Но самой лучшей рекламой была та в которой снималась сразу вся семья и бабушка тоже. Бабушка так красиво и так выразительно вздыхала и смотрела поверх очков, что не было силы устоять. Еще мама Женя показала, как легко и непринужденно выглядит стирка современным порошком в современной стиральной машине. Потом мама Женя и бабушка вместе рекламировали хорошо всем знакомый ополаскиватель в новой экономичной упаковке и долго упивались свежестью чистого благоухающего белья.

– Ах! – вздохнула Рита. – Я хочу, чтобы у нас все было так же, как у Лососевых. – Они так гармонично вписываются в современную жизнь.

– Очень скоро! – ответил Рома, прижавшись к ней. – Очень скоро мы станем такими же. Все лишнее, что мешает нам наслаждаться жизнью уйдет в прошлое. Наши желания станут правильными, а сомнения и разочарования исчезнут.

Рома промолчал про дорогой и своевременный подарок, который уже выполнял свою первую задачу.

Рита взяла пульт и пробежалась по каналам. Владимир Петрович в строгом деловом костюме с невообразимой решимостью на лице шел в снующей толпе аэропорта, на ходу надевая белый халат. Сложное диагностическое оборудование ждало его прямо на проходе. Владимир Петрович решительно усадил первого попавшегося доверчивого прохожего в кресло, обработал его полость рта специальным раствором и в специальном синем свете все увидели целый слой микробного налета на деснах и зубах несчастного. Находчивый Владимир Петрович не растерялся и тут же предложил прохожему зубную пасту, после употребления которой десны приобрели девственный, первозданный вид. Вообще реклама средств по уходу за полостью рта была его коньком. Говорили, что свой первый капитал он сколотил на рекламе зубной пасты «Blend-a-med». Идеальные белоснежные улыбки всей семьи Лососевых, включая бабушку, говорили о доступности и высокой эффективности стоматологических услуг в их семье.

– А ведь нам и так хорошо! – проворковал Рома, пригревшись на диване.

– Как странно, что я совершенно не способна обманывать себя, – заявила Рита. – Ну не могу я притворяться и радоваться, если мне грустно. А им даже не приходится этого делать.

Рита в последнее время избегала острых углов в общении с Ромой. Они перестали обсуждать Лососевых. Рита считала Лососевых образцовой семьей. Рома со свойственной ему иронией называл их актерами. Рита хотела чистых отношений, как у Лососевых, но стоило ей затронуть тему отношений, как между ними вставал фантом Лены Костровой. Рома пытался представить проблему в другом свете, намекая, что это беспочвенная ревность и Лена Кострова поселилась у нее в голове. Рита после этих слов уже не могла себя контролировать, она начинала открыто во всем обвинять Рому. Они оба устали от этого и, не сговариваясь, обходили тему отношений стороной. Правда это мало что изменило, Лена Кострова продолжала существовать, достаточно было повернуть голову, чтобы заметить ее прозрачную тень за занавеской или в темном углу под лестницей.

На утро в дальней комнате, где остался ночевать Воксон, случился скандал. Устроил скандал не кто иной, как Рома, человек самый близкий Воксону, его вторая половина, так любезно приютивший его вчера, называвший его другом. Трудно сказать, что взбрело ему в голову, только он влетел в комнату, хлопнул дверью и сразу перешел на крик. Такое бывает, когда рассудок теряется в пелене ненависти, а глаза застилает слепая ярость. Крики закончились рукоприкладством, дверь распахнулась, на пороге появился Рома, дико вращающий глазными яблоками, тащивший еле живого, задыхающегося Воксона за шиворот. Воксон стоял на четвереньках, хрипел и был близок к потере сознания. «Сейчас я тебе покажу, кто из нас лучшая половина!» – кричал Рома. Он тащил его к лестнице словно куль, а очнулся лишь тогда, когда на шум прибежала Рита. Рита как раз готовила завтрак. Она услышала непонятный шум и выскочила в гостиную с луковицей в руке. Рома успел втащить еле живого Воксона назад в комнату, бросил его на кровать и направился в ванную приводить себя в порядок.

Хорошо, что Рита ничего не успела заметить. Она, конечно, не догадывалась, что у них дома гостит Воксон, но крики, что доносились сверху и шум на лестнице показались ей подозрительными. Рома сказал, что шел в ванную, оступился и чуть не полетел вниз и даже закричал от неожиданности. За завтраком он сердито хмурил брови и не вымолвил ни слова. Рита предложила ему идти отдохнуть и сообщила, что уедет в город за покупками. Еще она сказала, что у Лососевых завтра годовщина свадьбы и что она безумно счастлива, что они, наконец, смогут провести этот праздничный день вместе. После завтрака Рома некоторое время сидел в гостиной и смотрел Лососевых, чтобы восстановить душевное равновесие. У Лососевых в доме уже ощущалось предпраздничное волнение, дети шумели больше обычного, бабушка все время теряла очки, часто звонил Владимир Петрович и по долгу разговаривал с женой. «Мы справимся! Мы все устроим в лучшем виде, любимый!» – успокаивала его жена Женя. Владимир Петрович, когда звонил, появлялся в верхней части экрана внутри нарисованного облака с прижатой к уху телефонной трубкой. Это было забавно и по-домашнему очень мило.

Рита ушла. Рома пошел наверх. Только он поднялся на верхнюю ступеньку, как дверь в дальнюю комнату отворилась, и на пороге предстал Воксон. От неожиданности Рома вздрогнул, он не сразу узнал его. На Воксоне было надето длинное драповое пальто, спортивная шапочка, на шее намотан шарф. Шапочка была слишком глубокой, растянутой от времени и сползала ему на глаза. Пальто выглядело старомодно. Все это старье Воксон нашел шкафу и не раздумывая напялил на себя. Он заявил, что собирается на прогулку подышать свежим воздухом.

– Ты голоден, наверное? – спросил Рома.

– Да я голоден, но свежий воздух для меня сейчас важнее! – заявил Воксон.

Рома отвел его на кухню и после того, как Воксон основательно подкрепился, вывел его во двор. Ему пришлось поддерживать его, Воксон был все еще слаб и с трудом переставлял ноги. За домом, в дальнем углу участка росла молодая яблоня. Под ней на усыпанной листьями площадке, стояло кресло-качалка. Здесь любил отдыхать Рома. Хозяин дома собирался в будущем устроить здесь беседку. Рома смахнул с кресла нападавшие листья и усадил в него Вокосона. Воксон сразу обмяк и закрыл глаза. Затем Рома вынес из дома плед и заботливо укутал Воксону ноги, чтобы тот не замерз.

Было свежо, но погода обещала наладиться, завесу туч разгонял легкий осенний ветер. В прорехи между тучами выглядывало солнце. Солнце коснулось лучом бледного лица Воксона, его прозрачные веки дрогнули, голова опустилась, вязаная шапка сползла до самого носа. Воксон уснул глубоким и спокойным сном, каким спят сильно уставшие изнуренные люди. Рома быстро огляделся и пошел домой. У открытой двери сарая он остановился, ноги сами вросли в землю. Что-то нехорошее почудилось ему в полумраке за открытой дверью. Он нахмурил брови, еще раз огляделся и скорым шагом направился к ожидавшему его прибору.

Прибор был включен и по-прежнему издавал низкий, равномерный гул. Рома с облегчением обнаружил, что красная стрелка осталась на месте и вздрагивает у нулевой отметки. Он сел и сосредоточился. Ненужные эмоции были отброшены, ситуация предстала перед ним в единственно правильном, объективном виде.

«Виноват я сам! Один! И что это мне взбрело в голову? Впредь такого не повторится! Нельзя так! Нельзя! …Уж если и искать истину, то во взаимном уважительном диалоге, – произнес Рома, размышляя над причинами собственной сегодняшней несдержанности. – Впредь этого не повторится!» Он поднялся, и некоторое время расхаживал взад и вперед по комнате, собираясь с мыслями. Подошел к окну и посмотрел вниз. Воксон оставался в той же блаженной позе, в которой он его оставил. «Дистанция нужна, конечно! – продолжил Рома, уже сидя. – Это может и хорошо, что я проблему обозначил. Это как палка о двух концах! Можно в разные концы разбежаться, а можно с разгону лбами сойтись. …Обозначил проблему и ладно, впредь нужно быть сдержанным и объективным. Главное поиск! …А может, это он? …А не я? – Рома некоторое время мучительно размышлял. – Совершенно ясно одно, имея перед собой полную свою противоположность, лучшую свою часть, не следует питать иллюзию, что они, эти части смогут ужиться в одном сосуде!»