От рассуждения с самим собою Соломон переходит к практическому выводу – одной теории мало, нужно познать, то есть получить опыт жизни в мудрости и следования путем глупости, чтобы из эмпирики иметь возможность суждения о том и другом. Описанию этого опыта будут посвящены следующие главы книги.

Заканчивается глава самым любимым выражением всех гносеомахов – борцов со знанием и ученостью. Как преподаватель в ряде учебных заведений, я часто слышу эту цитату от своих студентов, и очников, и заочников, оправдывающих свое незнание предмета: во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь. С точки зрения еврейских комментаторов, в этом стихе Соломон лишь констатирует существующий порядок вещей, но вовсе не утверждает, что для человека бессмысленно или тем более вредно умножать мудрость. Мудрец, умножая познание, не может не скорбеть, видя падение и несовершенство мира. Но его труды вносят в этот мир толику совершенства и праведности, поэтому они нужны и благословенны Богом. Приобретение мудрости можно сравнить с вредным производством, плоды которого нужны многим, но процесс причиняет урон добывающему.

В конце первой главы Соломон описал принятие решения «познать», то есть принять опыт, исследовать пути мудрости и глупости. Вторая глава рассказывает, что из этого вышло.

Сказал я в сердце моем: «дай, испытаю я тебя весельем, и насладись добром»; но и это – суета! О смехе сказал я: «глупость!», а о веселье: «что оно делает?» (Еккл. 2:1–2).

Вопрос смеха системно не рассматривается в Библии. В общем это неудивительно: Священное Писание преисполнено человеческими эмоциями во всей полноте их палитры и ни в одной из них человеку не отказывает, но в зависимости от ситуации оценивает различно. Необходимо отметить, что такие явления, как смех и радость, не параллельны друг другу. Бог многократно радуется, полнота радости – перед лицом Его (Пс. 15: 11), и совершенная радость человека – от соучастия в жизни Бога, потому и пришествие Христа в мир ведет к совершенной радости верующих (см. Ин. 17: 13). Смех – одно из выражений радости, тогда он благ. Но он же может выражать и целый ряд негативных внутренних переживаний.

Пример того, как одна и та же ситуация вызывает разные варианты смеха, – обещание Аврааму и Сарре, что у них родится сын. Услышав обетование о рождении ребенка, преисполненный радости и благодарности Творцу, Авраам благодарит Бога, и в этой хвале слышен смех: И пал Авраам на лице свое, и рассмеялся, и сказал сам в себе: неужели от столетнего будет сын? (Быт. 17: 17), но, услышав у шатра Авраамова ту же весть, Сарра внутренне усмехнулась, и в этой усмешке, возможно, даже не тронувшей губ, сказалась не радость, а скепсис – Сарра внутренно рассмеялась, сказав: мне ли, когда я состарилась, иметь сие утешение? (Быт. 18: 12). Этот скепсис отмечен и не приветствуем Богом. В Новом Завете радость и смех в свете нового дня вечности обещаны притесняемым – Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесъ (Лк. 6: 21).

Смех, о котором говорит Соломон, передан словом меголаль, и в зависимости от того, к какому корню оно восходит, толкователи оценивают его значение и, соответственно, смысл и повод к смеху, о которых говорит автор. Смех может быть безумен, если производить определение смеха от необузданности (го-лелут): тогда речь идет не о смехе как таковом, но о безудержном кураже, потере внутренних берегов. Может идти речь о смехе «разбавленном» (махаль): это слово указывает на неполную радость, доступную в здешнем мире, смешанную со скорбью и страданием. То есть Соломон, как перфекционист, может отказываться от неполновесной радости, которая, как и смех, разбавлена, то есть оканчивается скорбью.

Талмуд понимает меголаль как «прославленный», производное от галель «хвалебная песнь», при этом смысл получается абсолютно противоположный: смех не безумен, а прославлен, но только не в контексте отрывка, где сказано, что веселье – тщета и от радости нет проку. Нам приходится остановиться на одном из ранее предложенных вариантов: смех либо «безумен» – необуздан, либо «разбавлен» – не полон. Раши, виднейший средневековый толкователь Талмуда, сокрушается: «Что в ней [радости] хорошего, если она всегда кончается скорбью».

А что же христианские толкователи? Григорий Нисский в комментарии на данный стих непреклонен: смех, с его точки зрения, есть «не слово, и не дело какое-либо… но непристойное разверзание телес» (Точное истолкование Екклесиаста Соломонова, беседа 2), то есть не более чем бессмысленное разевание рта. Святитель Василий Великий мягче оценивает положительные эмоции и указывает, что «душевную радость изъявить светлой улыбкой не противно приличию» (Правила, пространно изложенные в вопросах и ответах. Правило 17), ссылаясь на Притчи: Веселое сердце делает лицо веселым… (Притч. 15: 13); но он также является противником ярко выраженного смеха, приводя в пример заповеди блаженств, где Христос говорит о «смеющихся ныне», которые восплачут (см. Лк. 6: 25). Можно увидеть сходство между словами Спасителя и мыслью израильских законоучителей в том, что истинный и полновесный смех – удел будущего века, когда смех не будет омрачен никаким страданием.

Учтем, конечно же, что святитель Василий пишет о смехе в книге «Пространные аскетические правила», то есть предназначает свои рекомендации для монашеской жизни. Здесь же святитель приводит мысль (великолепно обыгранную позже Умберто Эко в «Имени Розы») о том, что Христос не смеялся. К теме смеха мы еще вернемся.

Вздумал я в сердце моем услаждать вином тело мое и, между тем, как сердце мое руководилось мудростью, придержаться и глупости, доколе не увижу, что хорошо для сынов человеческих, что должны были бы они делать под небом в немногие дни жизни своей (Еккл. 2: 3).

Соломон принимает решение пуститься по пути гедонизма, полностью осознавая, насколько он далек пути мудрости и созерцания. То есть он уже обладает мудростью и понимает, каков ее плод, но для чистоты эксперимента желает приобщиться и к другому типу жизни. Нужно отметить, что такого рода логика – опробовать все на себе – провальна, от библейских примеров – Адама и Евы – до нашей собственной жизни.

О горести на пути мудреца было сказано выше – почему многая мудрость рождает скорбь. И автор пытается, укоренив сердце в мудрости, разбавить жизнь простыми удовольствиями и увидеть, какой путь предпочтительнее, учитывая конечность и быстротечность человеческой жизни.

Далее Соломон делится успехами и достижениями на своем пути, и, стоит заметить, это совсем не то, что мы сейчас бы осмыслили как «услаждение» или тем более «путь глупости» или веселья. Скорее, здесь идет речь о созидательном труде.

Я предпринял большие дела: построил себе домы, посадил себе виноградники, устроил себе сады и рощи и насадил в них всякие плодовитые дерева; сделал себе водоемы для орошения из них рощей, произращающих деревья; приобрел себе слуг и служанок, и домочадцы были у меня; также крупного и мелкого скота было у меня больше, нежели у всех, бывших прежде меня в Иерусалиме; собрал себе серебра и золота и драгоценностей от царей и областей; завел у себя певцов и певиц и услаждения сынов человеческих – разные музыкальные орудия. И сделался я великим и богатым больше всех, бывших прежде меня в Иерусалиме; и мудрость моя пребыла со мною. Чего бы глаза мои ни пожелали, я не отказывал им, не возбранял сердцу моему никакого веселья, потому что сердце мое радовалось во всех трудах моих, и это было моею долею от всех трудов моих (Еккл. 2: 4-10).

Созидательные труды Соломона прославлены в веках. Они казались столь великими, как современникам, так и потомкам, что впоследствии возникли легенды, в которых описано, как Соломон подчинил себе духов тьмы и они помогали ему в строительстве дома для Господа и дома царского, как на Сионе он нашел жилы всех земель, расходящиеся оттуда как из центра мира, потому и сады его производили всевозможные фрукты и овощи, будучи посаженными на соприродных себе землях.