Катя и Сережа не застали ничего из того, о чем было написано в старых и новых книгах, которые писали жители деревни, дабы научить потомком жизни. По какой-то причине детей заставляли их читать.

Наукой и писательством были поначалу увлечены абсолютно все. Каждый взрослый представлял какую-то особую область знаний, старался выпускать по книге в месяц. Каждая книга была для сообщества как клад. Книга за книгой с особым почтением: именно так и появилась огромная библиотека в доме Петра Игнатьевича. Сам он был библиотекарем, учителем физики и могильщиком по собственному желанию. Все дома после их смерти хозяйев разбирались, детали отправлялись на склад, который одним своим концом упирался прямо в ввысь – в купол, настолько много хлама набралось за годы существования поселения.

На часах 8:58. «Еще две минуты», – подумала Катя и стала рассматривать старый дом Петра Игнатьевича. Благо света от цифровых часов вполне хватало для того, чтобы рассмотреть фасадную часть дома.

Дом Урсуловых был похож больше на трейлер из старых американских фильм, только стоял он не на колесах, а нижней частью, то есть основанием, уходил, утопал на полметра в землю. Входная дверь была больше похожа на дверцу старого советского холодильника с большой массивной ручкой. Двери также срабатывали и открывались автоматически в 9:00. Конечно, их можно было открыть, воспользовавшись ручкой, зачем-то же она была, но в этом не было никакого смысла.

«Гостям всегда рады», – неизменно повторял каждый. А расписание для того и расписание, чтобы его соблюдать. Окон в подобных домах не было. Никакого смысла в них нет, так как снаружи и солнечного света никакого не было. Внутреннего освещения было вполне достаточно, а специальные системы обогрева эмитировали касание солнечного света.

Не было и птичьего пения, беспризорных кошек и собак, однако периодически автоматизированная система включала плейлист «звуки природы», чтобы заставить хотя бы ненадолго выйти людей на улицу. Звуки природы люди особенно любили слушать. Они садились на коротенькую траву, убегали к далеким деревьям или ложились на выстриженный газон во дворах, закрывали глаза и просто слушали шум моря, трели соловьев, поскрипывание стволов сосен и многое другое. Особенной популярностью пользовался морской бриз.

Долго так поваляться на «природе» не получалось. В сообществе считалось, что продолжительное пребывание под светом прожекторов купола провоцирует развитие онкологических заболеваний и ряд других болезней. Если раньше в деревне были различные лекарства, антибиотики, приборы и медицинские сканеры, то ныне остался лишь Витамин D в таблетках как заменитель солнечного света. Да и того осталось совсем немного.

8:59. Отголоски катастрофы, от которой люди спрятались в деревни, часто слышали и сами жители. Периодически в разное время суток земля под ногами дрожала, грохот стоит страшный. Редкие землетрясения пугали детей гораздо сильнее, нежели родителей. Взрослые в эти моменты спокойно сидели на стульях или лежали на своих кроватях, закрыв глаза. Спокойствие сначала пугало детей, но с каждым разом они привыкали к землетрясениям также, как и к странному поведению взрослым.

Среди поселенцев бытовала шутка: «Земля дрожит – значит скоро появится малыш в каком-то из домов». Такая двусмысленная шутка быстро прижилась в народе, однако время шло: от поселка оставалась лишь одна пародия, а дети, большая их часть, не доживали и до тридцати лет. Система дала сбой. Что-то было не так, земля перестала любить жителей. Дети странно боялись, что купол ограждающих их от мира извне треснет, распадется на пазлы, которые не собрать, и вся хворь мира извне падет на них.

9:00. «Доброе утро, пора вставать», – послышалось по ту сторону плотной двери дома. Катя решилась-таки постучать в дверь, нужно следовать инструкциям. Девочка проверила, достаточно ли сухие мешки под глазами, стёрла остатки слез с ресниц и из уголков глаз. Кате почему-то не хотелось, чтобы Сережа видел, что она плакала, но её всё равно выдавало слегко опухшее и покрасневшее лицо.

Утро по расписанию. Тьме ушла прошлое на какое-то время. Вспыхнувшие на железном небе прожекторы слегка ослепили пятнадцатилетнюю девочку, которая словила блик от глянцевой поверхности дома.

Дверь в дом располагалась строго напротив, Катя продвинулась чуть ближе, привыкая к изменившемуся освещению, подставила над глазами ладонь перпендикулярно лбу и постучала три раза.

Пришлось ждать около 10 секунд. Девочка ужасно волновалась, стояла и разглядывала падающие на тропинку солнечные зайчики.

Дверь открылась и на пороге появился с лопатой в руках Петр Игнатьевич, папа Сережи. Он стоял в старом темно-синем пиджаке, который был, кажется, на 3, а то и на 4 размера больше. Точного возраста Петра Игнатьевича Катя не знала, но седая густая борода говорила своим наличием о том, что отец Сережи был весьма преклонного и уважительного возраста. Кажется, подумалось Кате, что эта седая борода была всегда.

Светло-коричневая рубашка Петра Игнатьевича была застегнула на все пуговицы, чуть сдавливая шею. Кадык при каждом нервозном проглатывании слюны цеплялся о край рубашки. Казалось, ещё чуть-чуть и кадык сможет выстрелить пуговицей ворота прямо в стоящую напротив девочку. Красные брюки были очень яркими. Они явно были из другого комплекта. Ноги в районе ступней венчала привычная Петру Игнатьевичу обувь – белые кроссовки с тремя полосками и большой дырой в районе большого пальца правой ноги.

Борода была небрежно подстрижена, как и голова: тут и там торчали разной длинны и формы седые длинные волосы. Усы были настолько густые и белые, что казалось, что вот-вот он должен сказать: «Сектор приз на барабане», как в видеороликах, которые показывали на уроках истории и культуры. Но вместо приза в его руках была всё та же огромная лопата, которой он за последние несколько лет вырыл как минимум три могилы, а может и больше.

Петр Игнатьевич поддел пятку во второй кроссовок при помощи пальца и прокричал в гостиную, поворачивая голову на 180 градусов:

– Сережа, тут Катя к тебе пришла, разрешаю включить компьютер. Запусти только что-нибудь повеселее, например, в папке «Физика», там есть текстовый файл «факультатив на будущее», внутри ссылка на документальный фильм о «Девятой планете», вот по ней кликни и включи ролик. Должно быть интересно, внимательно слушайте, потом спрошу, что уяснили. Через внутренний локальный сервер включится ролик, который я подготовил. Приду, еще раз говорю, перескажешь. А ты, Катюш, заходи давай, а то на улице слишком светло, так и ослепнуть можно с непривычки. Понял меня, Сергей? Угости чем-нибудь гостью.

– Понял-понял, – послышались приближающиеся к двери глаголы, которые на последнем слоге материализовались в мальчишку четырнадцати лет, стоявшего и улыбающегося Кате во свои тридцать зубов до тех пор.

Как только Сережа увидел, что в руках престарелого отца была лопата, настроение его резко поменялось. Оглядев папу с ног до головы, он понял, что случилось и оробел вмиг. Катино лицо всё еще оставалось припухлым.

– Кать, мне очень жаль. Пошли, правда, фильм что ли посмотрим, – выдавил из себя смущенный ситуацией Сережа, глядя грустными детскими глазами за подругу.

– Так, на отшиб можете со мной не ходить, ни к чему вам вспоминать, что такое горе, смотреть еще на всё это, еще успеете. Сергей, ты за старшего, а ты Катя – за хозяйку, он тебе покажет, что там, где у нас валяется. Теперь у нас будешь жить, – командным тоном проговорил взрослый, что было редкостью для Петра Игнатьевича, и захлопнул за собой дверь большого глянцевого холодильника, в котором жил всю свою жизнь.