На нее и раньше пялились мужчины, но смех Макартура прозвучал словно для нее одной, а его прикосновение вызвало настоящую химическую реакцию в организме. Явно неподходящее время извещать Квинна о беременности Голдберг. Буккари вспомнила слова Ли о том, что нужно быть помягче с ней, и вдруг поняла, чему именно уступила Голдберг: их жизни здесь висели на волоске, и физическая привязанность — это островок надежды. Где-то рядом таится опасность, и люди знают это, но из глубины подсознания поднимается понимание того, что угроза нависла над человеческим родом, а потому страсть — это одновременно и бегство от реальности, и решение проблемы.

— Командор Квинн, послание! — сказал Макартур, нарушая неловкую тишину. Буккари остановилась.

— Ох, — покачал головой командор. — Чуть не забыл. Мы получили письмо. Оно лежало на той каменной пирамиде, где Макартур оставил вашу записную книжку с картинками. Написано примерно тем же языком, так что, как я понимаю, оно для вас, — он вытащил из рюкзака несколько полосок сложенной ткани. Ткань оказалась довольно плотной, похожей на холст. Схематичный рисунок человека, похожий на тот, что изобразила Буккари, был тщательно скопирован вместе с сопровождающими его буквами «ч-е-л-о-в-е-к». Рядом с пиктографическим изображением человека с тем же рвением и умением были представлены еще две фигуры, изображавшие другую расу. Одна намного ниже человека с головой, напоминающей равнобедренный треугольник. Расставленные руки с мембраной крыльев явно обозначали существо, похожее на Тонто. Другая фигура повыше первой, хотя и ниже человека, тоже обладала крыльями, но все же имела больше сходства с людьми. Под обеими фигурами имелись знаки, вероятно, буквы чужого языка.

Рисунки очаровали Буккари, и она долго, не отрываясь, смотрела на них. Ее собственные, сделанные с помощью ручки и линейки, казались ей неуклюжими и неточными по сравнению с теми, что были сейчас в ее руках.

— Так это два различных вида! — прошептала она.

— Мужчина и женщина? — предположил Макартур.

— Чудесно! — воскликнула Буккари. — Это же историческое событие! Первый контакт с высокоорганизованным внеземным разумом.

— Третий контакт, — зевнув, поправил ее Квинн. — Первый — это побоище на Шауле, второй — наша встреча и побег флота в гиперпространство. Так что это третий.

— Тогда первый мирный контакт, — поправилась Буккари. Мрачные воспоминания ничуть не ослабили ее энтузиазма.

— Но это не все, — продолжал Квинн. По мере того, как память возвращала его к событиям недавнего похода, энергия командора только возрастала. — Ночью плато… мы видели там огни. Удивительно! А над рекой есть мост. И долина Макартура — это просто идеальное место для поселения, когда придет время переходить.

Усталость взяла свое. Командор закрыл глаза, речь его стала неразборчивой.

Буккари взглянула на Квинна, полагая, что у того начался бред, но заметила, что и остальные члены патруля выглядят немногим лучше, а в их глазах застыло мечтательное выражение.

— Мы приземлимся на станции Золотой Рудник — это континент Империя, — сообщил Эт Авиан. Стоило им покинуть Крион, как в его поведении многое изменилось: знатный крионец облачился в обычную рабочую одежду без каких-либо отличий — лишь золотистая кожа напоминала Доворноббу, что перед ним представитель верховной власти и совсем другого звания. — Золотой рудник — единственное постоянно действующее предприятие на Генеллане. Правда, добывают там уже не золото, а только редкие металлы.

— Разве здесь больше нет других обитаемых зон или населенных пунктов? — уточнил Доворнобб.

— Есть еще один, но работает только летом. Это небольшая научная станция на Корлии, так называется еще один материк. Сама станция носит название океанической, — Эт Авиан указал на точку в южной части карты планеты на экране компьютера. — Она основана для изучения планеты. Все остальные научные станции закрыты давным-давно. Слишком дорого обходилось их содержание. Я работал инженером на последнем индустриальном предприятии по добыче платины.

Он поежился. Для знатного крионца Эт Авиан выглядел огромным.

— Надеялся, что уже никогда не окажусь в этом холоде, — пожаловался руководитель экспедиции.

Доворнобб крайне удивился, когда Эт Авиан согласился отправиться на замороженную планету, да еще и работать там. В давние времена на Генеллан посылали заключенных, где они до конца дней своих оставались на рудниках и занимались добычей металлов, тогда еще делом прибыльным. После вторжения, унесшего жизни многих крионцев, были введены суровые законы по ограничению рождаемости, что значительно выровняло демографическую ситуацию на планете и позволило перейти на самообеспечение. Добыча руд и минералов на Генеллане стала экономически невыгодной. Другие промыслы — как, например, меховой — со временем тоже захирели.

Узнав о предстоящей экспедиции на Генеллан, Доворнобб постарался как можно больше узнать о третьей планете системы. Крионцы под патронажем Северной Имперской Гегемонии сохранили свое научно-исследовательское присутствие на Генеллане. Испытывая недостаток в фондах, они поставили перед собой цель хотя бы сохранить и защитить имперскую собственность от посягательств других, хотя никакая другая нация не только не имела сил для захвата, но даже не проявляла к этому интереса.

После назначения в экспедицию Доворнобб целых три месяца наслаждался жизнью — молодой ученый хорошо питался, что было немаловажно; ему не приходилось больше испытывать на себе мелкие придирки Директора Мота; он получил доступ к первоклассным компьютерам системы общественной безопасности и стал получать данные непосредственно с орбитальных телескопов.

Доворнобб огляделся. В кабине корабля, помимо него, было еще трое специалистов. Задачей этой научной группы, руководимой Эт Авианом, являлось выяснение всех обстоятельств, связанных с появлением пришельцев. Ученые X'Aape — знаменитый физик — и Мирртис — специалист в области металлургии — имели указание узнать все, что возможно, о технологиях и двигательных системах агрессоров, позволяющих им осуществлять межзвездные перелеты. Третий участник экспедиции — ученая-лингвист Катеос — значительно осложняла обстановку: женщинам незнатного происхождения заниматься общественной деятельностью и публичными выступлениями запрещалось, единственное исключение составляли медики, библиотекари и лингвисты в роли переводчиков. По традиции именно эти сферы отдавались женщинам.

Помимо этих, особо определенных обязанностей, от них требовалось немного: слушать и подчиняться. Доворнобб допускал и признавал некоторые отступления от общепринятых правил и условностей, но только в отношении хорошо знакомых женщин, когда твердо знал, что никто не пострадает. Эт Авиан настаивал на том, что различия по признаку пола нужно игнорировать, как это было принято у знати, и Доворнобб ничего не имел против, но остальные — особенно четверо солдат, обеспечивавших охрану группы, — придерживались традиционных взглядов. Перелет на Генеллан занял немало времени, и женщина, как это можно было предвидеть, не находилась в центре всеобщего внимания.

Путешествие началось с изматывающего перехода на орбитальную станцию планетарной обороны.

После двухдневного ожидания шаттл доставил их на орбиту третьей планеты. Полет проходил при постоянном ускорении, и лишь благодаря оптимальному расположению Генеллана, позволившему придерживаться прямой траектории, завершился относительно благополучно для всех исследователей. Оставив на орбите спускаемый модуль, шаттл забрал груз, заправился и стартовал в обратном направлении на Крион.

Спуск с орбиты на планету обошелся без сюрпризов. Модуль опустился на стационарную платформу; «болтанка», сопутствующая торможению, сменилась покоем и приятным ощущением низкой гравитации. Стихли двигатели — заработала система дегерметизации.

Глухой толчок засвидетельствовал подсоединение стыковочного комплекса, и вскоре в пассажирские каюты хлынуло тепло. Доворнобб с наслаждением вздохнул полной грудью. Пилот сделал знак выгружаться. Пока они проходили через телескопический шлюз, Доворнобб, не отрываясь, смотрел в окно — совсем другие растения! Как далеко видно! Он прищурил глаза, пытаясь рассмотреть отдаленные образы. Какой чистый воздух! Все, что он слышал об этой планете и чему не верил, подтвердилось. Казалось, что к глазам поднесли увеличительные стекла, — вот это да!