Джон отстранился. Чуть хмурящийся, напряженный, до странного чужой, мужчина вглядывался в ее лицо, будто увидев впервые, и Саша зажмурилась, пытаясь остановить подступающие слезы.

Он отверг ее…

Не помогло. Упрямая слезинка скатилась по щеке, и сладость недавнего поцелуя сменилась солоноватой горечью на губах.

– Саша.

Звучание ее имени из его уст отозвалось болью в сердце, а твердость голоса заставила задрожать, словно весь холод мира разом окутал ее, и сжаться, обхватывая себя руками.

– Мне казалось, я достаточно ясно дал понять, что мне не нужны отношения.

Еще одна слезинка оставила на щеке прохладную влажную дорожку. Горло сдавливали эмоции, ее шепот был едва слышен:

– Я люблю тебя…

– Это не моя забота. Ты надумала себе то, чего нет и не может быть.

Саша обхватила себя руками еще крепче, будто боясь рассыпаться на осколки, сжала руки в кулаки, чувствуя, что еще немного, и она разревется совершенно по-детски, не выдержав собственной обиды и непривычно резкой, жесткой интонации его голоса.

Затих звук удаляющихся шагов, и Саша поняла, что осталась одна.

Когда она открыла глаза, в глубоком синем небе горели яркие брызги звезд, а на лавке стоял туесок с нетронутыми ягодами.

…………………

Осветив лес последним своим лучом, солнце окончательно скрылось, и тотчас стало темно, будто ночь набросила на мир плотное покрывало, усеянное прорехами-звездами.

Ночной лес жил своей жизнью. Высоко-высоко, в густых кронах вековых деревьев гулял ветер, отчего листья безостановочно шелестели, будто шептали на неведомом языке, но внизу, у земли, воздух был почти недвижим. Стрекотали сверчки, в кустах тренькала, распеваясь, ночная птаха, на миг сверкнули жутковато-потусторонним отблеском зрачки какого-то мелкого хищника. Едва не задев Киллиана крылом, бесшумно снизилась и тут же взмыла в воздух сова, и лишь короткий писк угодившего в когти грызуна указал на то, что охота оказалась удачной.

Несмотря на то, что раздражение все еще кипело в Киллиане, заставляя стискивать челюсти до вздувшихся желваков, ноги по давней, выработавшейся еще с Нетландии, привычке несли его почти бесшумно, а взгляд скользил по земле, отыскивая в неровной густоте теней безопасный путь.

Прямая спина, разворот плеч, легкий шаг… Ни следа от трусоватого, вечно сжавшегося кузнеца Джона. Киллиан стал собой – шанс, так редко выпадающий ему в последнее время.

Что за чертова роскошь – быть собой?

От этой мысли он едва не расхохотался вслух, на миг сбиваясь шагом. Нервы. Напряжение, накапливающееся где-то там внутри, разрывало его, словно демоны скребли грудь острыми лезвиями когтей, кромсая на части. Сейчас Киллиану хотелось тишины, тишины и одиночества, но гул собственных мыслей оглушал его.

Ему нужна была вода. Не для того, чтобы пить, нет, сейчас он не испытывал жажды. Ему необходимо было до боли, до дрожи оказаться рядом с открытой водой, услышать привычный шум и плеск волн, увидеть, как морщится от ветра водная гладь, как в ряби отражаются звезды и лунная дорожка. Долгие годы свист ветра в корабельных снастях был его колыбельной, долгие годы, не в силах заснуть ночами, он вставал к штурвалу и смотрел вдаль, и его дыхание выравнивалось в такт сонному шелесту моря, а внутренние демоны замолкали, убаюканные звуком, с которым волны терлись о борта верного «Роджера».

На долю секунды захотелось сделать что-то глупое, безрассудное – заорать, выматериться, садануть по ближайшему дереву, сдирая кору и собственную кожу, да так, чтобы брызнула кровь… Но орать в темноте и вызывать переполох дозорных было неразумно, сбивать кулак и ранить руку было попросту глупо, а крюк был надежно спрятан в укромном месте, – тряпичный чехол на культе казался непривычно, неправильно легким.

Он ненавидел это все. Вообще все. Заключая сделку с Корой и разрабатывая план, он не ожидал, что это займет так много времени, и теперь чувствовал, что застрял в этой глуши, словно корабль посреди морей в полный штиль. И точно так же, как в штиль не хватает ветра, чтобы наполнить паруса, ему не хватало воздуха, он задыхался, как задыхаются порой от ужаса запертые в слишком тесном помещении люди. Его душило это проклятое место, душил образ недотепы Джона, который ему день за днем приходилось отыгрывать, и до зубовного скрежета душили окружающие люди с их искренней до приторности приветливостью и неистребимым желанием помочь, поддержать, ободрить…

Так почему же, дьявол их побери, почему именно эти люди так его раздражали?

Вокруг него всегда кто-то был, всегда рядом была его команда, готовая пойти за своим прославленным капитаном хоть в воду, хоть в огонь, хоть на проклятый остров с безумным вечным подростком и целой сворой диких потерянных мальчишек. Но даже на своем корабле Киллиану было во сто крат проще остаться в так необходимом ему одиночестве, чем сделать это на большой территории лагеря спасшихся от заклятья. И если постоянное присутствие и помощь Сэма пришлась даже кстати – парнишке было едва ли не в радость выполнять всю грязную работу, – то Саша определенно становилась проблемой.

Киллиан не был слепым, ему просто не нужно было это все. Ее чувства. Ее гребаная привязанность к нему, по-детски наивная влюбленность, что была заметна в каждом взгляде, украдкой брошенном на него, в каждом движении, направленном к нему, в каждой фразе, обращенной к нему.

Только вот она влюбилась не в него, а в вымышленный образ мужчины – красивого и несчастного кузнеца, на чью долю выпало много испытаний. Покажи он ей истинного себя, какова была бы ее реакция?

Киллиан снова невольно сжал челюсти. Злость, такая чистая, обжигающе ледяная, струилась по венам, точно яд разъедая его изнутри.

Сколько их было таких? Тех, кого притягивала его смазливая физиономия, тех, кого устраивала игра, которую он вел, и в которую они охотно включались. Женщинам было достаточно его красивого лица, синих глаз и обольстительной улыбки, а ему – их тел, согревающих его простыни на час-другой. Их всех это устраивало. Киллиан не искал любви или обязательств. Чисто техника, хороший секс, безо всяких там чувств. Любой из женщин он платил деньги, а взамен получал яркий, сильный оргазм, от которого на несколько секунд голова становилась блаженно пустой, свободной от терзающих его мыслей.

Быть может, в другой ситуации он бы и отвлекся на симпатичное лицо, но сейчас слишком многое на кону, да и невинная девочка – это совсем не опытная барменша или шлюха из портовой таверны, которая не будет ждать от мужчины сантиментов. Киллиану не надо было привлекать излишнее внимание ради пары часов удовольствия. Не в этот раз. Ему и так повезло в том, как неожиданно легко оказалось убедить Мулан, что он не заинтересован в отношениях с кем-либо из местных женщин. Чуть-чуть правды, всего лишь малая толика – и грозная воительница покорно отступила, поверив, но рыжая девчонка упрямо не понимала намеков. Или, может, просто не хотела принимать очевидное? Неважно. Оставалось надеяться, что после сегодняшнего разговора и его отрезвляющей отповеди Саша, наконец, оставит его в покое. Вспомнилось некстати ее мокрое от слез лицо…

– К черту все!

Сейчас Киллиан не мог себе позволить вспомнить, что такое чувствовать. Цель, к которой он шел десятки лет, вдруг оказалась ближе, чем когда-либо прежде, и он вполне мог удержать эмоции в узде, а член в штанах на нужное время для того, чтобы добиться мести.

Даже в темноте Киллиана вело его безошибочное чутье. В просвете между деревьями мелькнул и пропал серебристый отблеск воды. Еще немного… От напряжения подрагивали мышцы, в груди было тесно, словно что-то не давало ему вдохнуть полной грудью.

Киллиан уже и не помнил, когда мог нормально дышать. Словно с того самого мига, когда когти врага сжали сердце любимой, растирая его в пыль, грудь как железным обручем стянули.

Он уже почти свыкся жить с этим. Как свыкся с крюком на месте отсутствующей левой кисти и с жаждой отомстить Крокодилу, заполнившей все уголки опустошенного сердца.