Женька, заметив, что сегодня его почти не останавливают, решил, что своей ленью доконал учительницу окончательно, сосредоточился, и то, что не получалось никак, вдруг сложилось во вполне приличный этюд. Это было так неожиданно хорошо, что Ирина Вениаминовна тут же «вернулась» в класс. Она резко выдохнула, словно прогоняя неприятные мысли, и занялась Женей.

Однако минут через двадцать в дверь заглянула запыхавшаяся Варвара Сергеевна.

Старая вахтёрша воспринималась и педагогами, и учениками как неотъемлемая часть школы – так давно начался её трудовой стаж. Он тянулся от момента открытия школы и до настоящего времени, не прерываясь ни разу. Сергеевна «выучила» более половины работающих ныне педагогов, знала всё обо всех, но имела любимчиков, в число которых входила Ирина Вениаминовна. Музыку старушка любила страстно, несмотря на отсутствие какого-либо музыкального образования, и до сих пор с энтузиазмом посещала все мало-мальски значимые концерты, игнорируя появившуюся одышку и старческую сонливость.

– Иринушка, зайди к Анне Львовне, когда урок закончишь.

– Спасибо, Варвара Сергеевна, я вас поняла. Зайду.

Через пятнадцать минут она нашла завуча. Невысокая суховатая Анна Львовна стояла на балкончике, курила. Анну Львовну – блестящего пианиста и педагога – кто-то любил, кто-то боготворил, кто-то боялся. Но уважали все. Это относилось и ко многочисленным ученикам, и к коллегам. Даже за глаза называли по имениотчеству.

– Ирина! Заходи, – пророкотала Анна Львовна, затушила сигарету и сама зашла в комнату. – Что там у вас с этой Дельцовой?

– А собственно, ничего! – Ирина Вениаминовна вспыхнула. Она думала, что разговор пойдёт о консультации для двух её выпускниц. Консультацию уже пару раз откладывали по разным причинам. Такого оборота она не ожидала. – Я объяснила, что в этом году набора не имею, класс перегружен, и отправила к вам. О прослушивании речь не шла.

– Какое прослушивание?! – Завуч усмехнулась. – За неё Андрей Яковлевич ходатайствует. Поняла задачу?

– А что, «там», – Ирина Вениаминовна метнула взгляд под потолок, – теперь занимаются комплектованием моего класса, а заодно и моим свободным временем?

– Да подожди, не кипятись! Чего ты хочешь? Как работаешь, то и имеешь. У тебя Малахова с Кучеренко выпускаются. Вот и вакансии.

– Знаю я свои вакансии. Я вообще никого брать не собиралась. Дочь уже забыла, как мама выглядит. И муж, между прочим, ворчит не первый год.

– Привет им от меня огромный. Значит, точно не хочешь?

– Не хочу, Анна Львовна. И Дельцовы тут ни при чём. Какая разница, с кем заниматься? Я правда не хочу. Хотя бы этот год…

– Ну и ладно. И посылай их всех к… Андрею Яковлевичу.

Ирина Вениаминовна перевела дух: Анна Львовна её всегда понимала.

– Да, кстати, у меня завтра будет часик свободный. Двое заболели. Сегодня гуляю, и завтра с пяти до полседьмого «окно». Давай своих выпускников.

– Спасибо. Мы обязательно к пяти подойдём! – Ирина Вениаминовна, обрадованная тем, что оба вопроса решились так легко и правильно, резко открыла дверь и чуть не сшибла вахтёршу.

– Ох, Варвара Сергеевна! Простите, бога ради!

– Ладно! Не зашибла! А вот тебя «сам» зовёт, – она кивнула на кабинет директора, – иди.

«Сам» был порывист, высок, красив и стар. Его специальностью были духовые инструменты. Говорил он громко, разговаривать любил и умел, особенно с родителями своих учеников.

– Ирина! Что это за выкрутасы с Дельцовой?! Мне только что звонил Андрей Яковлевич…

– Ну, ясно… – Ирина Вениаминовна закатила глаза. – Пошла крутиться карусель. А с Дельцовой ничего, Эдуард Алексеевич! Её девочку будет учить другой педагог – вот и все, как вы сказали, «выкрутасы».

– Ты прямо как младенец. А ремонт в школе? Это тоже другой педагог?

– Вот именно! Другой. И вообще, почему вы на меня кричите? Ремонт? Ремонт – это ваша задача. А я со своими справляюсь.

– Да никто и не спорит, – сбавил тон директор, подошёл и взял Ирину Вениаминовну под руку. – Ты пойми меня. Без расположения Андрея Яковлевича мы так и будем работать в классах с протекающими потолками. Ремонта сколько не было? Знаешь. Ну возьми ты этого ребёнка! У тебя же выпуск есть. Мы все тебя очень просим.

– «Мы»… Не бывать этому! – Ирина Вениаминовна рванулась к выходу и вдруг застыла. – Хотя… – усмехнулась, – хорошо, предположим… Но сначала ответьте мне на один вопрос.

– Иринушка, хоть на два!

– Если в школе, на школьном инструменте, ежедневно будет заниматься ребёнок, вы не будете против?

– Что ещё за интриги? Какой ребёнок?

– Хороший. Музыкальный ребёнок. Но инструмента дома нет и не предвидится в обозримом будущем.

– Ладно, пусть занимается. В учительской всегда пусто. Инструмент, правда, дрова. Но пока живой.

– Тогда я беру вашу блатную Дельцову и беру ещё одну ученицу – Дашу Заяц. Вот так!

Ирина Вениаминовна наконец-то разозлилась и вылетела из директорского кабинета, едва удержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.

Пока я, стоя за дверью, слушала, как мама рассказывает о папе, я думала, что вот сейчас она закончит и учительница скажет, что мне можно приходить к ней в школу. Но мама говорила и говорила, а я всё ждала и ждала: вот, вот сейчас!..

Мир отвернулся от меня, когда Ирина Вениаминовна вышла из кухни. Я всё поняла сразу. И то, что она ничего мне не сказала, на самом деле было красноречивее любых слов: меня не пустили!

Когда она ушла, я безоговорочно пошла в кровать, но пролежала бо́льшую часть ночи, глядя в потолок. Потом заснула. И мне приснился какой-то кошмар, где у всех людей не было ртов. И у меня не было рта. Я бежала по зелёному лугу, мне хотелось петь, а рта не было. Я закричала, переполошила весь дом, а к утру опять затемпературила.

В последующие дни я шаталась по кустам, по пустырю, тянувшемуся недалеко от нашего дома. По-настоящему мне не хотелось ничего. Единственное активное действие, предпринятое мной, было по-детски нелепо, но терапевтически необходимо: я в щепки изломала свою волшебную палочку. После чего не то что успокоилась – замерла.

…В тот вечер мама вышла на минутку к соседке. Папа спал. Аня с Викой сидели на скамейке во дворе. Когда раздались два коротких звонка, я нехотя сползла со своего кресла и пошла открывать. На пороге…

Когда в глазах прояснилось, я, к своему удивлению, обнаружила, что лежу на диване, а надо мной склонились сразу и растерянная, озабоченная мама, и учительница Ирина Вениаминовна.

– Дашенька, ты как? – спросила мама.

– Хорошо. – Собственный голос показался мне далёким-далёким и совершенно чужим.

Ирина Вениаминовна взяла меня за руку и спросила, почему-то глядя на маму:

– Ты ещё не передумала учиться в волшебной музыкальной школе?

– Нет, – ответила я.

– Знаешь такую присказку: «Быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается»?

– Да, – кивнула я. На большее, чем «да» и «нет», меня не хватало.

– Прекрасно. Так вот, до сих пор была долгая и не всегда радостная сказка. Поэтому я и не приходила к тебе. А теперь пора дело делать. Учиться пора.

Мама хотела что-то сказать, но Ирина Вениаминовна опустила мою руку и дотронулась до маминой:

– Подождите, Анастасия Семёновна. Мы с вами отдельно поговорим. Наедине.

Потом она поглядела на меня.

– А знаешь ещё такую поговорку: «Утро вечера мудренее»?

– Знаю. Это если что-то важное делать, то сначала нужно поспать.

– Правильно. По-твоему, учиться музыке – это важное дело?

– Важное.

– Тогда закрывай глаза и спи. А мы с твоей мамой обо всём договоримся.

Учительница развернулась и потянула за собой маму. Я прилежно закрыла глаза. Мир снова становился волшебным.

– Я не понимаю, что происходит, – растерянно развела руками Настасья, когда женщины уединились на кухне.