Весьма странное решение дизайнеров интерьера.
И тут же я захотел домой.
– Чувствуйте себя как дома. Хотя нет, не смейте, это место создано, чтобы ненавидеть мир и собственную жизнь, поэтому я желаю вам именно такого же ощущения.
Она скалилась, она язвила и бросала все силы на то, чтобы я возненавидел ее.
– Там спальня, там ванная, на приготовления тебе 20 минут.
Она изменилась в голосе. Как будто стала какой-то другой, в одно мгновение перешла на «ты», в одно мгновение почувствовалась жуткая агрессия.
Она тыкнула на своих цифровых часах время, и сама приступила к приготовлению.
Только к чему готовиться?
Если спросить ее, выставит ли она меня за дверь?
Может, она хочет убить меня. Или заключить договор, по которому я буду убивать ее ненавистников. Может, она хочет, чтобы я перемыл ее квартиру для продажи.
Так или иначе, дверь уже закрыта, а она начала раздеваться.
Кажется, все не так плохо.
Но, о боже, эти изгибы тела поначалу ввели меня в ступор. Вдоль всей спины на пояснице тянулась неглубокая ямка, прямо до черных трусиков в кружевах.
Как банально.
Темные волосы с головы спускались чуть ниже лопаток. И едва смуглая кожа придавала этой картине невероятный блеск.
Твою мать, она красивее всех, кто был до нее.
Мой дьявол.
Она обернулась, заметила, что я даже с места не сдвинулся, и сказала:
– Ты может уже начнешь что-нибудь делать? У тебя всего 20 минут, а ты себя ведешь, как будто первый раз видишь женскую грудь, малыш.
Малыш, чтоб ее черт оттрахал. Еще никто меня малышом прежде не называл.
Никто, кроме нее.
Да что она вообще о себе возомнила?
Я отправился в ванную, там же и разделся. И уже стоя под душем, меня посетила мысль, какого дьявола я вообще еще здесь? Почему не развернулся и не ушел? Почему не послал её еще в баре, когда уже вроде бы уходил.
Нужно было так и сделать: сразу послать ее.
Сраное чувство нужды. Нужды, которую необходимо утолить.
Жажда.
Хотя, я мог бы и подсесть к другой.
Я придушу ее, когда она уснет. Да, точно.
Так и сделаю.
Чтобы не нарушала гармонию во вселенной.
Чтобы не было баб, использующих мужиков. Чтобы были только мужики, использующие баб.
Ведь это природный постулат. Женщины моногамны. Мужчины полигамны.
Так и должно быть.
Но не наоборот.
Наверное, она росла в семье без матери. С одним отцом.
Хотя, с такой дочкой я бы точно выпилился. Или ушел из семьи.
Но сначала изнасиловал бы ее.
Только после ушел бы. Пропал. Испарился.
Вылил весь природный инстинкт в нее. Внутрь.
Я вышел из душа, когда она уже расставляла стаканы в спальне. Я слышал звон фужеров.
Я крикнул из комнаты в спальню:
– Зачем они?
– Слишком мало выпито, чтобы начать. Да и страсть, какой алчной бы ни была, нужно завести.
Я зашел в спальню, оставив на себе только трусы.
– Так и думала, что дрищ.
Она усмехнулась.
Я думал, как ей ответить, чтобы она выпала в осадок, но пока я думал, она лишь еще пуще прежнего рассмеялась. Судя по всему, мое выражение лица в замешательстве меня выдало.
– Лучше просто сядь и возьми фужер, – не скрывая улыбки, говорит она.
Она протянула мне фужер с вином. Я сделал глоток и тут же обплевался: вкус был хуже, чем у водки.
– Что это?! – я буквально кричу.
– Дешевое вино. Я добавила в него этилового спирта. Правда, получилось не слишком приятно, но зато, убив пару стаканов, мы будем готовы.
– Ты издеваешься? Мы будем убиты!
– Так хорошо же. Боже, не говори, что ты так никогда не делал и боишься. Ты же не маленький мальчик.
Ее ядовитые змеиные глаза ни на секунду не отводились от меня.
– Ты хочешь взять меня на понт? – спрашиваю.
– Нет, конечно.
– Да, сука. Еще как хочешь. Но у тебя не получится. Обычно бабы не усложняют все своими сраными тараканами в голове. Да и ладно бы они были, но не такие, как у тебя. Ты же совсем пизданутая.
Она посмеялась.
– О да, я знаю. Но ты же еще здесь, а значит, моя тактика работает. А вот твоя пока не очень.
Она встала со стаканом в руке и зашагала вокруг меня, пританцовывая.
– Тебе и музыка не нужна. – Говорю.
– Когда душа поет, ее должна слушать тишина. А когда поет сердце, его должно слышать другое сердце.
Она сделала несколько умелых движений телом, иногда касаясь меня своей грудью в лифчике. Она терлась об меня то грудью, то животом, то задницей.
Я хочу придушить ее, трахая. Взять за глотку, когда буду вбивать в нее свой хер и держать, пока она будет биться в конвульсиях.
Почему-то мне казалось, что она хочет того же самого.
– Давай же, – говорит, – пой вместе со мной. Пой своим сердцем. А когда души споются, споются и тела.
– Ты со всеми прокручиваешь этот спектакль?
– Это неважно сейчас. Давай же, пей, пой, целуй.
Она схватила меня за задницу и вцепилась своими губами в мои. Ее язык провалился ко мне в рот. Теплый и влажный.
От нее тащило спиртом.
– Пей, – прошептала она.
Я почувствовал, как ее рука скользнула по моему телу к члену. Но тут же она отпрянула, выставив указательный палец и сказав:
– Ты ничего не получишь, пока все не выпьешь.
У меня уже стоял, как камень.
Я взял фужер и, закрыв глаза, чтоб не слезились, выпил его до дна.
Ужасный, просто отвратительный вкус. Тут же меня едва не вырвало, но я сдержался.
– Мама говорила тебе, что не стоит держать всё в себе? – говорит она.
– Да что ты за человек?
Я сел на край кровати. Матрас был ортопедический. Правда, уже не новый: пружины слишком уж давили снизу.
Она села ко мне на колени. Сквозь края ее трусиков просвечивали едва заметные коротенькие черные волоски.
Легким движением руки, смотря прямо мне в глаза, она отстегнула свой лифчик сзади. Он повис у нее на плечах.
– Ты всегда так развлекаешься со своими мужиками? – спрашиваю.
Она обняла меня за плечи, и теперь ее лифчик спал ей на руки. Ее розовые сосочки стояли то ли от холода, то ли от возбуждения. Она наклонила голову на бок.
– Обычно они называют имена. Меня это неимоверно бесит. Я была и Лизой, и Дашей, и даже Анфисой.
– Имя настоящей шлюхи.
– Так звали мою матушку. – Она улыбнулась. – Но в тебе меня завело то, что тебе не нужны имена. Безликий, страстный, животный секс. Именно то, что мне нужно. А сколько имен ты сменил?
– Я не менял имен. Я представляюсь своим именем.
Она отвела взгляд на полупустой стакан неподалеку. Протянула руку за ним. Лифчик и вовсе спал.
Меня это выбесило. Я сорвал проклятый лифчик. Она на секунду изумилась.
Я прошептал:
– Я хочу тебя придушить.
Она подвинулась вагиной к моему члену – я чувствовал ее сквозь трусы – и прошептала на ухо:
– Я тебя тоже.
Затем она добила свой стакан и толкнула меня на кровать.
– Девушка без имени и парень без достоинства. Что может быть хуже и прекраснее, чем их соитие?
Она подняла руки вверх и принялась елозить всем своим телом вдоль моего, словно танцуя.
Она танцует пиздой на мне.
Эта девушка явно росла без матери, но с отцом, который каждый день показывал ей порно.
Приучая маленькую дочурку к взрослой жизни.
Чтобы вернуться к ней и изнасиловать через десяток лет.
Кажется, я помешан на насилии.
Мой член уже болел, моля о том, чтобы дать ему волю.
Я толкнул ее на кровать рядом с собой и рывком стянул с себя трусы. В воздухе забарабанил ее пьяный, очарованный смех, переполненный истомой.
Я взгромоздился над ней и впился взглядом в ее пьяные полузакрытые глаза.
– Давай же, сосунок, – зарычала она.
Вдруг ее пальцы вцепились мне в спину и шею. Она силой прибила мой рот к своему. Ее язык слился с моим.
Конечно, я тоже был пьян, но даже пьяным я чувствовал, как от этого бренного тела несло алкоголем.
И вдруг меня посетила мысль, что в моей спальне не так уж и сильно пахнет сексом, как казалось.