Евгения, наблюдая за судьбой Марии, видела: ни одно злое дело не остается безнаказанным. И старалась при этом поменьше злиться на других. Если уж совсем трудно это было сделать, отвлекалась на позитивные воспоминания или на чтение художественной литературы.

В товарняке

– Проспала ведь! – кричала мама на сонную дочь. – Будильник звенит, а она не слышит!

Мгновенно одевшись, как солдат во время тревоги, схватив спортивную сумку, Маша понеслась на вокзал.

Поезд показал ей хвост.

– Дядя Паша, помогите! На соревнования в Киров опаздываю.

– Ой, девка, что с тобой делать?

Дядя Паша – отец Машиной одноклассницы Мильки, работал на железнодорожной станции обходчиком путей.

– Вот, садись в товарняк.

В самый последний момент, когда дядя Паша отошел от вагона, на подножку запрыгнул странноватого вида парень с перевязанной головой и забинтованной рукой.

Как только отъехали от города, парень решил не терять времени даром… Для начала он недвусмысленно обнял Машу за талию и, пошло гыкнув, осклабил свои нездоровые желтые зубы.

Девушка, как ни странно, ничуть не испугалась. Она молча, но так сильно сжала его здоровую руку, что парень крякнул. От хрупкой девчушки с тоненькими косичками, почти ребенка, не ожидал такой силищи.

Маша молча и решительно смотрела на парня сверху вниз, готовая в любой момент пнуть его в причинное место. Он простонал и попытался высвободить свою руку. Не тут-то было! С десяток километров Маша цепко держала парня одной рукой, впившись, как клешней. Но потом, видя, что тот не думает возобновлять свои действия, отпустила. Так и ехали до самого Кирова, не проронив ни единого слова и не глядя друг на друга.

А на станции Машу ждала команда. Они знали, что Машка не подведет – обязательно приедет! К тому же дядя Паша позвонил на станцию в Киров и велел передать спортсменам, что опоздавшая едет на товарняке.

– Видишь, помню ведь до мельчайших подробностей, что сто лет назад было! А куда деньги и паспорт положила – опять забыла, – сокрушалась Мария.

– Найдешь, – попыталась успокоить Евгения. – Сколько раз уж теряла и находила. Ты почему-то не доверяешь мне: отдашь паспорт – тут же требуешь назад, да еще со скандалом.

– Я – со скандалом? Да я не умею скандалить!

«Быстро светлая полоска воскрешения памяти сменилась черной забытья», – подумала Евгения чуть ли не стихами.

– Да, к сожалению, со скандалом, – спокойно подтвердила Евгения.

– Это ты все время орешь на меня! Сука!

Впервые Мария обозвала Евгению. «То ли еще будет!» – как будто съехидничал кто-то над ухом. «О, Господи! Меня, пожалуй, тоже надо будет укладывать в неврологический стационар», – подумала Евгения.

Походы в больницу

– И не пойду я больше никуда с тобой, ни в какую больницу! – свирепела Мария.

– А мне, думаешь, очень нравится с тобой возиться? – не выдержала Евгения.

– Я тебя ненавижу!

– И я тебя!

После ссоры Евгению трясло. Казалось, что поднялась температура. Она легла на диван, укрывшись одеялом по самый рот. Корила себя за ввязывание в скандал.

«В конце концов, все уже случилось. Я уже осудила себя. Теперь надо оправдать и жить дальше, попытаться внушить себе, что все будет хорошо. Конечно, будет! Ведь не может быть все плохо. Жизнь-то ведь полосатая, как говорится», – возможно, она разговаривала вслух. Она встала, потому как все равно не могла уснуть. Вскипятила чайник и позвала семью полдничать. После оделась и вышла погулять. Встретила хорошую знакомую. Поговорили. Отмякла душой. Пришла домой и села за компьютер.

А завтра… Хорошо бы Мария до завтра забыла их ссору. Но в любом случае утром Евгения придет к ней и будет терпеливо ждать, когда та, нервничая и ругаясь, будет одеваться, чтобы идти в очередной раз на капельницу в дневной неврологический стационар.

Упреки за «преступление»

Почти три недели прошло с тех пор, как Мария ощетинилась на Евгению. За что? Племянница уж и не помнила.

Мария не звонила ей, а паспорт отдала сыну Марии Павлу. Зато звонила Мария раз по восемь за час и с пристрастием допрашивала племянницу, на каком основании она отдала ее паспорт Павлу.

А сегодня она явилась с намерением продолжить вражду. Затея Евгении – дать почувствовать свою нужность и примириться – провалилась. Мария очень нуждалась в племяннице, но это еще больше озлобляло ее.

«Откуда в ней столько ненависти? – недоумевала Евгения. – Раньше этого не было. А, может, было?.. Просто она скрывала, а болезнь выплеснула это наружу?»

Мария всю жизнь старалась внушить Евгении чувство вины перед ней. Дело доходило до того, что она вспоминала ее детские и юношеские проказы и вздыхала о перенесенных в связи с этим «страданиях».

Правда, был один случай… Шалостью его не назовешь, но и преступлением тоже. Евгения тогда на третьем курсе училась и ей страшно захотелось в Москву – походить по театрам, да и купить что-нибудь себе – туфли красивые, белье… В провинции-то это только на базаре втридорога, да и выбор невелик.

Евгения с подружкой устроилась мыть пол в общежитии университетского городка, чтоб денег на дорогу заработать. Стипендию старалась экономно расходовать, да и мама денег подкинула. С ней такое случалось, когда она выходила из запоя. Вину свою перед дочкой заглаживала.

Бабушка и Мария были категорически против ее поездки. Она решила поехать тайно. Написала письмо домой, отправила его заранее, но так, чтобы оно пришло, когда Женя была уже в дороге или в Москве.

А письмо возьми и задержись! Почта советская не так уж хорошо работала. Ох, и понервничали бабушка с Марией! На выходные домой из общежития Женька не приехала, не звонит… Тогда они сами позвонили в общежитие. И там никто не мог ничего определенного сказать.

– Убили девку! – ревела бабушка.

Решили идти в милицию, но письмо пришло раньше.

Женька, конечно, извинялась за свой поступок, но и оправдывалась: если бы сказала о предстоящей поездке, то ведь не отпустили бы! Но Мария никаких оправданий и слушать не хотела. Она при каждом удобном случае упрекала Евгению в течение десятков лет.

Кружка воды

Тело чесалось от толстых штанов с начесом, стянутых под ступнями резинками. От теплой кофты на голой коже тоже было не лучше.

Жар пронизывал ребенка. Она периодически впадала в забытье.

– Температура под сорок, – прошептала над Женей бабушка.

– Поить надо! Как можно больше, – с нажимом сказала Мария.

– Поила. Вырвало.

– От воды?

– От молока, – раздраженно ответила бабушка.

– Кто ж молоком поит при такой температуре?..

– Ну-ко, советчица нашлась!

Чайник с водой, а к нему шланг. И пить, пить, пить!… Маленькая Женька бредила этим чайником и ни о чем думать не могла, возвращаясь из забытья.

– Пить хочешь? – ласково кто-то спросил над девочкой.

«Это сон. Конечно, сон. Как жалко! Я так хочу пить!» – маленькая Женя всхлипнула, не открывая глаз.

– Давай я тебя подержу, а ты попьешь.

Нет, это не сон! Кто-то ласково придерживал ее спину, пытаясь усадить. Тетя Маша! Она принесла полную кружку воды. Женька залпом выпила.

– Хочешь еще?

Девочка кивнула. Она напилась досыта. И уснула.

«Как же бабушка разрешила дать воды?» – пыталась сообразить Женя, когда утром ей снова принесли большую кружку с теплой водой. На этот раз дедушка. Потом хлопнула дверь в избу, и она поняла: бабушки не было, она уходила в хлев, к коровам.

– Да, вот до сих пор не могу понять, почему мать не давала всем нам пить во время болезни. Она считала, что вода ослабляет. Доказать обратное ей было невозможно. Скандал – выше крыши. – Мария рассуждала вполне адекватно.

А Женька в очередной раз поблагодарила тетю после своего воспоминания. Она знала, что Марии это очень нравится.