— Папуля, не держи всё в себе. Выговорись мне. Расскажи всё. Я пойму тебя. Пожалуйста, папа, — взмолилась она, голос её задрожал.

— Его звали Жюль Жаке, — проговорил маркиз, — Ему было всего пятнадцать лет. Жюль, как и я, свято верил, что война начатая Бонапартом, великим императором, принесёт гармонию и счастье во весь мир.

Каждое слово давалось Алексису с большим трудом.

— Он сбежал из отчего дома, оставил своего отца, чтобы стать достойным сыном отечества. Жюль был весёлым и счастливым пареньком, балагуром и душой всего батальона.

В сражении при Вошане Жюль собственным телом прикрыл меня от вражеской пули. К счастью, пули пробила Жюлю только руку. Когда я его спросил, почему он пожертвовал собой ради незнакомого ему человека, Жюль улыбнулся и сказал: „Вы для Родины сделаете намного больше, чем я“. Мальчику ампутировали руку, он умолял меня оставить его в батальоне. Жюль даже готов был чистить солдатам сапоги, но приносить хоть какую-либо пользу. Тогда я сделал его своим личным помощником. Жюль стал мне как младший брат. Я поведал ему все свои тайны, которые не говорил никому из друзей. Жюль так же рассказывал мне всё. У мальчика дома остался отец, матери у него не было, она умерла при родах. Жюль очень хотел, чтобы его отец гордился им, но больше всего на свете он мечтал приложить хоть каплю в построение светлого будущего. Но его мечтам не суждено было сбыться!

Анна чувствовала, как трясутся плечи отца.

— В батальоне появился шпион, снабжающий врагов информацией. Мы долго ломали голову, кем был, но вывести предателя на чистую воду не могли. Накануне битвы при Ватерлоо батальон разбудили крики и чья-то борьба. Жюль дрался с Полем Фуркадом, сыном генерала де Фуркада. Предателем оказался Поль де Фуркад, Жюль вычислил его. Это Поль, приближённый к командирам батальона, передавал противникам важную информацию. Пока до нас доходило что к чему, Поль одолел калеку Жюля, схватил револьвер, запрыгнул на коня Жюля, стоявшего ближе всего к нему, и несколько раз выстрелил в свою армию, убив одного солдата. Жюль поднялся с земли, вскочил на коня Поля, и погнался на Жюлем. Я первый осознал ситуацию. Не раздумывая, я достал револьвер и выстрелил.

Алексис рыдал. Слёзы катились с его глаз ручьями. Он не мог произнести больше не слова. Анна всё крепче и крепче прижимала отца к себе. На её глазах появились слёзы.

— Ты выстрелил в Жюля?

— Да! — закричал Алексис. — Я выстрелил в Жюля! В темноте я не сумел различить Поля. Я даже не старался разглядеть, на своего ли коня сел предатель! Я просто выстрелил в наездника, сидячего на рыжей, а не на белой лошади.

Анна целовала отца, нежно обнимала его за плечи и ласково шептала:

— Папа, дорогой мой, прекрасный, пожалуйста, не казни себя. Ты совершил ужасную ошибку, но ты уже тысячу раз исправил её своими делами. Жюль Жаке там наверху, уже миллион раз простил тебя, — говорила ярая противница прощения. — Его мечты осуществляешь ты. Папа, прости самого себя.

— Как я могу простить себя? — закричал впервые на дочь отец со злостью на самого себя. — То, что я совершил, не подаётся прощению. Я был в придачу ещё наивным глупцом, поклоняющимся Бонапарту. Как человек, начавший кровавую войну, может принести мир во весь мир?

Алексис обнял руками лицо дочери.

— Анна, дорогая моя, не выходи никогда за военного. Милая, ты часто спрашивала меня, почему я решить помолвить тебя с Пьером де Лоре, когда я всегда был за свободу выбора? Я просто боялся, что твой будущий супруг, твои будущие сыновья могут пойти по моему пути! В отличие от маркизов Лоре мне всё равно, каким знаменитым будет мой род, для меня главное — счастье моей единственной дочери. Пьер, по рассказам родителей, всегда тянулся к морю, к военному делу он был безразличен, а в роду Лоре и Вернантов всех военных можно сосчитать по пальцам, вот я и решил, что Пьер будет самой лучшей кандидатурой для моей дочурки. О Анна! Прости меня! — прижал Алексис её к груди.

— Я на тебя даже не обижалась, чтобы прощать потом, — улыбнулась Анна.

Она принесла отцу стакан воды, она сидела с ним больше часа, успокаивая и убеждая папу в его невиновности. Анна несколько раз переосмысляла историю отца. И что-то не сходилось в ней с тем, что до этого знала Анна.

— А почему все говорят, что сын генерала Фуркада погиб при Ватерлоо, сражаясь за свою страну? — спросила Анна.

Отец встал с кровати и, ничего не говоря, направился к двери. Лишь когда он взялся за ручку двери, то промолвил:

— Я тебе всё рассказал. Больше не напоминай мне о прошлом и ничего больше не спрашивай.

Всю ночь Анна размышляла об истории рассказанной отцом, у неё появлялось всё больше вопросов. Почему про Жюля Жаке, спавшем её отца, знаменитого генерала де Ландро, она нигде и ни от кого не слышала? А предатель Поль де Фуркад считается погибшим при Ватерлоо? Если же его отец, генерал Фуркад, решил сохранить честь сыну, то почему отец Анны не только не препятствовал этому, но и сам говорил, что сын Фуркада погиб, сражаясь за Родину? Почему отец последние недели сам не свой, ведь после смерти Жюля прошло девять лет? Бывало раньше, что он ходил в каком-то помрачении весь день, запирался в своём кабинете, и Анна слышала, как он у кого просил прощения, но такое с отцом случалось крайне редко. Что же случилось сейчас? Что так сильно напомнило маркизу про смерть Жюля, если он уже несколько недель не может прийти в себя? Анна не находила ответа на этот вопрос.

Лежа в постели, она думала об отце. Её раннее детство прошло без него: Алексис воевал. Анна всегда мечтала увидеть своего папу, про которого так часто рассказывала ей мама. Тот день, когда папа вернулся с войны, и малышка впервые его увидела, был самым счастливым во всей жизни Анны. Несмотря на многие разногласия, отец был для неё идеалом мужчины: храбрый, любящий, не умеющий сдаваться, всегда добивающийся своей цели. И он остался идеалом. Анна гордилась отцом. Он смог признать свою вину, ужасные ошибки прошлого, не стал обвинять в смерти Жюля судьбу, рок, Фуркада, третьих людей, а сумел сказать „я виноват в его смерти“.

Задумчиво смотря в потолок, Анна думала:, а смогла бы она признать свои ошибки, сказала бы она как отец „во всём виновата я“ или же стала обвинять во всём рок и других людей?

„Наверное, смогла бы, — решила она. — Я человек ответственный, никогда никого не обвиняю в своих бедах, и не сваливаю свои проступки на других. Например, когда в нашем марсельском доме жила стая голодранцев, я разбила мамину дорогую вазу, потому что одна мерзкий мальчишка, бегал по моему дому и не видя, что я иду с вазой, врезался меня с разбегу. Я же тогда не обвинила мальчишку в разбитой вазе, а сказала, что сама виновата в своей невнимательности“.

Анна вспомнила те страшные времена, когда ей приходилось садиться за один стол с безродными щенками проституток, когда эти наглецы своими криками и играми нарушали покой Анны. Она вся передёрнулась. Как хорошо, что она тогда уговорила родителей отправить её в Париж, временно пожить у подруги Изабелль, пока они будут заняты чужими выродками. Но самое страшное было терпеть Экене! Этого наглого и мерзкого дикаря, который посмел прилюдно унизить её, а потом ещё лицемерно извинился перед ней.

„Как жаль, что Алан, сопливый трус, не прикончил его. Такие люди только воздух в мире отравляют своим присутствием“, — вздохнула Анна и заснула.

***

Наступил апрель. Несмотря на дожди, природа оживала. Через неделю, 15 апреля, Анне должно было исполниться пятнадцать лет. „15 числа — 15 лет, значимый год у меня будет“, — думала она. Анна часами могла любоваться красотой своего яблочного сада, восторгаться пением птиц, наслаждаться ароматом весны. Даже дождь не был для неё помехой, под падающие с неба капли она могла танцевать.

Волновал Анну только отец. После разговора с дочерью Алексису стало намного легче, но Анна чувствовала, что папа скрывает от неё что-то важное, и это что-то не даёт её отцу спокойно жить. Мама знала всю правду, но на все вопросы дочери она отвечала: „С папой всё хорошо, не переживай“. Анна пыталась узнать хоть что-то об Жюле Жаке, но ни в каких старых газетах и военных журналах о нём не было ни слова. Анна дала отцу слово молчать о Жюле и поэтому поспрашивать у друзей Алексиса она не могла.