— Прикажите всех сжечь. Не беспокойтесь на счет похоронных церемоний. И немедленно задействуйте нашего нового навигатора. Мы должны быть готовы.
— Готовы к чему? Лорд Аврелиан руководил нашими совместными нападениями от системы к системе, а теперь он ушел. У нас нет цели.
— Мне не нужно разрешение Лоргара на ведение войны, — прошипел Кхарн, переступив бессознательное тело Скане. — Теперь мы сами по себе, Лотара. Мы будем служить нашему примарху. И больше никакому.
Она устало кивнула, перевязав свои гладкие волосы.
— Так куда мы направляемся?
— Время на исход. Прошло больше месяца с тех пор, как мы проливали кровь врагов. Мне сказать Ангрону, что его брат бросил его здесь умирать? Или нам просто спросить его, кого нам убить следующим?
Легионеры из охраны расступились, но Кхарн неуверенно остановился у открытой двери. Он прижал ладони к черному железу переборки и медленно приложил одно ухо к металлу.
Другие Пожиратели Миров просто смотрели, не уверенные в том, что видят.
— Что — то не так? — спросила Лотара.
— Возможно, — пробормотал капитан. — Впервые за долгое время я не слышу рев моего отца.
Что за варпорожденное колдовство может превратить пласталь и адамантий в пульсирующую плоть? После возвращения на Нуцерию я часто проходил по этим залам, но они по-прежнему тревожат меня. Здесь пульс огромного реактора корабля словно становится настоящим сердцебиением. Вот только сейчас меня больше беспокоит тишина за ударами сердца.
Когда — то это была широкая колоннада, которая вела к триумфальному залу Ангрона. Вестибюль с его огромными дверьми, широкие ступени, ведущие все вниз и вниз. Давным-давно, после Де’шеа, горстка нас стояла здесь и узнавала, что его продолжительные промежутки тишины могли предвещать.
Вздувшиеся и пронизанные венами эти живые залы почти, но не полностью, скрывали древние миры, которые украшали арку высоко над головой.
IRA VINCIT, IN SANGUIS LAVANTO[10].
XII Легион теперь и в самом деле купается в крови.
Два воина стоят под этой надписью. Их громоздкие доспехи «Катафракт» оставили вмятины на палубе, там, где они прохаживали вперед и назад. Они облачены в красное, медь и бронзу, в подражание марсианской броне примарха с поздних лет Великого крестового похода.
Мы, все мы — эхо Ангрона, в той или иной степени. А может быть, осколки его расколотой души?
— Поглотители, — обращаюсь я. — Расступитесь. Я пройду.
Первый поднимает клинковые кулаки, пренебрегая моим званием, узоры энергии извиваются между бритвенно-острыми когтями. Над краями его слишком большого зубастого горжета видны усталые глаза.
— Стой, капитан. Тебе здесь не рады.
Его зовут Таругар. Обычный, ничем не примечательный центурион, который занял свое место в предполагаемой почетной страже примарха после того, как я убил его предшественника Борока и ушел. Таругар даже не заслужил эту жалкое место.
Он — не чемпион Легиона.
Я не замедляю шага. Иду прямо на них. Второй воин поднимает цепную глефу и запускает моторы.
Щелчок-вой тяжелых приводов терминаторского доспеха выдают его намерения. За миг до слишком очевидного выпада, я одной рукой отбиваю лезвие вниз и ломаю сапогом рукоять оружия.
Таругар рубит когтями раз, другой. Нырок. Поворот. Заход за спину. Другой легионер пытается схватить меня, удержать на месте для убийственного удара. Его сила чудовищна. В легких не хватает воздуха. Я срываю комбиболтер с его бедра и прижимаю ствол к голому лбу.
Один выстрел.
Мозговое вещество, темная кровь.
Сколько Поглотителей я уже убил? Сколько еще убью?
Мертвый воин валится на спину, увлекая за собой меня. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы выскользнуть из его дергающихся рук. Я отбрасываю болтер.
Ошарашенный Таругар замирает. Он еще немного поднимает когти, но отступает на полшага, когда я без сопротивления подхожу вплотную. Я чувствую, как от энергетических полей клинков покалывают волосы на моей руке.
Я наклоняюсь. Уровень адреналина в его крови подскакивает. Я говорю холодным шепотом.
— Ангрон хоть знает твое имя, Таругар? Сомневаюсь. Прочь.
Он скрипит зубами. Он борется не со мной, но с Гвоздями Мясника. Я читаю моих братьев с той же легкость, как и нашего отца, и чувство самосохранения Таругара вскоре перевешивает его потребность дальше испытывать себя против любимого сына примарха.
— Будь ты проклят, Кхарн, — шипит он. — Надеюсь, он сожрет тебя заживо.
Я молча и свирепо смотрю на него, отодвигая засов и распахивая двери. Он отворачивается, ругаясь едва слышно на гортанном награкали.
Не чемпион Легиона. Не подходящий страж для нашего примарха.
Если у нас все еще есть примарх, которого нужно охранять.
Передо мной зияющий мрак, ступени ведут в импровизированную тюремную камеру Ангрона. Я медленно ступаю по ним, по одной за раз, отбрасывая краем сапога мусор. Воздух спертый. Я размеренно дышу, замедляя работу сердец.
Не ведай страха. Не показывай страха. Не показывай ни жалости, ни сомнения.
Раньше мы много раз играли в эту игру — примарх и я. Я пытался извлечь уроки из каждой полученной взбучки.
С последним шагом я оказываюсь в триумфальном зале.
— Отец?
Я замираю. Меня останавливает слово, наполовину сформировавшееся на моих губах, но произнесенное вслух другим голосом.
Я всматриваюсь вглубь зала. В пространство между грудами черепов. В своды высокого потолка. Единственный свет исходит из вестибюля за моей спиной. Я медленно осторожно решаюсь сделать еще один шаг вперед, и под ногой хрустят разбросанные осколки костей. Я не вижу моего примарха, но, по крайней мере, точно знаю, что он все еще здесь.
На плитах, словно брошенная игрушка, лежит изувеченная половина легионера — его нижняя часть. Она увенчана выступающей петлей сломанных позвонков. На вмятом керамите боевого доспеха следы больших зубов. Не вижу смысла гадать, кем он был и где остальная часть его тела.
Еще один шаг. Еще. Я осторожно поворачиваюсь спиной к ближайшей стене и позволяю зрению приспособиться.
Там.
Глаза Ангрона тлеют собственным адским светом, хотя намного меньше, чем в последний раз, когда я стоял перед ним в этом месте. Тогда его нечеловеческий взгляд был свирепым и зловещим, и никто из нас не мог долго выдерживать его. Убийственный взгляд самого смертоносного творения бога. Но сейчас демон-принц смотрит на меня с чем — то похожим на… настороженность?
Он присел в тени своего трона, и для существа с такими дарованными варпом размерами и великолепием это немалое чудо.
Нет. Не присел.
Сжался.
Я не могу понять, что вижу. В ушах и в моем разуме тикают аневризматическим пульсом Гвозди.
— Отец? — снова зовет он. Исчез звериный рык, хриплое урчание горла больше не способно издать настоящий крик. Я бы скорее сказал, что примарх говорит как раньше. Как старый он. Как прежний он. Сломанный воин, которым он был до… до его…
Я не знаю правильного определения. И у меня нет никакого желания знать. Это не касается меня, не касается любого из нас. Мы больше не утруждаем себя удивлением.
Его огромные когтистые пальцы соскальзывают с края трона, когда он отползает во мрак, отодвигаясь от меня…
— Отец… все кончено?
Он снова разорвал свои цепи. Я вижу, как они тянутся по полу. Никто и никогда не мог лишить свободы Ангрона. Не надолго. И все же он не пытался уйти.
Я беру себя в руки и делаю осторожный полупоклон. Отвести взгляд означает пригласить смерть. Я неотрывно смотрю на освободившееся чудовище.