- Как только улучишь минутку, попроси у Сезарра растительного масла, ладно? Только первой выжимки, понимаешь? Я знаю, у Гар оно есть.

Удивляясь, почему разговор вдруг свернул к приправам, я тем не менее кивнул и отвернулся, дабы смотреть на что-нибудь другое.

- Да, такое гораздо вкуснее.

- Райшед! - чуть не захлебнулась хохотом Ляо.

Я обернулся: она так покраснела, что даже цвет ее кожи не мог этого скрыть.

- Не думала, что вы, на материке, увлекаетесь такими вещами!

Я неуверенно посмотрел на нее.

- О чем ты?

Ляо потерла губы. Она уже улыбалась, хотя в глазах ее все еще плясало изумление.

- А ты?

С минуту мы глядели друг на друга, шум веселья в саду вторгался в тишину комнаты.

- Маслом первой выжимки мы приправляем свежие овощи, - осторожно произнес я. - А вы?

- Предохраняемся от зачатия! - захихикала Ляо, прижимая ладони к щекам. - Мне надо чуть больше времени, чтобы подумать о ребенке. Я же видела, как он достался Мали!

Настала моя очередь покраснеть, и я выругался, почувствовав, что щеки обдало жаром.

- А что делают ваши женщины на материке, - у Ляо озорно заблестели глаза, - чтобы оставаться без ребенка?

Я нервно пригладил волосы.

- Не знаю.

Я придушил внезапное воспоминание о горшке соленой кедровой смолы, которую дал мне отец в своей мастерской вместе с откровенным разговором на следующий день после того, как я положил свои первые бакенбарды на алтарь Мизаена.

Ляо подвинулась ближе и положила пальцы на мою голую руку. От ее прикосновения волосы у меня встопорщились как у собаки.

- Коли на то пошло, - промурлыкала она, - что вы, на материке, делаете...

Громкий стук в дверь прервал ее. Сезарр просунул голову в комнату.

- Дерево будет сажаться на восходе луны, - сообщил он Ляо, прежде чем снова исчезнуть.

Нить между нами оборвалась.

- Приготовь мне голубое платье и шаль с узором из перьев, - живо распорядилась Ляо. - Я иду мыть волосы.

Не зная, то ли проклинать Сезарра, то ли благословлять его, я подобрал ей наряд и был приятно удивлен, что мне тоже разрешили вымыться и облачиться в новую одежду - зеленую тунику и шаровары, занесенные Гривалом, - видимо, подарок от Мали.

Когда убывающая половинка Большой луны взошла над горизонтом, заливая черный камень дворца холодным голубоватым светом, я вслед за Ляо спустился во внутренний сад, в сердце резиденции. Я держался близко к своей госпоже, готовый выслушать указание или замечание, так как воздух в саду был насыщен ожиданием и ощущением ритуала. Вдоль стен выстроились домашние рабы, молчаливые и почтительные. Ляо остановилась рядом с Гар, и мы с Сезарром обменялись мгновенными взглядами. Он едва заметно наклонил голову, и я увидел Каеску на другой стороне сада. За ней, чуть покачиваясь, стоял Ирит - рот безвольно приоткрыт, глаза безжизненные. Эльетимм стоял возле Каески - волосы поразительно белые в ночи, зубы сжаты. Он уставился на меня с ненавистью, ощутимой даже через разделяющее нас расстояние. Я коснулся плеча Ляо и слегка наклонился вперед.

- Знаю, - прошептала она, - жди.

Дальняя дверь распахнулась, и Шек Кул вышел в сад. Гривал рядом с ним нес серебряную чашу, накрытую шелковой салфеткой.

Чуть отведя назад голову, Ляо прошептала мне:

- Это... - она силилась найти нужное тормалинское слово, - это выходит с ребенком, кормит его в лоне.

- Послед.

Какое счастье, что я не Гривал. Моя решимость убраться отсюда подальше, прежде чем Ляо соберется рожать, мгновенно удвоилась.

Шек Кул был в простой зеленой тунике; он без всяких церемонии выкопал глубокую яму в центре группы из пяти деревьев разной высоты. Гривал вывалил в яму свою ношу, а затем кто-то из садовников принес новое молодое деревце, которое Шек Кул посадил с удивительной сноровкой и ногой утрамбовал тучную черную почву. Низко поклонившись, садовник заговорил с воеводой, и тот бросил пораженный и неприветливый взгляд на Каеску. Женщина упорно смотрела в землю, а Ляо насторожилась.

Гар повернула голову, чтобы поймать мой взгляд.

- Рост этого дерева расскажет нам о здоровье и нраве ребенка. А его листья будут использованы для предсказаний.

Я кивнул, не собираясь признаваться, что редко слышал нечто, столь же неправдоподобное.

Ляо снова пошевелилась и, когда Шек Кул вытер руки о полотенце, поданное управляющим, шагнула вперед. Шепот удивления пробежал среди собравшихся, и Ляо вскинула подбородок - истинная жена воеводы.

- О муж мой, так же как ты исполняешь свой долг, чтобы защитить нашего нового сына, надежду владения, так и я должна противостоять серьезной опасности, что гнездится здесь, у нас, как ядовитая змея.

Ее ясный голос отразился от высоких каменных стен, и Каеска тотчас подняла голову. Ее расширенные глаза застыли в безжалостном свете луны она в ужасе уставилась на Ляо.

- Я обвиняю Каеску Данак в подкупе колдовства для продвижения ее планов убить нашего сына и вернуть ей статус Первой жены с ребенком, рожденным колдовством.

В голосе Ляо не было торжества, не было ничего из ее утреннего ликования, только одно неумолимое звучание правды. Все вокруг нас разом ахнули и испуганно зашептались.

Шек Кул поднял руку. Воцарилась мертвая тишина.

- Преступление, в котором ты обвиняешь, карается смертью. - Он обращался непосредственно к Ляо, словно она была тут одна. - Каково твое доказательство?

Ляо указала за свое плечо.

- Слово моего личного раба.

Все взоры устремились на меня, и я стоял, неподвижный, бесстрастный, а сам лихорадочно ждал, что будет дальше.

Воевода посмотрел на Каеску, потом изучающе - на меня. Все кругом затаили дыхание.

- Я выслушаю это дело завтра на закате солнца, - объявил он, бросив наконец полотенце Гривалу.

Едва Шек Кул вернулся во дворец, как толпа загалдела. Ляо пошла впереди меня обратно к лестнице, а я изо всех сил старался держать Каеску в поле зрения. Это было совсем не то, чего я ожидал.

- А что с Каеской? - Я огляделся, тщетно выискивая стражников или домашних рабов. - Где ее будут держать? Где темница воеводы?

Остановясь на ступеньке, Ляо повернулась и посмотрела на меня сверху вниз.