Но вскоре его внимание привлекло движение на скамье адвокатов. Со своего места встал Эдвард Джеймс Патрик Кассен, отточенным движением пригладив свою черную мантию. Уроженцу Лимерика Кассену было под 60, во время войны он работал юрисконсультом для МИ5[23], первый кабинет ему выделили в тюрьме Уормвуд-Скрабс. В 1944 году он провел знаменитый допрос П. Г. Вудхауса насчет радиопередач, которые автор популярной серии книг «Дживс и Вустер» записал при финансовой поддержке нацистов для трансляции в США. Кассен входил в число шести консультантов Министерства финансов и зарекомендовал себя как строгий, но крайне справедливый служитель закона. Поговаривали, что заключенные даже присылали ему открытки.
Кратко описав детство Грэма (в жизни обвиняемого были вещи и поинтереснее), Кассен изложил суть жуткого дела: мальчик в течение нескольких месяцев подмешивал сурьму и тартрат калия сурьмы в еду своего отца, травил пакеты с ланчем школьного друга, а в чай сестры добавлял белладонну. Мотивы во всех трех случаях были неодозначными. Обвиняемый не ревновал и не желал смерти своим жертвам. Как объяснил Кассен, мальчик на скамье подсудимых просто хотел узнать, как каждое вещество повлияет на трех разных человек. Даже обвинение было вынуждено признать, что в действиях Грэма не было по-настоящему злого умысла. Он, скорее, проявлял «странный и опасный интерес» к ядам и на удивление неплохо в них разбирался. Кассен подробно описал симптомы, от которых страдали все три жертвы, и отметил, что им невероятно повезло остаться в живых. Отец мальчика заработал необратимое повреждение печени, не говоря о полученной психологической травме. Затем Кассен извлек из стопки бумаг перед собой лист «Вещественное доказательство № 25» и целиком зачитал заявление Грэма суду:
«Я крайне заинтересовался ядами, их свойствами и действием еще в 11 лет. В мае прошлого, 1961 года я купил 25 миллиграммов тартрата калия сурьмы в аптеке «Рис Лимитед» на Нисден-лейн. Через пару недель я опробовал этот яд на своем друге Джоне Уильямсе…»
Особое впечатление на публику произвел следующий отрывок:
«Отмеренные мной дозы не были смертельными, но я понимал, что поступаю неправильно. Я как будто впал в зависимость, только вот наркотики принимал не я».
При этом Кассен подчеркнул, что, хотя Грэм и травил домашнюю еду, суду стоит принять во внимание, что скоропостижная кончина его мачехи с этим не связана – вскрытие подтвердило смерть от естественных причин.
Закончив выступление, Кассен сел на место. Грэма в суде защищала 35-летняя Джин Саутворт. Уроженка ланкаширского города Клитеро, во время войны Саутворт работала дешифровщицей в Блетчли-парке и прошла через многое, чтобы добиться практики в коллегии адвокатов по уголовным делам. На тот момент в отдельных госорганах женщинам отказывали в работе. В дальнейшем Саутворт станет одной из первых женщин-судей в Англии.
Совершенно неотразимая, она спокойным тоном описала трагические годы взросления ее клиента, которые, будем честны, продолжались до сих пор. Отстаивать интересы Грэма в суде было поистине непросто. Свидетелей у защиты не было, а двое врачей, привлеченных обвинением, не стеснялись жестко и прямо высказывать свое профессиональное мнение. Одним из них был доктор Кристофер Фиш – выдающийся психиатр, он подробно побеседовал с Грэмом во время его предварительного заключения. Доктор Фиш заявил суду, что обвиняемый страдает психопатическим расстройством, которое и «толкнуло его на попытку убийства ради удовлетворения тяги к ядам». Свою точку зрения он подкреплял словами самого Грэма: «Я скучаю по своей сурьме. Я скучаю по силе, которую она мне дает».
На вопрос, что он думает о будущем мальчика, доктор Фиш ответил:
– На мой взгляд, ему необходимо содержание в специализированной больнице. В Бродмуре для него найдется место.
– Мальчик использует слово «зависимость», – вставил судья Стивенсон. – Что вы об этом думаете?
– Он одержим ядами из-за чувства власти, которым они его наделяют, – ответил Фиш. – Он считает себя крайне осведомленным в этой области.
– И каков ваш прогноз? – поинтересовался судья.
– Отрицательный.
– То есть вы считаете, что его поведение не изменится и в будущем он воспользуется шансом, если такой выпадет?
Психиатр ответил сразу:
– Думаю, вероятность крайне высока.
Затем встала мисс Саутворт, чтобы допросить свидетеля. Напомнив, как ее клиент отмерял количество отравы, она спросила:
– Доктор Фиш, вы согласны, что мистер Янг понимал, что такое смертельная доза?
– В каких-то случаях – да, – отозвался психиатр. – В остальных… нет.
– Вы согласны, что у него не было умысла убивать?
Фиш ненадолго задумался.
– Я бы сказал, что он был готов взять на себя риск потенциального убийства.
Мисс Саутворт обернулась на Грэма, невозмутимо сидящего на скамье подсудимых.
– Вы считаете, что лечение в обычной больнице, а не специализированной лечебнице вроде Бродмура ему не подойдет?
Доктор Фиш покачал головой.
– По требованию Министерства здравоохранения мальчика осмотрел доктор Джеймс Кэмерон из больницы Модсли и пришел к заключению, что он слишком опасен для содержания в обычном лечебном учреждении.
Больше вопросов у мисс Саутворт не было.
Затем суду представили отчет доктора Дональда Блэра, врача с Харли-стрит и психиатра-консультанта в нескольких медицинских учреждениях. Доктор Блэр несколько раз подробно побеседовал с Грэмом и счел его «тихим, спокойным и отзывчивым»». Он подробно описал их разговоры, упомянул «высокий интеллект» мальчика и явное «эмоциональное удовлетворение», которое тот получал от применения ядов. Обвиняемый «много читал» о токсикологии и интересовался «криминальной литературой, связанной с отравлениями». Вопреки утверждению обвинения о том, что мачеха Грэма умерла от естественных причин, доктор Блэр сомневался, что регулярное подмешивание сурьмы в домашнюю еду «не отразилось на ее здоровье».
Его окончательный диагноз был предельно ясным:
«Опираясь на все имеющиеся свидетельства, заявляю, что у мальчика, несмотря на высокий уровень интеллекта, наличествует врожденный дефект личности или, иными словами, психопатическая личность. В настоящее время молодой человек представляет собой очень серьезную угрозу для окружающих. Его пылкий, навязчивый и почти исключительный интерес к ядам и их действию вряд ли исчезнет, и он вполне может вернуться к хладнокровному, спокойному и расчетливому применению токсичных веществ в любой момент. На мой взгляд, его лечение в обычной психиатрической больнице невозможно. Он нуждается в специальных лекарствах, наблюдении и лечении, которые может предоставить исключительно профильная психиатрическая больница для преступников, например Бродмур. Прогноз сомнительный, но на основе имеющихся данных его можно назвать крайне неутешительным».
Последним свидетелем обвинения выступил детектив-инспектор Эдвард Крэбб. Он рассказал о полицейском расследовании дела Грэма и отметил, что его отец Фредерик Янг продал дом и переехал к своей сестре.
– Думаю, семья опасается возвращения мальчика, – заключил детектив.
Затем мисс Саутворт снова высказалась от имени своего клиента и подчеркнула, что, хотя яда у Грэма была достаточно, он никогда не давал жертвам смертельные дозы. Она храбро попросила суд взглянуть на обвиняемого как на «наркомана, которого следует пожалеть за его зависимость». Кассен со своей стороны отметил, что обвинение проверит фармацевтов, отпустивших обвиняемому яд.
Судья Мелфорд Стивенсон повернулся к мисс Саутворт и спросил, согласна ли она, с учетом неоспоримых медицинских доказательств, что для мальчика «нет альтернативы, кроме Бродмура». Та неохотно согласилась.
Судья попросил обвиняемого встать, и Грэм поднялся на ноги. Мелфорд Стивенсон откашлялся, а затем в соответствии со статьей 66 Закона о психическом здоровье от 1959 года приговорил Грэма к лечению в Бродмуре. Ему запретили подавать апелляцию о досрочном освобождении до истечения 15-летнего срока без прямого одобрения министра внутренних дел, «потому что такие люди всегда опасны и умеют скрывать свою безумную одержимость, которую невозможно излечить до конца». Грэм стал самым молодым пациентом Бродмура с 1885 года, когда туда госпитализировали Билла Джайлса после поджога стога сена. Джайлс скончался всего за три месяца до суда над Грэмом, проведя в стенах Бродмура 87 лет.
