Литмир - Электронная Библиотека

Говорящий – Георг Конрад Морген, бывший эсэсовский судья и следователь по уголовным делам, дающий показания 9 марта 1964 г., в 25-й день Освенцимского процесса во Франкфурте-на-Майне, на котором 22 подсудимых обвинялись в преступлениях, совершенных в объединенных лагерях Освенцим и Биркенау. Многие из старших офицеров Освенцима, включая бывшего коменданта Рудольфа Хёсса, были осуждены и казнены в Польше вскоре после войны – процесс над ними иногда называют Первым Освенцимским. На Втором Освенцимском процессе подсудимыми были преступники нижних чинов. К окончанию процесса пятеро из них были освобождены, шесть человек приговорены к пожизненному лишению свободы, а остальные – к коротким тюремным срокам от трех с половиной до 14 лет.

Во Франкфурте Морген был «звездным» свидетелем – в Освенциме-Биркенау он увидел все, что было возможно. Говорил он медленно и тягуче, временами прочищая горло и делая драматические паузы. Судья позволил ему давать показания безостановочно более часа, несмотря на то что порой его рассказ был мало связан с темой вины или невиновности подсудимых. Поскольку Морген не являлся ни преступником, ни жертвой Освенцима, его считали незаинтересованным свидетелем, могущим рассказать о роли лагеря в реализации «окончательного решения».

Под этим подразумевалось устранение воображаемой проблемы – «еврейского вопроса», или Judenfrage[7], в котором «окончательное решение» должно было поставить точку. Сам Judenfrage возник после эпохи Просвещения и Французской революции, когда евреи получили гражданские права, то есть были «эмансипированы». Вопрос звучал так: насколько предоставленный им статус сограждан христиан согласуется с их религиозной «избранностью» и с будущим их воссоединением в возрожденном Израильском царстве? Сформулированный таким образом, этот вопрос задавался самими евреями, которые порой спрашивали себя, хотят ли они ассимилироваться с французами, немцами или австрийцами. Но этот вопрос также привлек внимание антисемитов всех мастей, и в их интерпретации он превратился в вопрос «что делать» с евреями или как сдержать то, что воспринималось как их вторжение. По трагической иронии слова «решение еврейского вопроса» (eine Lösung der Judenfrage), появившиеся в качестве подзаголовка к сионистскому манифесту Теодора Герцля «Der Judenstaat», впоследствии перекочевали в корреспонденцию и докладные записки руководителей нацистского государства[8].

Поначалу нацистская власть решала «еврейский вопрос», исключая евреев из общественной и экономической жизни: бойкотируя и конфискуя их предприятия, постепенно изгоняя их из профессий и значительно ограничивая личные контакты между ними и неевреями. Затем нацисты приступили к «расовой» реорганизации государственного аппарата. Закон «О восстановлении профессиональной гражданской службы», изгнавший евреев с государственной службы, был принят 7 апреля 1933 г., через два с небольшим месяца после прихода Гитлера к власти[9]. Кульминацией этого процесса стало появление «нюрнбергских законов» 1935 г., которые лишили германских евреев гражданства Рейха.

«Нюрнбергские законы» юридически закрепили расовое деление на арийцев и неарийцев. Известные теоретики права, симпатизировавшие нацистскому режиму, подчеркивали конституционный статус «нюрнбергских законов», благодаря чему те стали правовой основой национал-социалистической Германии[10]. Государство, таким образом, воплощало в жизнь расовую идеологию, которая пронизывала его на всех уровнях, вплоть до полиции. Эти инструменты государственного насилия были движимы идеологическими постулатами, которые в 1936 г. Вернер Бест изложил в эссе, посвященном «закону о гестапо»[11]:

[Политическая полиция есть] учреждение, которое внимательно наблюдает за политическим санитарным состоянием тела германского народа, учреждение, которое своевременно распознает каждый симптом болезни и зародыши деструктивности – развились ли они из-за внутренней коррозии, или были занесены извне – и уничтожает их любыми подходящими средствами. Таковы идея и характер политической полиции в современном расовом фюрерском государстве.

Каким образом должны были выполняться эти идеологические задачи, выяснилось после аннексии Австрии, произошедшей в марте 1938 г., когда нацисты под руководством Адольфа Эйхмана начали проводить в жизнь программу по принуждению венских евреев к эмиграции. В ноябре того же года по всей стране прокатились погромы, получившие название «Хрустальная ночь», после чего поток эмигрантов резко возрос. В мае 1939 г. Эйхман заявил, что он «законным» путем вынудил эмигрировать из Австрии 100 000 евреев[12].

Новое звучание «еврейский вопрос» приобрел с вторжением нацистов в Польшу, произошедшим в сентябре 1939 г. С началом войны возможности для вынужденной эмиграции сократились, а потом исчезли вовсе, и в то же время с присоединением бывших польских территорий миллионы евреев вошли в состав населения Рейха. За частями вермахта следовали полицейские силы и оперативные группы СС (SS Einsatzgruppen), официальной задачей которых считалось поддержание общественного порядка. Они казнили местных чиновников, интеллигенцию, уголовников, предполагаемых партизан и других граждан, представлявших потенциальную угрозу безопасности. Евреи подвергались казням под предлогом их принадлежности ко всем этим подозрительным группам, как преступники и носители нездоровой или подрывной идеологии. Эти действия быстро переросли в стихийные массовые расстрелы евреев и поляков в первые недели войны[13].

Тем не менее в то время официально конечной целью нацистской политики в отношении евреев оставалось их изгнание[14]. Евреев собирали в гетто для «контроля и последующей депортации»[15]. Этнических немцев, живших за пределами расширившегося Рейха, репатриировали и расселяли на землях, конфискованных у поляков и евреев, причем последних предполагалось изгнать в «еврейскую резервацию» на присоединенной польской территории[16]. Восточный вал (Ostwall) отделил бы эту территорию от Германии, и передвижение демаркационной линии дальше на восток, как полагал Гитлер, возможно было лишь «спустя десятилетия»[17]. Однако очень скоро стало ясно, что столь массовое перемещение населения – задача проблематичная, и вопрос, что делать с евреями, встал с новой силой.

Попытки преодолеть возникающие помехи приводили к конфликтам между нацистским руководством и местными чиновниками, и в результате высылка застопорилась[18]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

вернуться

7

См.: Bein (1990).

вернуться

8

Herzl (2004).

вернуться

9

Для подробного изучения влияния этого закона см. Mommsen (1966).

вернуться

10

См.: Koellreutter (1938), с. 19; Huber (1939), с. 55–56.

вернуться

11

Best (1936), с. 126. Перевод наш. Цитируется также Herbert (2001), с. 164.

вернуться

12

Cesarani (2004), с. 71.

вернуться

13

Browning (2004), с. 28–35.

вернуться

14

Там же, с. 26.

вернуться

15

Там же, с. 111.

вернуться

16

Там же, с. 45.

вернуться

17

Там же, с. 27.

вернуться

18

Там же, с. 54–68. Как пишет Browning (2004), «хотя нацисты никогда не хотели открыто это признавать и месяцами боролись с таким выводом, оказалось, что, по крайней мере временно, укрепление Lebensraum на присоединенных территориях и решение еврейского вопроса были не дополнительными, но конкурирующими задачами» (с. 43).

5
{"b":"799442","o":1}