Наши как навалились, помогли водителю! Съели и «Печень трески в масле», и «Кильку в томатном соусе», и «Минтай обыкновенный в салате», а свои «Шпроты в собственном соку» и замасленный «Завтрак туриста» уберегли.
Скоро они дальше поехали. И чем дальше ехали, тем весенней и весенней становились окрестности. Так странно было видеть зелёные поля и расцветающие деревья после однообразных снежных скучных просторов.
Рыжеватый водитель и его рыжеватый Бобик окончательно проснулись, а наши молодые люди, наоборот, крепко-накрепко заснули.
И спали они долго-долго – до самого Симферополя. Проснулись они от жары. И от того, что Бобик их заместо умывальника облизывал. Грузовик стоял на обочине. Рыжеватый водитель спал.
…Ребята выбрались из машины и оказались в центре Крыма. Ни одного родителя, ни одного учителя, ни одного директора школы не было в ближайших ста километрах. Имеются в виду собственные родители, учителя и директора, посторонние не считаются. Это было так удивительно!
Вокруг куда-то спешили занятые своими делами крымчане, и никто не потрясался, увидев на окраине Симферополя совершенно незнакомых троих молодых, слегка помятых людей совершенно из другого города.
Глава пятнадцатая
Всё, что хочешь, есть на пляже: банки и бутылки даже. С удивленьем смотрят турки, как в песке лежат окурки
В Ялте на городской набережной кого только нет. И чего только нет. И люди, и целые экскурсии, и огромное количество ларьков.
Не заходя в гостиницу, Иван Пистолетов начал вживаться в город. Он заходил в каждое кафе, в каждый бар, всовывался в каждый ларёк почти по пояс и, показывая фотографии ребят, спрашивал:
– Вам не знакомы эти ребята? Они должны появиться в Ялте.
– Нет, не знакомы. Наверное, ещё не появились, – одинаково отвечали и ларёчники, и бармены, и официантки.
Тогда он сообразил, что надо показывать фотографию Жаб Жабыча. Дело пошло веселее.
– Да у нас в налоговой инспекции один точь-в-точь такой сидит! – сказала первая же официантка.
Швейцар из гостиницы «Ялта» долго рассматривал фотографию, а потом произнёс:
– Это же кандидат в городскую думу Пилипенко! Им у нас все стенки заклеены.
Только третий опрашиваемый – водитель экскурсионного автобуса – наконец дал правильный ответ:
– Да это чучело у нас на массандровском пляже тележку катает.
– Где этот массандровский пляж? – спросил Пистолетов.
– В Массандре, там, где детский санаторий. А иногда с ним на морском вокзале отдыхающие мужики фотографируются.
– Зачем?
– Чтобы жён успокаивать.
– Как успокаивать?
– А так. Фотограф надевает на эту лягушку женскую шляпу и всех желающих снимает. Мужики фотографируются и фотографию домой шлют. Вот, мол, смотри, дорогая жена, больше и погулять в этой Ялте не с кем, кроме как с этой чучелой в панаме. И все остальные тётки на набережной не лучше.
– И что?
– Жёны сразу успокаиваются. Ясно, с такими подружками муж долго дружить не будет. Скоро домой вернётся.
«Хорошая мысль, – подумал Пистолетов. – Надо будет мне мою Марусю тоже так успокоить. Я обязательно с этим Суринамским Пипом сфотографируюсь».
Где-то в глубине души ему даже стало жалко Жаб Жабыча. Ещё бы, только что ему выдали паспорт, сделали гражданином, а теперь он тележку катает.
«Ну и что? – думал про себя Иван. – Если ему так хочется, пусть катает».
Вот он бы, Иван Пистолетов, ни за что бы тележку катать не стал. Даже если бы его попросил об этом в форме приказа его любимый начальник Т. Т. Бронежилетов.
И он направился к массандровскому пляжу.
Наша великолепная троица в это время нашла Школьную улицу и разыскивала Вову Новикова – нового друга Жаб Жабыча. Дом номер один был очень большой, целых три этажа, а номер своей квартиры в письме Вова не указал.
Люба Кукарекова действовала не хуже Ивана Пистолетова. Она достала фотографию мальчика в объятиях Жаб Жабыча и стала опрашивать местную молодёжь на предмет, не знают ли они этого юношу в синей куртке и сапожках.
Первая же девочка с лопаткой, которая трудилась в песочнице, дала показания, что этого мальчика знает. Что он живёт в квартире номер четыре на втором этаже с балконом. К нему ещё вот эту толстую лягушку приводят на поводке.
Всё сходилось. Люба, Владик и Витя Верхотурцев направились в квартиру номер четыре.
Несмотря на ранний час, мальчик Вова оказался дома, а не в школе. На радость Владика, Любы и Вити, он прогуливал.
– Это твоя фотография? – спросила его Люба.
– Моя, – ответил толстый мальчик. – Да вы входите.
– Ты Вова?
– Вова.
– Почему ты не в школе? – спросил Владик.
– Мне мама утром сказала: «Пока всё вот это не будет съедено, из дома не выходить!» – Мальчик показал на две котлеты в тарелке, холодную яичницу на сковороде и большую кружку молока на столе.
– Давай мы тебе поможем, – предложил Витя Верхотурцев.
И в три минуты проблема с выходом из дома была решена: всё было съедено подчистую.
Вова рассказал им, что фотограф Стенькин безжалостно эксплуатирует Жаб Жабыча и что его надо спасать.
– А как? – спросил Владик.
– Надо его похитить из сарая. На ночь фотограф запирает его на большой замок.
– А где мы возьмём ключ? – спросила Люба.
– У него в пиджаке. Он же снимает комнату у нас в квартире. А пиджак на вешалке висит.
Несмотря на свою толстоту, этот мальчик был достаточно разумен.
Глава шестнадцатая
Жаб Жабыч работает фотомоделью, а милиционер пистолетов попадает в милицию
Мощный милицейский интеллект инспектора Пистолетова подсказывал ему, что ребят найти в большом городе вовсе не просто. Проще отыскать Жаб Жабыча и сделать около него засаду. Ребята рано или поздно доберутся до Ялты и тоже выйдут на своего земноводного приятеля. Тут-то он их и схватит.
Жаб Жабыча он отыскал очень легко. В Ялте его знал каждый. Первую половину дня Жаб Жабыч катал на массандровском пляже вдоль моря детей в тележке. Он полуплыл, полупрыгал.
Жарило солнце. Море плевалось светом. Волны набегали на тележку. От Жаб Жабыча летели брызги. Дети радостно кричали. Фотограф Стенькин собирал деньги.
– Граждане, прошу вас катать детей! Лучший в мире аттракцион – езда на суринамской пипе. Многие катались на лошадях, многие – на слонах и верблюдах, а на пипах не катался никто!
К вечеру Стенькин с Жаб Жабычем перемещался на площадь около морского вокзала.
Там в это время всегда толпилась толпа. Всем хотелось сфотографироваться в обнимку с говорящей лягушкой в панаме. А некоторые, особенно ретивые, просили, чтобы Жаб Жабыч их на фотографии целовал.
– Граждане! – кричал фотограф Стенькин. – Прошу вас фотографироваться с говорящей суринамской пипой. Многие фотографировались с президентами, с товарищами Клинтоном и Черномырдиным, но с говорящей пипой не фотографировался никто!
И люди валом валили к фотографу Стенькину. Инспектор Пистолетов за всем этим внимательно наблюдал. Он заметил, что Жаб Жабычу всё это не нравилось. Он заметил, что, едва фотограф Стенькин набирал некоторую сумму дохода, к нему подходил какой-то полубритый обалдуй в кожаной куртке и забирал часть денег.
В общем, инспектор Иван Пистолетов прилип к фотографу и решил ни на шаг не отходить от него, пока не выловит детей.
Он только отошёл от фотографа на пять минут, чтобы отправить в Москву телеграмму.
В Ялтинском главпочтамте он взял телеграммный бланк и написал такой текст:
Кое-кого нашёл, кое-кого ищу. Прошу срочно выслать деньги на приобретение четырёх билетов на самолёт. И. Пистолетов.
Он написал адрес Владика Устинова и подал телеграмму в окошко. Из окошка ему радостно заулыбались.
Когда инспектор Пистолетов выходил из здания главпочтамта, к нему сзади подошёл очень плотный человек в плаще, с руками в карманах, и тихо сказал: