Но это всего лишь сон — а значит, он мог не думать ни о чем, а отвечал ей делами. Роше скользнул языком по чувствительной, тонкой коже — изучающе, неторопливо, не давая эльфке задать темп. Он удерживал её крепко и невольно хотел засмеяться. Даже сейчас они будто бы продолжали враждовать, бороться. И ему это нравилось. Нравилось, что она ругалась на Старшей Речи, стоило ему скользнуть языком дальше. Нравились её попытки удержать дрожь в бёдрах, когда её руки стиснули ему плечи и царапнули до красных полос по коже. Иорвет никогда бы ему не уступила — нет, только не она, его враг и сладкий морок, которому он поддавался раз за разом. И может быть, ей снилось сейчас то же самое — то, как он ласкал её ртом и губами. То, как вместе с грудой одежды, вместе с колчаном и любимым зефаром она сбросила с себя личину командира, став такой же женщиной, как и тысячи других. А он стал простым мужчиной. Совсем ненадолго, однако можно было позволить себе эту слабость. Уже потом, когда Роше придёт в себя, всё станет по-прежнему. Во снах же можно было всё — и этим они так хороши, так сладки. Как театр, где ненадолго примеряешь другую роль, сохраняя маленькую частицу себя настоящего.
Иорвет сдвинула рукой его шаперон, обнажая короткий «ёжик» волос, вцепилась в него с неприкрытой жестокостью — до того, что он зарычал на неё, оцарапывая нежную кожу щетиной. Она дрогнула, прикусив губу и запрокинув голову, схватилась за него, точно, если бы вздумала упасть, непременно утянула бы его за собой. И тогда ему на секунду даже захотелось назвать её своей женщиной, но он не сделал этого. Никогда не сделает.
Простая эльфка, с не самым прекрасным лицом и не самым мелодичным именем. Простой мужчина, который никогда не будет ей кем-то большим, чем врагом. Всего несколько секунд — и они снова стали самими собой. И, кажется, для них обоих это был наилучший выход — оставаться там, где они были сейчас, с прежними намерениями. Роше — у каэдвенского лагеря. Иорвет — в стенах Вергена, ждущего атаки. А сон так и останется сном, с той лишь разницей, что они оба видели его. Только никогда об этом не узнают.
