Не надо удивляться, я знаю, вы тоже так думаете. Наслаждайтесь своей жизнью и покиньте бренный мир лет в семьдесят. Только зануды хотят дожить до ста лет: единственная награда – безличное и коротенькое письмецо от королевы[7]. Так что фактически я делаю всем большое одолжение. Они старые и ненужные, их существование просто бессмысленно. Вино за обедом, сон, поездка по городским магазинам, чтобы купить безобразные украшения и безвкусные часы. Он играет в гольф, а она колется препаратом, превращающим ее в очень старого младенца. Трата жизни впустую. Это все, прежде чем я расскажу вам, какие они расисты. Да пошло оно – вы таких уже видели. Они живут в Марбелье и при этом не знают ни слова по-испански. Больше объяснений не требуется.

Разумеется, риск в этой игре велик. Я не Гарольд Шипман[8], который весело разгуливает, убивая стариков направо и налево. Мне надо убить только этих двоих, остальные могут спокойно смотреть «Фермы Эммердейл»[9] и покупать стремные подарки внукам, недовольным их скучными визитами. Технически эти люди – мои бабушка и дедушка, хотя я никогда с ними не встречалась и не получала шоколадки в подарок. Но они знают обо мне.

Позвольте объяснить. Очень долго я была не в курсе и думала, что мой отец Саймон успешно держал все в тайне, но Элен, мамина подруга, которая недавно была в Лондоне, за бутылкой вина призналась: еще до ее переезда в Париж она их навестила. Ей казалось, она подвела мою замечательную мамулю, бросив меня. Бедная мертвая Мари. Единственная вещь, которую Элен додумалась сделать, чтобы ослабить чувство вины, – прошерстить интернет. Она нашла лондонский адрес бабушки и дедушки в регистрационной палате. Почти распластавшись на столе, я слушала рассказ Элен и пыталась запомнить до мельчайших деталей.

Конечно, я уже много раз бывала у них дома, еще до того, как они окончательно обосновались в Испании. Я провела несколько часов на улице, наблюдала, выжидала, преследовала их машину с шофером, когда они куда-то выбирались. Но общение с ними было совершенно новым уровнем, и я была одновременно и впечатлена Элен, и зла на то, что она никогда раньше не рассказывала мне об этой встрече.

Элен явно не горела желанием вспоминать о том ужасе. Избегая зрительного контакта, она описывала события по порядку: перед ней захлопнули дверь, как только узнали, кто она такая, но уходить Элен не стала. В конце концов, они позволили ей войти и холодно сообщили, что знают все обо мне и моей «кошмарной» матери.

В ушах зазвенело, я почесала шею, ожидая комка в горле, который норовил подступить в любую секунду. Они знали обо мне с самого начала, объяснила Элен, когда их «бедный» сыночек внезапно появился поздно вечером на пороге дома и, расхаживая по гостиной, признался, что вляпался. В основном говорил Джереми, в то время как Кэтлин неподвижно сидела на диване, потягивая здоровенный джин-тоник. Саймон спросил, как сообщить об этом его жене Джанин, и сказал отцу, что для меня потребуется некоторая финансовая поддержка.

– Значит, он действительно хотел поступить правильно, – заявила Элен почти извиняющимся тоном, допивая вино и теребя волосы.

Я проигнорировала данный комментарий и попросила продолжить. Меня не интересовали жалкие попытки этого человечишки успокоить свою совесть.

Джереми с гордостью рассказал Элен, как они с женой несколько часов пытались вразумить сына. Внушили, что Мари сделала это ради денег, а Джанин никогда не оправится после такого удара.

– Саймон совершил глупую ошибку, как и многие мужчины, – сказал он Элен, – и мне жаль, что этой девочке приходится расти без родителей, но бывает и хуже. Я и сам потерял мать в юном возрасте, но подачек у незнакомцев никогда не просил.

Элен стала ругаться, кричала, что Мари не собиралась водить их сына за нос, ведь даже не знала ни о богатстве, ни о жене. Но они ничего не хотели слышать.

– Эта девчонка пыталась развести моего сына на деньги! – крикнула Кэтлин, внезапно поднимаясь с места. – Если ты думаешь, что дочь твоей подружки снова начнет всю эту чушь, ты не умнее ее матери.

Вот и все. Со слов Элен, которая допила вино и яростно размахивала руками, Кэтлин внезапно начала рыдать и бить мужа в грудь. Он схватил ее за руки и с силой толкнул на диван, прежде чем повернуться к ошеломленной Элен, стоявшей у двери.

– Ты расстроила мою жену и испортила нам вечер. Выметайся и даже не думай впутывать Саймона. Мы наймем адвокатов, и ты не успеешь опомниться, как превратишься в гребаную бомжиху еще до нашей встречи в суде.

– К тому моменту меня немного трясло, – поведала мне Элен, – он был похож на сумасшедшего. Глаза почти вылезли из орбит, аккуратно причесанные седые волосы растрепались. Но самое странное, его акцент совершенно изменился. Сначала он говорил как настоящий английский джентльмен, но под конец разговора его голос стал грубым и жестким. Он напоминал уличных торгашей из моего родного города. Мне правда жаль. Я пыталась. Надеялась, его родители добрее и отзывчивее. Господи, я думала, они захотят познакомиться со своей прекрасной внучкой! Но нет. Они производят впечатление приличных людей, но на самом же деле, Грейс, они уроды.

Итак, они старые, злобные и занимают драгоценное место в мире. Этого более чем достаточно, чтобы помочь им попасть на тот свет не так приятно, как могла бы уготовить им судьба. Но если быть до конца честной, то это все в основном потому, что они знали. Они знали о моей матери. Знали обо мне. Они не просто бездействовали, махнув на нас рукой, а активно промывали своему сыну мозги, обвиняя Мари, Элен, клубы, друзей, которые довели его до такого. Они поливали грязью всех, но не Саймона. Он уклонялся от родительских обязательств, а семья только потворствовала ему. Я думала, они живут своей жизнью, даже не подозревая обо мне и о моей маме. Они хотели, чтобы все было так. В конце концов, именно это и подтолкнуло меня к решению. Они умрут первыми.

Я прихожу в ресторан на пляже в шесть вечера – наверняка дедушка и бабушка ужинают рано, как и большинство пожилых людей. Я попросила место на террасе, но ресторан намного просторнее, чем на фото в интернете. Главное не оказаться слишком далеко от них, иначе не услышу ничего полезного. Заказываю бокал белого вина (люблю вино; Латимеры всегда пили только хорошее; я выбрала риоху) и заставляю себя открыть книгу, которую захватила с собой, чтобы не выглядеть слишком подозрительной. Я выбрала «Графа Монте-Кристо». Возможно, чересчур очевидно, но мне показалось это забавным.

Долго ждать Артемисов не пришлось. Едва дочитав первую страницу, краем глаза улавливаю движение. Два официанта сопровождают четырех пожилых людей мимо бара к террасе. Я замираю, не позволяя себе поднять глаза, и чувствую их приближение. Слышу громкий женский голос: «Нет, не этот стол, Андреас, он же прямо под солнцем. Посади нас вон туда». Они разворачиваются и направляются в другой конец помещения. Да пошла ты к черту, Кэтлин.

Когда они наконец уселись и заказали напитки – это заняло целую вечность из-за жалоб на ветер и метания по меню, – я приступаю к анализу. Увядающие Артемисы сидят ко мне лицом, их друзья – спиной. У Кэтлин такие кудри, что сама Джоан Коллинз харкала бы кровью от зависти. Светло-русые волосы уложены безвкусно, но так жестко, что ветер, о котором она так беспокоилась, не посмеет их даже коснуться. Косметолог хорошо поработал над ее лицом – это видно издалека. Глаза искусственно приоткрыты, будто в легком испуге. Скорее всего, это должно было выглядеть кокетливо, но получилось как-то безумно. На ней бежевая туника поверх бежевых брюк, на столе лежит ее огромная сумка от «Шанель». Шея украшена толстой цепочкой. Не могу распознать камень, но предположу, что это совсем не фианит. Я спокойно пялюсь, ведь все они уткнулись в меню. Интересно, есть ли во мне хоть что-то от этой недовольной женщины? Она поднимает руки, складывает их, и я вижу ее ногти. Острые, классического красного цвета. Вот оно что, Кэтлин. Мои пальцы, держащие уже забытую книгу, длинные и тонкие, совсем не такие. Но мои ногти… Мои ногти тоже ярко-красные и острые.