировал Глеб и с огромным трудом поднял тяжёлые веки. Прямо над ним, висела целая гроздь прямоугольных бестеневых ламп. Нечто похожее, он раньше видел лишь в кабине зубного врача. Только там они были значительно меньших размеров.

Отражённый от кафельных стен, ослепительный свет вдруг резко ударил с разных сторон. Он хлынул бурным потоком и ворвался в расширенные тьмою зрачки.

От удивительно ярких лучей в затылке у Глеба возникла пульсирующая, очень резкая боль. Виски вдруг заломило. Из-под зажмуренных век тотчас потекли обильные слезы.

Парень почувствовал, как что-то тёмное легло на глаза. Чуть ниже спустился какой-то мягкий упругий предмет. Он облепил нижнюю половину лица и плотно закрыл рот и нос. Сильно пахнуло дешёвой резиной и пластиком.

Глеб хотел было сбросить непонятные штуки, но не сумел даже слегка мотнуть головой. Послышалось лёгкое шипение газа. В горло проник холодный воздушный поток. Он нёс в себе резкий, явно химический запах. Начавшее проясняться сознание стало стремительно меркнуть. Мгновенье спустя, всё погрузилось в непроницаемый мрак.

Глеб снова поднял тяжёлые веки. Встревоженный взгляд архитектора обежал всё вокруг. Он с огорчением понял, что оказался в тесной медицинской палате. Над ним, как в прошлый раз, стояли врач среднего возраста и молодая сестра. Больной рассмотрел их значительно лучше, чем раньше, но не так хорошо, чтобы запомнить черты двух взволнованных лиц.

Хирург заметил, что пациент вернулся в сознание и громко сказал: – Вчера, пока вы находились в тяжёлом бреду, я отправился в свой кабинет. Включил больничный компьютер, и полез в интернет.

Пошарил по нашим спецсайтам. Заглянул в их архивы и нашёл одну ссылку на очень большую статью. Судя по древним буквам и стилю, её напечатали во времёна Первой всемирной войны. В ней говориться о том самом средстве, о котором вы нам сообщили в бреду.

Какой-то немецкий хирург написал в научном журнале о том, как он оказался на Западном фронте, воевавшем с Россией. Там он узнал чрезвычайно интересные вещи. Выяснилось, что в самых крайних и экстренных случаях, старые фельдшеры постоянно использовали весьма специфичный состав.

В основном, его применяли при крупных проникающих ранах, и очень больших кровопотерях. Чуть ниже, хирург сообщал, что результаты такого лечения вполне обнадёживающие. Ниже он приводил довольно неплохую статистику. По его утверждению, после тяжёлых увечий, выживало почти шестьдесят процентов солдат.

На мой взгляд, вам терять уже было нечего. Поэтому, я, сам не знаю, зачем, всё же решился рискнуть. Словно что-то щёлкнуло в моей голове и вдруг заставило меня так поступить. Если сказать покороче, я нашёл в нашей аптеке все нужные ингредиенты. Быстро составил то старинное зелье, и ввёл его в вашу вену.

И вот, вы снова здесь, вместе с нами! – врач хохотнул во всё горло, оживлённо потёр большие ладони одну о другую и громко закончил: – А я-то, было, подумал, что мы вас совсем потеряли, как любят говорить эскулапы в плохом американском кино.

Чувствуя невероятную слабость, Глеб очень криво улыбнулся в ответ. Парень напряг вдруг пересохшее горло и едва слышно сказал: – Большое спасибо, вам доктор!

Хирург широко улыбнулся и значительно тише добавил: – Теперь вы отдыхайте, а я пойду сочинять большую статью в специальный журнал. Нужно напомнить науке о всеми забытом лечебном составе. Кстати, забыл вас спросить, а откуда вы знаете об этом лекарстве?

– Мой дед по матери воевал на германской. Я как-то прочёл его старый дневник. Наверное, что-то осталось в моей голове, а потом неожиданно всплыло наружу. – выдавил Глеб.

– Такие случаи в медицине отмечены. – улыбнулся хирург. Он развернулся, и бодрой походкой исчез из палаты. Медсестра ободряюще кивнула больному и неслышно скользнула за ним.

Измученный разговором о снадобье, парень закрыл дрожащие от напряжения веки и начал проваливаться в глубокий освежающий сон. Сквозь необоримую дрёму он всё же услышал голоса в коридоре.

Какое-то время, грубый уверенный бас спорил с тенором молодого врача. В конце концов, эскулап не сдержал напора пришельца. Он был вынужден сдаться, и уступил человеку с такими словами: – Если вы сильно настаиваете, то проходите к больному. Но не более, чем на десять минут спокойной беседы! И наденьте, пожалуйста, белый халат!

Дверь широко распахнулась. В помещенье шагнул милиционер довольно высокого роста. В правой руке он держал потёртую папку из коричневой кожи. За ним семенила сестра. Она пыталась накинуть халат на широкие плечи мужчины.

С недовольной гримасой капитан всё же застыл у порога. Девушка его догнала, и сделала то, что велел ей хирург. Наконец, она завершила свой ритуал, что всегда обязателен для российских больниц. После чего, повернулась на каблуках и, вздёрнув остренький носик, стремительным вихрем, унеслась за порог.

Офицер твёрдым шагом подошёл к казённой железной кровати. На секунду он замер на месте и внимательно посмотрел на больного. Затем, оторвал глаза от бледного лица пациента. Повертел головой в форменной кепке, которую зовут «федералкой» и пошарил взглядом вокруг.

Милицейский сотрудник увидел то, что искал. Он взял левой рукой старый стул, что стоял у стены. Принёс поближе к лежащему парню и разместил рядом с убогой постелью.

Совершенно проснувшийся Глеб безучастно следил за чёткими действиями странного гостя. Он сразу понял, что служитель закона часто бывал в подобных местах, и вёл себя здесь очень раскованно.

Совсем по-хозяйски, мужчина устроился на жёстком сидении. На колени он положил органайзер, сохранившийся с советских времён. Офицер раскрыл толстую папку, и лишь после этого, быстро представился: – Капитан Иван Васильёвич Стешин.