Я не хочу думать о том, что было бы, если та железка прошлась по лилейной коже моей девочки. Меня сразу начинает трясти.

— Значит, мы должны опередить.

Мы идём в сторону палаты, где я оставил спящей свою девочку…

Часть плана Глеб рассказал мне ещё после того, как я очнулся. Матери рядом не было, а Глеб был. Он и поведал мне, что навестил Никин детдом и узнал о том, что Зайцевы целенаправленно шли за конкретным ребёнком. И ещё много чего сказал.

Я лежал рядом со своей сладкой девочкой, упивался её персональным ароматом — цветочно-свежим — жадно прижимал к себе и в сотый раз прокручивал в голове то, что сказал Глеб и что увидел и понял сам.

«Серебряный лотос» спал-спал и вдруг начал рыпаться. Почему только сейчас? Ника ходила у них под носом целых пятнадцать лет. Не могли найти? Да бред. Если сами же — как выяснил Глеб — подослали Зайцевых, значит, ждали и пасли с самого начала. Отслеживали каждый шаг.

Но действовать начали на нашей свадьбе. Глеб узнал, что Вадима (его мелкий уже оклемался и даёт показания) будто специально подвели к тому, что побег Ники нужно устроить во время нашей свадьбы. Заранее посадили на крышу снайпера. И если бы не вмешался Темников — у них всё пошло по плану.

Дальше им — совершенно неожиданным образом — сбили направление люди Ката. Но те-то понятно, что следили. Действия Ката как раз ложатся в тупую логику: он увёл у меня девку, я заберу его жену. Только вот я его Светку не уводил. Сучка сама на меня прыгнула. А почему я должен отказываться от того, что в руки идёт? Ну, покувыркались разок. Было даже весьма неплохо. Сейчас, конечно, познав крышесносную сладость Ники, меня передёргивает от одних только мыслей о сексе с какой-то другой женщиной. Даже если секс случился задолго до неё.

Однако… вернёмся к нашим баранам…

Итак, Вадима они более-менее устранили. И принялись за меня. Зачем им я? Версия проста и понятна — клубы, подобные «Серебряному лотосу», существуют на взносы адептов. Поэтому им выгодно охмурять богатеньких, чтобы доить с них бесконечно. А я ещё мог и сахарною на блюде с голубой каёмкой преподнести. Что, к своему стыду, и сделал.

Потом они решили устранить меня. Почему решил, что меня? А потому что надо быть полным идиотом, чтобы стрелять в женщину, рядом с которой её мужчина. Наверняка, знали, что прикрою. Стал не нужен? Путаю планы?

Скорее всего.

Только хорошо бы эти планы знать! Противно, когда в тебя играют. А ты, как последний лох, позволяешь это делать!

Вон и мать родная свою игру у меня за спиной ведёт.

Задрали все!

Глеб прав — нужно взбаламутить это болото. Вывести всех на чистую воду. Умом-то я это понимаю, но подставлять под удар в очередной раз Нику — стрёмно.

Я и так еле сдерживаюсь, чтобы не начать на коленях просить прощения за всё то, что ей уже выпало по моей вине. А, получается — только добавлю новых переживаний.

Сахарок, обещаю, как только кончится эта хрень — а она кончится рано или поздно! — увезу тебя куда-нибудь в пустынную дичь и залюблю. Так, чтобы ты сразу тройняшек родила!

Сладость моя, прости, но я должен позволить им действовать. Позволить им заманить тебя. Но я буду рядом. Теперь всегда, любимая…

Мысли о Нике поднимают изрядно просевшее настроение. За ними я и не заметил, как мы подходим к палате. Я уже представляю, как увижу свою девочку спящей. Буду сидеть рядом и любоваться. Но из сладостного марева мечтаний меня выдергивает хриплый и полный отчаяния голос, умоляющий:

— Памагите…

Блядь.

Срываюсь и несусь в палату, боясь только одного — не успеть.

Вбегаю и замираю, чувствуя, как с плеч падает огромная плита. На полу, в луже крови, лежит девушка. И это — не Ника.

Облегчение просто колоссальное. Случись что-то с моей девочкой — не знаю, чтобы натворил. Армагедец местного масштаба устроил бы. Эту беловолосую красотку, что распласталась щаз на полу, вроде зовут Хлоя. Её-то Драгин приволок на руках, когда я встретил его в коридоре. У неё — пиздатая способность: отводить глаза и быть незаметной для электроники. Вот и сейчас прошла мимо нас — никто и ухом не повёл. Мистика, блядь. Но только с одной стороны. Если перевести в научный аспект — то всё получит весьма-таки логичное объяснение. Человеческий мозг вырабатывает волны определённой частоты. Это, по сути, есть энергия. А воля, вернее, строгая направленность мысли, вероятно, способна воздействовать как-то на эту энергию. Получается, что волновое излучение Хлои способно воздействовать не только на мозг других людей, но и на чувствительную электронику. Камеры, например. Всё-таки мой отец был известным учёным — мне стыдно верить в сверхъестественное и не знать, как работает наш организм. Я периодически заглядываю и в отцовские работы, и в смежные с ними. Не хочется выглядеть совсем уж профаном.

Драгин, меж тем, уносит свою беловласку, бурча, что в следующий раз привяжет её к постели.

Ника, стоявшая на коленях у распластанной на полу Хлои, резко вскакивает и её ведёт.

Успеваю подскочить, подхватить и усадить на кровать.

Отвожу в сторону прядку, заглядываю в глаза и грожу:

— Всё, Сахарок, буду тебя тоже привязывать. А то слишком шустрая!

Моя девочка краснеет, вызывая у меня воспоминания о том, как красиво зелёная атласная лента обвивает тонкие запястья, какой беззащитной и сладкой выглядит связанной моя сахарная. Хочется срочно увезти её отсюда и повторить… А потом ещё и ещё раз… Бесконечно. Пока оба не сойдём с ума.

В сладкую патоку моих мыслей вклинивается сука Драгин, который, зачем-то протягивает нам связку ключей.

Что за на хер?

Вскидываю брови, киваю на презент:

— Что это?

— Свадебный подарок, — выдаёт Драгин. — Я же не был у вас на свадьбе. Теперь, хоть с опозданием, но дарю.

Ага, тебя только на нашей свадьбе и не хватало! Для полного комплекта!

На брелоке, что раскачивается перед моим носом, — силуэт дома.

Совсем охренел? За нищеброда меня держит, что ли?

— Я сам способен купить дом для своей семьи, — осаживаю его.

Меня просто вспенивает сейчас! Ну и долбоёб ты, Арис! Женой обзавестись сообразил, а семейное гнёздышко свить — не додумался. Привёл девочку в чужое.

Ну а чё — сам-то, по-холостяцки, привык. В отеле жить удобно. Особенно, если ты — один из его совладельцев. Для одинокого — самое то. А вот семейному — надо было озаботиться собственным жильём.

Блядь, Арис, ну ты и тормоз!

Бешусь на себя и на Драгина с его грёбанными щедротами. Ведь дом в лесу — то, о чём мечтает Ника.

— Это дом моего деда, — начинает Сева, — и он был бы рад, если бы им владела Вероника Дрейнг. Я уже говорил Нике, — смотрит на меня и на Глеба, — и вам скажу — когда-то Дрейнги и Драгины были одним кланом. Так что, мы почти родственники.

Ну, ни хуя ж себе родственничка приобрёл! Однако Севу лучше держать в ближнем кругу. Враг он тонкий, продуманный и опасный. Наверное, в какой-то момент сами оружейники становятся как оружие и представляют угрозу. Недаром же в глазах Севы — взблески вынутой из ножен катаны. Взгляд такой же острый, рассекающий, сулящий смерть каждому, кто станет на пути.

Сева кладёт ключи рядом с Никой. Малышка вздыхает, но не решает взять. Сгребаю в охапку, прижимаю к груди: моё! Сам разберусь с домом и прочим. Нам подачки не нужны. Даже от родственников.

Но высказаться не успеваю — в палату вплывает та самая медсестра, которая сопровождала старика в коляске, а с нею — ещё пара сестричек помоложе.

Умно. Кто же заподозрит медперсонал в том, что они собираются расставить кругом шпионское оборудование.

Лишь Темников, всё это время стоявший у двери со сложенными на груди руками, бросает в нашу сторону многозначительный взгляд и серии: ну я же говорил!

Говорил. И точен, падла, как швейцарские часы. Прошло реально пять минут.

Нас выгоняют в зону для родственников — моя палата как бы поделена на две части. И здесь — небольшая комфортабельная почти квартирка.