– Одного – за драку в баре; другую обвинили в нападении на соседку.

– Другую?

– Очевидно, они не ладили, – по губам Кастро промелькнула легкая улыбка. – Все началось с того, что одна обвинила другую в краже керамических садовых гномов.

Далее Кастро рассказала, что ее помощник из Портленда оказался возле отеля, где остановился Дерек, и тогда случайно заметил, как муж известной ему Марин выходит из боковой двери с неизвестной женщиной. Заинтересовавшись, он решил немного последить за ними. Они отправились ужинать в популярную таверну «Генри» в районе Перл-Дистрикт[14].

Услышав последние слова, Марин вновь поморщилась. Эта таверна была одним из ее любимых местечек, и они с Дереком, бывая раньше в Портленде, ужинали там хотя бы раз. Там делали отличный коктейль «Маргарита» с манго. И потрясающе готовили кальмаров. А к обалденно вкусной темпуре, щедро приправленной молотым перцем и морской солью, подавалась изрядная порция соуса айоли[15] с халапеньо[16].

– А зачем вообще ваш помощник потащился к тому отелю? – Марин пыталась выкинуть из головы образ мужа, угощавшего любовницу жареными кальмарами. Ведь вряд ли он стал бы заказывать там их обычные закуски…

– Он просмотрел записи телефонных звонков того сотрудника, которого полиция задерживала за драку в баре, и обнаружил десятиминутный разговор с номером из отеля «Монако». Решил последить за этим отелем, а когда увидел, что Дерек вышел с незнакомой особой, сделал снимки и отправил их мне. Кстати, зацепка с отелем оказалась ложной. Выяснилось, что шурин сотрудника, фанат баскетбола, приехал в город на игру «Блейзерс»[17], и они просто обсуждали планы встречи. Как раз шурин и звонил ему из своего номера.

На экране появилось новое фото. Парочка в ресторане. Дерек что-то весело говорил, взметнув руки в выразительном жесте. Его любовница смеялась. Перед каждым из них стояло по коктейлю. Классический для Дерека традиционный аперитив: даже если б Марин не знала этого коктейля, то его с головой выдавал апельсиновый ломтик. А любовница предпочла нечто розовое под зонтиком… может, клубничный дайкири?

Да, они закусывают гребаными кальмарами…

Больше всего Марин удивила острота собственно- го потрясения, когда она наконец осознала данность измены, несмотря на то что уже чувствовала ее, даже знала о ней на каком-то подсознательном уровне. При всей своей отстраненности, она многое замечала. Скоро у них с Дереком двадцатилетие свадьбы, и хотя она занималась самолечением, попивая вино почти каждый вечер, осознавала, как изменилась их семейная жизнь. Дело не только в том, что они давно не занимались сексом или что Дерек стал все чаще и чаще уезжать по работе, причем на длительные сроки. А в том, что когда он бывал дома, то их все равно разделяла эмоциональная трещина, и к настоящему времени она достигла едва ли не континентальных размеров.

…– Я не отправила вам письмо вчера вечером, потому что мне захотелось сначала копнуть поглубже. Ведь я понимала, какие у вас могут возникнуть вопросы.

– Давно?

Смочив пересохшее горло очередным глотком воды, Марин опустошила бутылочку. Кастро выбросила ее в мусорную корзину около стола и поставила перед ней новую воду.

– Минимум полгода, насколько я могу судить. – Кастро опять начала что-то печатать на клавиатуре компьютера.

Полгода. Уже ПОЛГОДА. Значит, не просто интрижка. Отношения более серьезные.

Марин глубоко вздохнула, осознав весомость проблемы. Куда же, черт возьми, она смотрела целых шесть месяцев, раз ничего не заметила? Ну, конечно, не на драгоценного мужа. Ее отвлекало стремление выжить и терзали мысли об их пропавшем ребенке. Как и любую мать в ее положении.

Фото из ресторана исчезло с экрана, и Марин попыталась настроиться на получение еще одной эмоциональной ножевой раны. Но появилась не очередная фотография, а какая-то электронная таблица. Записи телефонных звонков Дерека. Кастро быстро прокрутила страницы, где она уже выделила каждый случай появления телефона этой любовницы – либо как инициатора, либо как получателя звонка. Они мелькали на экране яркими желтыми полосами. Судя по всему, эти двое находились в постоянном контакте.

– С тех пор, как появились телефонные записи, прошло шесть месяцев. Я могла бы копнуть еще дальше, но к этим сведениям пришлось бы получать доступ более сложным путем. Да и эти звонки удалось просмотреть лишь потому, что у вас с мужем общий мобильный аккаунт.

Марин не собиралась спрашивать, как Кастро вообще получила доступ к записям. На их первой встрече в прошлом году она дала предельно ясные инструкции. «Загляните в каждую щелку. Не оставляйте камня на камне. Следуйте за каждой зацепкой, куда бы она ни вела, невзирая на звания и лица». Она ожидала… нет, она требовала полной прозрачности. Марин хотела знать все, что сможет обнаружить частный сыщик.

Кастро ответила, что она может это сделать, но предупредила, что ее методы нетрадиционны. Чем меньше Марин будет знать о том, как ведется расследование, тем будет лучше. А потом добавила, что клиентам не всегда нравятся ответы и что иногда с оставшимися без ответа вопросами легче жить, чем с правдой.

И вот она, правда… Муж, с которым Марин прожила почти двадцать лет, развлекается с молодой красоткой. Уже, черт возьми, как минимум шесть месяцев.

Ее пересохшее горло саднило, словно по нему прошлись наждачной бумагой. Марин открыла вторую бутылку воды.

– Раньше Дерек посещал фирму в Портленде раз в месяц. Теперь стал уезжать каждую неделю, и частенько задерживается там на несколько дней. Его компании предоставляют билеты на игры «Блейзерс», – запнувшись, добавила она, словно это все объясняло, то есть как-то оправдывало то, что он почти перестал бывать дома. И внезапно, в приступе своеобразного мазохизма, спросила: – У вас есть еще фотографии?

Кастро вновь щелкнула кнопкой мышки, и экран заполнила очередная фотка. Дерек держал в объятиях эту тощую аспирантку. На лицах обоих – милые улыбки. И снова Марин кольнуло ощущение того, что она видела эту девицу раньше. Ей редко приходилось задумываться о таких деталях – ведь она владеет тремя салонами, которые посещают тысячи клиентов, причем большинство из них женщины. Возможно, любовница Дерека – как раз одна из тех, кто заходил сделать стрижку или маникюр? Это смутное ощущение, однако, рассеялось, прежде чем она сумела выловить из глубин памяти нужные образы.

Новости настолько ошеломили Марин, что она даже лишилась способности реального восприятия внешности своей соперницы. От одного взгляда на нее становилось тошно. Она не могла толком рассмотреть женщину, чтобы решить, красива ли она, или понять, что именно привлекло ее мужа. К тому моменту, как Марин начала что-то понимать, к горлу подступила тошнота, и пришлось быстро переключаться на самого Дерека. А взглянув на него, она увидела лишь его улыбку. И то, с каким выражением он взирал на свою любовницу. Так он не смотрел на Марин уже давно.

Если быть точной, то четыреста восемьдесят шесть дней.

И снимки получились четкие, полноцветные, хотя она скорее ждала бы зернистых и размытых черно-белых фоток. Все не так, как она себе представляла. В фильмах частный детектив, уставший старикан, циничный и одинокий, в мятом дешевом костюме, снабжал вас плохими новостями о супружеской измене в виде напечатанных фотографий, доставленных в желтоватом официальном конверте. В реальности частным детективом стала женщина, примерно одного возраста с Марин, вполне привлекательная, в обтягивающих синих джинсах и стильном пиджаке. На ее пальце не поблескивало обручальное кольцо, но в наше время это ничего не значит. Кастро частенько поглядывала на кольцо Марин, как и любая другая женщина. Десять лет назад Дерек обновил ее обручальное кольцо, и теперь Марин носила на пальце бриллиант в пять карат изысканной огранки Ашера[18]. В то время такой размер казался разумным – большинство женщин их социального круга имели бриллианты того же или даже большего размера, но здесь, в маленьком офисе, с его простецкими желтыми стенами и цветами в горшках, где в крошечном аквариуме плавала одинокая рыбка, а на экране компьютера красовались фотографии Дерека и его любовницы, ее кольцо воспринималось как издевательство. Огромное. Вульгарное. Дорогое. Но разве не к этому всегда стремилась Марин? Чтобы все знали, как хорошо они живут, какая у них удачная и счастливая – это слово ей теперь особенно ненавистно – семья?