Ну-ну, теоретик ты наш. Тебе бы просмотреть видеопротокол разбора того же контакта с глорианами... А там ведь всё закончилось очень даже позитивно. Снаут, которого я в своё время накрутил, кое-что в ситуации понимал, поэтому попытался несмело вякнуть, но Сарториус его быстро задавил:

– А вот это уже ваша забота, господин системный администратор, чтобы у официалов не возникало ненужных поводов для безпокойства. И, советую поторопиться, потому как сейчас наш космический волк пребывает в лёгкой истерике по поводу исчезновения подружки и неизвестно, когда он выкинет что-то неадекватное.

На этой жизнеутверждающей ноте Сарториус отключился, а Снаут какое-то время нервно барабанил пальцами по столу, сосредоточенно глядя при этом на монитор. Наконец он молча выключил терминал, повертел в руках игровой шлем (везти капсулу полного погружения на Станцию никто бы не разрешил, так что Хорьку приходилось довольствоваться облегчённым вариантом игрового снаряжения), но, похоже, после разговора сначала с нами, а потом и с Сарториусом, настроения играть не было совсем. Так что он ограничился тем, что опрокинул стакан разведённого спирта и завалился дрыхнуть. То, что он не бросился подчищать информацию в станционной сети, говорило о том, что наша беседа в самый мой первый день здесь не прошла даром. А может таки дошло, что на Станции творилось столько всего аномального, что придётся полностью стереть все записи и логи почти за месяц. Даже в край пропитые и проигранные мозги должны понимать, что ни КГБ, ни КОМКОН такое ушами не прохлопают.

Я выключил терминал и с хрустом потянулся. После хорошо сделанной работы можно было позволить себе небольшой отдых. Правда, следовало еще связаться с Солярисом, чтобы передать наши просьбы о судьбе многострадальных гостий Снаута и Сарториуса... И всё же, я встал, ещё раз потянулся и взгляд мой упал на Гермиону, сидевшую на краю кровати. Она смотрела на меня очень пристально и очень странным взглядом.

– Что случилось? – забеспокоился я.

– Ничего, – ответила она как-то странно улыбаясь.

– Гермиона... – начал было я, усаживаясь рядом и беря её за руку.

– Всё в порядке, – перебила она меня, – просто кое кто хочет с тобой поговорить.

– Кто? – моему удивлению не было предела.

– Я.

Я вздрогнул. Из глубины её глаз на меня смотрела ОНА. Та самая МОЯ Гермиона. Моя погибшая ученица. Моя погибшая любовь.

– Но... как?... – выдавил я через ком в горле.

– А ты, как будто, не рад? – уточнила она с обычным своим ехидством.

– Как ты можешь?... – снова выдавил я.

Она словно не заметила моего ответа:

– Только не пытайся выглядеть глупее, чем ты есть. Ты должен был заметить множество случаев моего присутствия. А сейчас удивлён. Почему?

– Тогда от тебя не осталось ничего, никаких следов. И вдруг сейчас ты здесь. Как это получилось?

В ответ она дотронулась до перстня на моём указательном пальце:

– Помнишь, я сказала тебе, что всегда буду с тобой?

– Филактерий[1]? – удивился я.

– Ну что ты! Я даже не знаю как к этому подступиться. Но и то, что получилось, гораздо больше чем простая проекция. А когда случилось это, та я, которая исходная, попыталась спрятаться здесь, – она снова дотронулась до кольца, – но это начало просачиваться вслед за мной. И та я уничтожила себя. Другого способа разорвать канал не было. В результате та штука тоже получила некоторый ущерб, а я... Вот эта я, осталась совсем без энергии. Знаешь... странное состояние. воспринимаешь всё, но... даже без внутреннего отношения. Полная пассивность. А потом, здесь, когда этот, – она указала большим пальцем вниз, – начал шарить, мне перепало немного и я смогла что-то делать. Как я поняла, Он вытягивал самую мощную эмоцию, у кого-то радость, у кого-то мечта, а у тебя боль, и воссоздавал связанный с этой эмоцией образ. И я... Я запаниковала и подставила вместо себя образ из книг.

– Спасибо... – хрипло выдохнул я. – не знаю, что было бы со мной, если бы... появилась ты, но такая...

– Может быть, – грустно ответила она, смотря куда-то в сторону. – Но тогда бы я просто вселилась сюда и всё. А так я испугалась. Что бы почувствовал ты, увидев меня в этом теле? А когда начала формироваться эта Гермиона, я уже не могла её убить.

– А теперь? Надо просить для тебя отдельное тело.

– Ух ты! – её ехидству не было предела. – Решил под шумок завести себе гарем? Знаешь, я может и была бы не против, но ничего не получится. Мы так срослись, что разделив души, две полноценные личности не получишь. Только два дефектных обрубка.

Я судорожно сглотнул. Один раз я столкнулся с таким. Хватило. А она вдруг заявила такое, от чего мне стало ещё хуже:

– Мы с Герми подумали над сложившейся ситуацией и решили, что самым разумным будет объединение сознаний.

– ЧТО!!!!

– Не ходить же вечно эдаким двухголовым чудовищем. Только страшно. Это же практически смерть. А если даже и нет, то после я буду уже не совсем я. Вот и попросила её, дать мне поговорить с тобой. Пока я ещё я...

Я не знал что сказать. Только спросил:

– Вы уверены?

– К сожалению да. Иначе получится такое, что шизофрения и раздвоение личности покажутся эталоном нормальности.

Что же, как ни крути, а с их ситуацией надо было что-то делать. Я только спросил:

– Я могу помочь?

– Иди, позвони вниз, договорись по поводу гостий этих уродов. И не мешай, пока мы будем работать. И, Крис, из-за моего влияния Герми развивалась несколько быстрее остальных гостей.

– Насколько?

– Раза в полтора.

– То-есть если она совсем очеловечилась за пол дня, то...

– Остальным понадобился день, не больше.

– Уроды... – выдохнул я.

– Не то слово, – согласилась Гермиона. – А теперь, товарищ комиссар, идите и работайте. И не мешайте девушкам решать наши девичьи проблемы.

В её голове звучала наигранная бодрость, но я чувствовал большое внутреннее напряжение. И я притянул её для поцелуя. Чем я ещё мог помочь? А заканчивал поцелуй я уже с другой, местной Гермионой.

– Знаешь, а это довольно интересный опыт, перехватить поцелуй вот так, в процессе... – сказала она.

– Может и правда, оставить всё как есть? – снова моя старая любовь.

– Будем морочить тебя, чтобы ты постоянно путался, кто с тобой сейчас? – снова "местная" Гермиона.

Вот стервочки! Впрочем, мы все трое прекрасно знали, что игры в одержимость добром не заканчиваются. Я и "старая" Гермиона сталкивались на опыте, а "местную", не сомневаюсь, уже просветили. А уж в их случае, когда понять кто одержимый, а кто одержатель невозможно... Поэтому Гермиона – я уже запутался, какая сейчас вылезла на поверхность – мягко толкнула меня ладонью: "Иди, займись делом!", после чего села на ковёр в позе лотоса и прикрыла глаза. Но я тоже не пошёл сразу общаться с Солярисом. Прикрыл глаза и сам погрузился в медитацию...

...внутреннее Молчание, как всегда, встретило меня темнотой, которую время от времени пронзали сполохи образов. Один из них настойчиво вертелся рядом и я перевёл на него фокус внимания. Белёсый туманный шар повис прямо передо мной... или я повернулся к нему... здесь, в пространстве Внутренней Тишины эти вещи неразличимы. Какое-то время я просто созерцал его, потом пришло осознание и я позвал:

– Солярис?

Вообще говоря, говорить в состоянии Внутреннего Молчания – прямое обращение к взаимоисключающим параграфам, но здесь законы формальной логики не действуют. Новичкам выполнить такой фокус бывает сложно, но постепенно осваивают его все.

– Ты меня звал, – последовал ответ.

– Я хотел связаться с тобой позже, но давай лучше сейчас.

– Ты находишься в состоянии, когда общение второй сигнальной системой затруднено. Предлагаю перенести общение в более привычную для тебя среду.

– Я не хочу оставлять следы текущего обсуждения в системах Станции.

– Хорошо, я готов к общению. Какие вопросы ты хочешь обсудить?