– Не понимаю, – пискнула я и зажмурилась.

Через несколько секунд нажим ослаб. Теперь я хотя бы вдохнуть могла без опасений. Слезать с меня незнакомка не планировала. Кажется, даже расселась поудобнее. Я смотрела на нее и не могла ошибаться: в ее глазах плескалось любопытство.

– Асх интарг кафингор?

– Я не понимаю, – тихо повторила я, слабо качая головой, и вот теперь, кажется, осознала, насколько влипла.

Слезинки сорвались с уголков глаз и помчались по вискам. Сердце оглушало грохотом, а голова кружилась. Как же жить хочется.

– Малроун, – скривилась незнакомка.

Она поднялась и прицепила на пояс изогнутый нож, выточенный из большой кости. Я вытерла слезы, приподнялась на локте и нахмурилась. И что дальше? Она откинула волосы за спину и протянула мне руку. Я смотрела на ее серые когти, втайне радуясь. Маленький шаг к спасению сделан верно? Ухватилась за ее руку и испугалась, когда она сомкнула свою и посмотрела на меня внимательно. Недолго раздумывая, я тоже сжала руку в ответ и впервые увидела улыбку в неизвестном мире. У беловолосой зубы были почти обычными – человеческими, но клыки все равно удлиненные и немного сгибались внутрь. Она рывком подняла меня и моментально отправилась к ближайшему дереву, где успела спрятать поклажу. Взвалила сумки на плечи и пошла к обрыву. Я не стала тратить время напрасно и испытывать удачу, поэтому сразу последовала за незнакомкой. Она больше не отгоняла меня. Девица остановилась на краю, на мгновение обернулась и улыбнулась мне, а затем заулюлюкала в сторону бесконечного зеленого ковра деревьев. Ее громкий голос эхом разнесся, пугая птиц. Они цветными стаями взмывали в разных частях леса и устремлялись в ясное небо. Беловолосая замолкла лишь на пару секунд и снова закричала, но резко оборвала крик на высокой ноте и, направившись в сторону, расхохоталась. Я все так же стояла и наблюдала, как она бодро шагает вдоль обрыва.

– Черт возьми, куда тебя занесло, Аня? – спросила я и козой заскакала следом за «подругой», стараясь не наступать на крупные камни.

Рано я радовалась, что меня не отгоняли. Ни о какой дружбе и поддержке речи не шло. Я пыталась ей представиться, показывая на себя и бесконечно повторяя: «Аня, Аня, Аня…» Она лишь смеялась надо мной, болтала что-то на своем языке и снова смеялась. Я уже даже не обижалась, иногда тоже посмеиваясь, чтоб меньше выделяться. Мой халат превратился в пожеванную тряпку с серыми, желтыми и зелеными пятнами. Ночами я мерзла, лежа на голой земле, греясь только от костра и завидуя Охотнице. Так я ее прозвала. Она раскручивала тонкую шкуру и спала под ней. Делиться со мной не планировала ничем, кроме воды. Даже бурдюк слегка дырявый для меня нашелся. Питалась я от случая к случаю, наблюдая за Охотницей. Если она ела ягоды, я рисковала, уподобляясь ей и поспешно вычищая соседние кусты. Иногда встречались низкие деревья с вытянутыми белыми плодами, напоминающими формой огурцы. Под тонкой шкуркой содержалась желеобразная мякоть с мелкими семечками, по вкусу была как молоко. Этими плодами я битком набивала небольшие карманы, потому что одним таким я наедалась почти на весь день.

Охотница превосходно ловила крылатых зайцев и кое-каких других причудливых зверей. Когда она в первый раз разделывала при мне тушку, я радовалась, надеясь на горячий ужин. В следующие разы я тихо ненавидела ее, когда она снова убивала зверюшек, потому что знала о безумно трудном для себя вечере. Давилась слюной и отворачивалась, чтобы не видеть, с каким аппетитом единоличница съедает жаренное на костре мясо. Когда я проявила смелость или все же наглость и потянулась за куском для себя, беловолосая что-то прошипела мне, и наш шаткий мир едва не рухнул. Пришлось смириться с растущей во мне завистью в такие ужасные вечера.

Спустя неделю у меня заболела поясница и появился кашель. Кожа на ногах стерлась, а царапины краснели, опухали – превращались во что-то страшное и ныли. Охотница не спешила вывести меня из вечного леса. Ночами я закусывала губу, сворачивалась калачиком и беззвучно рыдала до рези в глазах. Я скучала по родителям, по Женьке и просто по комфорту. Только совсем замерзнув, я впадала в дерганый сон. Мой путь в неизвестность со странным проводником продолжался.

В днях я запуталась, даже не зная, где могла бы вести собственный подсчет. Охотница иногда проявляла милосердие, добывая лично для меня какие-то коренья и травы. Коренья кидала в костер, как мы иногда запекаем картофель, а затем отдавала мне и показывала на рот. Травы мельчила и смешивала с какими-то специями из собственных запасов, потом запихивала в мой бурдюк. Я вынужденно пила сладковатый настой вместо воды. Вскоре я поняла его действие: мой кашель исчез, а ежемесячные женские проблемы так и не пришли. Со ступнями все было по-прежнему плохо. Под черным слоем грязи я не могла рассмотреть, чистые там были раны или гноились, а у воды мы надолго не задерживались. Кажется, обычные мозоли и ранки принесли мне проблемы. Я хромала, теперь уже не смея отправляться в путь без палки, но уперто шла вперед.

В очередной из вечеров мы сидели друг напротив друга. Я смотрела на костер и часто лупила по себе ладошкой. В этом мире комары были хитрее, чем в нашем, – звенели гораздо тише. Костер весело трещал, выбрасывая столп искр вверх, и горячо согревал меня. Сегодня Охотница ужинала неаппетитным фиолетовым куском мяса из своих запасов, но я не отказалась бы и от такого, предложи она мне хоть немного.

В стороне раздался треск. Я посмотрела в темноту между деревьями, но ничего не увидела. Охотница прошипела что-то и вскочила на ноги. Попятилась. Я нахмурилась, пытаясь понять, что происходит. Услышала воркование и съежилась. Сердце пропустило удар, а ноги ослабли. Это ведь не та тварь, плюющаяся иглами? Что-то красноватое и длинное мелькнуло в темноте, ударило по стволу дерева. Оно затрещало, заскрипело и стало падать. Я вскрикнула и, прикрыв голову, прижалась к земле. Темное пятно мазнуло перед глазами: кто-то промчался к Охотнице. Я подняла голову, рассмотрела чудище и вскочила. Надо бежать! Но остановилась, обернулась.

Птеродактиль? Нет. Скорее огромная летучая мышь, но с мордой ящерицы и очень длинным хвостом. Двигалась быстро, но осторожно – как кошка. Хвост снова полоснул воздух, едва не задел меня и хлыстнул по пеньку. Щепки разлетелись в стороны, а в пне осталось тонкое углубление. Охотница крепче сжала свой нож, пригнулась ниже к земле и отступила. Новый взмах хвоста разрезал пламя. Я прикрылась от искр, отскочила, услышала визг. Они сцепились. Ящер повалил ее и, не позволяя себя ранить, впился мелкими зубами в руку с ножом. Охотница сжимала зубы, скалилась, рычала и била его в голову кулаком. Чем помочь? Как? Без соображений ухватилась за торчащее из костра полено и побежала к ним. Боль в ладонях уколола, обожгла. Я тоненько взвыла и бросила обугленную деревяшку в монстра. Боялась смотреть на ладони. Полено отскочило от его бока, совсем не навредив ему. Однако пасть разомкнулась, а хвост взметнулся. В считаные секунды его морда оказалась передо мной, а желтые глаза смотрели на меня. Мое лицо обдавало зловонное, смердящее гнилью дыхание. Тонкий язык, как лента, то и дело мелькал между зубов. Чудовище распустило капюшон вокруг головы. Он мелко задрожал. Я не успела закричать. Отскочила под оглушительный визг. Охотница запрыгнула поверх ящера, придавила его и, ухватившись за раздутый капюшон, полосовала ножом шею. Я же только-только поняла, что перебираю ногами по земле, пытаясь отползти дальше, но упираюсь спиной в поваленное дерево.

Уснуть удалось с трудом, но с рассветом сон прошел и проснулось любопытство. А может, мне просто надо было отвлечься от ожогов. Я, прихрамывая, подошла к Охотнице, поежилась от утреннего холода и стала наблюдать за разделкой ящера. Она с трудом и усердием выдирала каким-то подобием плоскогубцев зубы. Самый большой клык протянула мне, я выставила ладонь в язвах, позволяя положить на нее ненужную мне вещь. Скривилась от боли, задрожала, но стиснула зубы и клык не откинула.