— Мы не можем застрять здесь, — сказал темный апостол, шагнув к гаснущему порталу.

— Его поддерживает воля Уризена, — услышав его, объявил Мардук. — Это означает, что наш владыка теряет силу!

Оба примарха вновь приняли полностью человеческие обличья в самом нутре кратера, созданного их падением. Левое плечо Лоргара висело, жезл покачивался в руке. Рунические формы по-прежнему ползли по его телу, уже больше не в виде мантии, но создавая пластины брони, покрытые выгравированными варповскими символами.

Коракс сжал когти, словно мечи, и с непроницаемым лицом шагнул к Лоргару.

Мардук выстрелил.

Буря из его комбиболтера врезалась Лорду Воронов в грудь и лицо, заставив примарха содрогнуться под шквалом разрывов. Кальта-Ар инстинктивно открыл огонь из плазменного пистолета, заряд попал Кораксу в живот, расплескав голубую энергию по вычурным черным доспехам.

Следом за ними стрелять начала остальная стража Мардука, выпуская ракеты и новые болты.

Лоргар призвал нимб энергии и выбросил силовой щит, который внеземным ураганом оторвал Коракса от земли и смял крылья. Лорд Воронов вновь обратился стаей огненнооких черных птиц, но воля Лоргара продолжала поднимать воплощения другого примарха вверх, рассеивая их в небе.

— Быстрее, наш лорд, — воскликнул Мардук.

Лоргар потопал к ним, его раны истекали маленькими багровыми рунами, подобными крови.

Кальта-Ар поднял глаза. Лорд Воронов вновь собрался в целую массу, темная комета, направленная прямо на них. Уризен вошел в портал первый, его массивное тело оставило после прохождения тень, пока другие Несущие Слово кидались следом за ним. Последние несколько шагов Кальта-Ар преодолел одним прыжком, с головой нырнув в миазмы под аркой, и его поглотила холодная тень.

Он оказался в огромном зале, под ногами была разноцветная мозаика, стены покрыты свежими фресками, высоко наверху раскинулся белый сводчатый потолок с куполами. Часть Темплума Инфицио. У него не было времени осмотреться внимательнее, поскольку его глаза были прикованы к вратам.

Вопящая стая воронов скребла и била клювами, но не могла преодолеть варп-барьер.

Лоргар смотрел на чудовище с другой стороны, его грудь тяжело поднималась, словно пытаясь отдышаться, голову венчал нимб черных варп-ветвей.

Коракс принял обратно смертную форму, одна щека была окровавлена, ссадина почти закрывала глаз. Его доспехи получили сильные повреждения, но он подался к порталу, глаза буравили преграду.

— Я взял твой запах, Лоргар, — грозно прорычал Лорд Воронов. Его лицо исказилось от чудовищной ярости. — Я разыщу тебя, Лоргар! Я уничтожу тебя и каждый сосуд, который ты наполнил своей скверной!

Лоргар побрел назад, и арка портала потускнела, оставив посреди колонн лишь голый камень.

— Мы соберем отряд и вернемся, наш лорд, — произнес Мардук, заторопившись следом за примархом.

— Не все потеряно, — пообещал Кальта-Ар, не желая показаться менее решительным. — Я отстрою Бенефикту Диабола.

Они продолжали говорить, идя за Лоргаром по коридорам и залам к центру огромного строения, раскинувшегося в их новой столице на Сикарусе. Они поднялись по ступеням на самый верх, к башне в сердце всего. Черные двери открылись при приближении Лоргара и он вошел внутрь, не проронив ни слова и не бросив на них взгляда.

Со звуком, который эхом разнеся как в душе Кальта-Ара, так и его ушах, двери гулко захлопнулись, оставив его вместе с Мардуком на пороге. В них не было ни ручки, ни щели для ключа, ничего, с помощью чего они смогли бы открыть их. Вдруг на двери загорелась белая колхидская руна, а затем еще одна.

— Одолей судьбу, — прочел Кальта-Ар. Он обернулся к первому послушнику. — Что это значит?

Мардук отступил на несколько шагов и взглянул на вершину внеземной башни. На ее верху горел золотой огонь.

Остальные выбегали из соседних притворов, требуя узнать, что случилось. Кальта-Ар узнал среди них Кор Фаэрона и подавил стон.

— Что это предвещает? — спросил один из приближающихся Несущих Слово.

— Мы ожидаем его возвращения, — ответил Мардук. — До тех пор, великий труд должен продолжаться.

Грезы Императора распространялись на все человечество.

Но его подданные грезили о другом.

Оливье переживал самый свой мучительный кошмар. Он смотрел, как железные гиганты уничтожают толпы безликих людей, чьи абстрактные формы отрицали их принадлежность к человечеству. Угловатые, с заостренными ступнями и кистями рук, они напоминали фигурки, сложенные из листов бумаги. Но это были люди. Их крики и кровь не оставляли в этом сомнений.

Он записывал происходящее. Столько-то бумажных человечков убиты здесь, столько-то искусно уничтожены там. Оливье водил рукой так быстро, как мог. По какой-то нелепой причине средством письма ему служило старомодное перо — настоящее перо, а не автописец, который он обычно использовал в работе. Бумага нескончаемой лентой струилась у него с коленей. Он пытался записать все, что видел, и его рука мчалась по странице, запечатлевая каждый нюанс резни. Это было непередаваемо, немыслимо, однако и прекратить работу ему не удавалось. За спиной притаился некто грозный. Какой-то рассерженный призрак… Оливье всхлипнул. Почерк превратился в неразборчивые каракули, он строчил столь быстро, что перо треснуло и кисть заныла, но все же не мог не записать то, чего желал присутствующий. Бумажные человечки гибли толпами, разорванные стальными кулаками на части. Их кровь лилась подобно чернилам.

Существо придвинулось ближе. Оно хотело ему навредить.

— Взгляни на это — ну разве не прекрасно!

Он не мог это все записать!

— Оливье, проснись!

Резко проснувшись, он судорожно вздохнул. Жена приветствовала его вкрадчивой улыбкой и немым вопросом в кротких глазах.

— С тобой все в порядке? — спросила она вслух.

Оливье утер пот с лица.

— Все нормально. Нормально.

— Кошмары?

— Я же сказал, со мной все нормально, Марисса! — отрезал он.

Она как-то странно посмотрела на него. Оливье не думал, что ей известно, как сильно она стала бесить его, хотя и старался изо всех сил, чтобы она поняла. Это его тоже раздражало. Все в ней раздражало его.

Жена указала на иллюминатор возле их сидений:

— Мы прибыли!

Оливье и Марисса соединились узами брака тридцать долгих лет назад, и она взяла его родовое имя Ле Бон. Жизнь оставалась к ним благосклонна. Они принадлежали к высшему классу общества, жили и питались лучше простых граждан Империума. Их социальное положение означало, что даже транзитная яхта, перевозящая Ле Бонов с пустотного корабля, отличалась роскошью.

Сквозь бронестекло, потускневшее от ударов межпланетной пыли, было видно, как отраженный свет блестит на глади несметного числа озер и снежных шапках. Не наблюдалось ничего, заслуживающего названия океана. Почти непрерывный земной массив покрывал львиную долю поверхности, преимущественно зеленовато-коричневый и весь изрезанный горными хребтами. Если бы планеты обладали человеческими лицами, эта приобрела бы черты старой женщины. Оливье и Марисса побывали в дюжинах миров. Ле Бон давно уже получил прививку от чудес приближения к планете. Повторение делало чудесное банальным.

Марисса же сохранила инфантильную восторженность, что раздражало ее супруга. На поверхности планеты их ждала очередная неблагодарная задача — очередная бессмысленная беготня в попытке достичь невозможного и привлечь внимание существ, которым наплевать на их старания. Оливье уже опротивело все это. Но с каждым разочаровывающим поручением Марисса относилась к их работе все фанатичнее.

Это великая честь — так сказали Оливье в ордене летописцев, когда он и Марисса получили должности. Тогда они еще не были женаты, и Ле Бон поверил начальству.

Биографы примархов. Немногие избранные в братии летописцев удостаивались этого титула. Оливье и Марисса приняли его с гордостью. Теперь, спустя четыре десятилетия беготни за полубогами, которые не желали с ним говорить, Ле Бон считал гордость своего молодого «я» спесью. Он прожил жизнь впустую.