Она в равной мере охвачена яростью и ужасом.

Аромат кофе проникал в ноздри. Из установленных по всему залу динамиков неслась какая-то легкая музыка, гитарные и вокальные каверы «Нирваны» и «Перл джем»[27]. Она понимала причины бешеной популярности этого просторного, но уютного заведения. Круглые столы разных форм и размеров на шесть мест, прямоугольный стол на двенадцать мест, квадратные столики с четырьмя стульями. Пара диванов и ряд газовых каминов напротив стойки, а в дальнем углу – крошечная эстрада с какими-то стульями, микрофоном и усилителем. Вывеска у главного входа гласила, что по вечерам пятницы и субботы здесь исполняется живая музыка и что дежурным блюдом сегодня является овсяное печенье с изюмом и клюквой.

Марин встала в очередь за пятью другими клиентами. Обслуживание шло достаточно медленно, и она почти успела уговорить себя уйти отсюда. Сердце болезненно билось в груди. Ладони покрылись холодным потом. Розоволосая красотка куда-то пропала, но как только Марин приблизилась к стойке, она вдруг появилась, точно из ниоткуда, выскользнув из тех самых недр, где исчезла с мусорными мешками. Теперь, вместе с двумя другими бариста, она работала за стойкой, быстро перемещаясь на своих длинных и стройных, как у газели, конечностях; ее розовые волнистые волосы рассыпались по плечам, коричневый фартук туго обхватывал тонкую талию.

Вот она. Любовница Дерека. Она существует в реальности.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Марин наконец подошла к стойке, отчасти надеясь, что ее заказ примет другая бариста. Но, увы, не судьба. Маккензи, выдав клиенту перед Марин тарелку с итальянским бискотти[28], ожидающе взглянула на нее.

Оценив супермодельный рост Маккензи, Марин, несмотря на высокие каблуки, почувствовала себя старой коротышкой, глядя снизу вверх на молодую любовницу своего мужа. Да, в реальной жизни все по-другому. На экране компьютера Маккензи оставалась всего лишь кадром, и Марин могла уничтожить ее, со злорадством, без возможности восстановления. Лицом к лицу, однако она едва сумела заставить себя посмотреть ей в глаза.

И вот их взгляды встретились. Марин собралась с духом, готовясь к тому, что сейчас ее узнают, к взгляду страха или смущения, или тому и другому, что наверняка хоть на мгновение промелькнет в глазах соперницы.

Однако выражение лица Маккензи не изменилось. Ее улыбка не увяла. Щеки не вспыхнули. Взгляд остался неизменным.

– Что я могу вам предложить? – звонко спросила она.

Марин открыла рот, собираясь сказать: «Мне нужно лишь, чтобы ты перестала трахаться с моим мужем. Нужно, чтобы ты, западающая на чужих мужей шлюха, держалась от него подальше, иначе я убью тебя».

Но эти слова застряли у нее в горле. Вместо этого она услышала, как заявила приятнейшим голосом:

– Двойной ванильный латте, пожалуйста, без соевого молока и без пенки. И ваше печенье дня.

Маккензи написала золотым маркером какие-то буквы на боку коричневого бумажного стаканчика. Почерк у нее изящный и легкий, его большие буквы далеко простирались за границы рамочек, проштампованных на стакане. Она пробила заказ. Назвала общую сумму. Взяла протянутую десятидолларовую банкноту, выдала сдачу и поблагодарила, когда Марин отправила всю мелочь в банку с чаевыми. Затем поставила перед ней пакетик с печеньем.

– Ваш латте будет ждать вас в конце стойки. Приятного аппетита.

Марин прошла дальше, сжимая печенье, все еще теплое в восковом бумажном пакете. С каждым шагом она ощущала себя все более мелкой, незначительной, беспомощной. В течение шести месяцев эта красотка спала с ее мужем. В то время как сама Марин скорбела, винила и кляла себя, занимаясь самолечением с помощью таблеток и алкоголя, Дерек занимался самолечением… с ее помощью. Шесть месяцев… но она, похоже, понятия не имела, кто такая Марин.

Когда Маккензи спустя несколько минут выдала ей латте, их взгляды снова встретились. И опять – ни малейшего признака узнавания. Марин вдруг вспомнилась одна сцена из ее любимого фильма «Принцесса-невеста»[29]. В которой Макс-Чудотворец говорит Иниго: «Если я вылечу его, Хампердинк будет страдать?» А Иниго отвечает: «О да, это будет огромное унижение!»

Эти воспоминания заставили Марин улыбнуться. Она вспомнила, с каким волнением собиралась однажды посмотреть это кино с Себастианом, не сомневаясь, что сказка ему понравится, когда он станет достаточно взрослым, чтобы понять все шутки. Теперь ей уже не смешно. «Огромное унижение» – название ее будущих мемуаров.

Взяв кофе и печенье и проскользнув за столик у окна, Марин села лицом к стойке. Она открыла свой компьютер, на экране которого все еще висели фотографии Маккензи. Да, в реальности любовница ее мужа выглядела немного менее совершенной. Бледно-розовые волосы, казавшиеся блестящими на фотографиях, на самом деле были суховатыми и плохо прокрашенными. К тому же Марин заметила сантиметровую полоску натурального темно-каштанового цвета возле корней. Волосы явно пришлось высветлить почти до белизны, а потом уже покрасить в пастельно-розовый цвет, что в итоге сильно повредило их структуру. В салоне проводят процедуры восстановления и возвращения блеска окрашенным волосам. Если б они дружили, Марин не задумываясь предложила бы ей помощь. Но между ними не могло быть никакой дружбы.

Только вражда. Непримиримая вражда.

Для любого случайного наблюдателя Марин выглядела обычным человеком: она потягивала кофе, просматривая разнообразные данные в интернете. За исключением того, что просматривались исключительно ограниченные данные. Она разглядывала фотографии баристы, хотя сама эта бариста, черт бы ее побрал, маячила прямо перед ней. Марин бросила бы вызов любому, кто осмелился бы судить ее, не пережив столь подлую измену. Если вас не постигло несчастье предательства, то вы не в силах постичь его во всей полноте.

Все, чего не хватало в заметках Кастро, восполнил инстаграм Маккензи Ли. Все свои фотки она сопровождала хэштегами, рассказывая миру, что она – художник, книгочей и чаеман и что, выходя отдохнуть с друзьями, предпочитает ароматное живое пиво местного розлива. Снимки кота по кличке Бьюфорд, всклокоченной твари с громадными ушами и водянистыми глазенками, появлялись примерно раз в неделю под хэштегами #Непокупайтеберитевприютах. Кензи делала множество селфи, обычно ради хвастовства, показывая новый наряд с блошиного рынка или обновленный цвет волос, что прекрасно воспринималось, поскольку все ее подписчики обменивались откровенно дерзкими селфи, просто подтверждая всем понятный нарциссизм этих самых селфи. Любимым хобби Маккензи было перепрофилирование старой мебели: она создавала оригинальные проекты и продавала их через «Маркетплейс», приложение Фейсбука. Она обожала запойно смотреть фильмы и развлекательные программы по интернету и, видимо, с легкостью делилась самыми примитивными подробностями своей жизни с совершенно незнакомыми людьми. Даже проснувшись с опухшими красными глазами и выглядя, откровенно говоря, ужасно, она, верная самой себе, выложила селфи, сопроводив его комментарием: «похмелье». И ее подписчикам это нравилось. Похмельная фотка собрала две тысячи лайков.

У нее набралось более пятидесяти тысяч подписчиков. Пятьдесят тысяч человек волнуют посты Маккензи Ли. Аккаунт салонов Марин в Инстаграме, для сравнения, набрал едва ли половину от этого числа, зато сам бизнес за прошлый год принес более З миллионов долларов.

Эта особа олицетворяла все, что возмущало Марин в молодом поколении. Вся жизнь этой женщины задокументирована в интернете, за исключением женатого любовника. Но вряд ли люди продолжали бы так любить ее, если б узнали, какая она на самом деле. То и дело на ее страничках появлялись намеки на таинственного воздыхателя в жизни Маккензи, но только намеки.

Марин с удовольствием предложила бы ей для начала несколько хэштегов: #разрушительницасемей, #шлюха и #охотницазабогатством.