Август жмет плечами.
— Вы можете рассказать ей, — отвечает он. — Уверен, она воспримет эту новость с должным пониманием.
— Пониманием? — прыскает Дейзи. — Да вы же буквально запрещаете маме видеть папу, — со злостью выплевывает она, глядя ему в глаза.
Август спокойно выдерживает натиск нестабильного в поведении подростка. О, прекрасно, второй член семейства Снейп меня ненавидит. Что ж, на все воля Мерлина. Целитель с должным профессионализмом кивает.
— Это необходимо, мисс Снейп, — спокойно реагирует он. — Это часть…
— Лечения? — прерывает его Дейзи. — Терапии? — издевательски интересуется она. — Понятия не имею, где вас обучали, но вы мне не нравитесь.
Слова слетают с языка легко и просто. Дейзи не сдерживается в выражениях, если человек как-то негативно воздействует на нее или ее семью. Щеки начинают краснеть от прилива злости. Она уже готовится наговорить еще каких-нибудь нелестных слов, но…
— Вы можете рассказать о ваших визитах маме, — негромко произносит он. — И вы имеете полное право относиться ко мне так, как вам захочется.
Очередная колкость замирает на корне ее языка.
— Просто знайте, что я помогу вашему отцу вернуться домой, — кивает он. — И сделаю для этого всё, что в моих силах.
Не предоставляя ей возможности для ответа, Август кивает и, развернувшись, направляется в сторону палат пациентов. Дейзи смотрит на его удаляющуюся спину, короткий хвост темных волос и развевающиеся полы белого халата и ей впервые становится стыдно за свои слова, сказанные в порыве злости.
Он же действительно старается помочь нашей семье.
Дейзи морщится от злости на саму себя, разворачивается и следует в сторону выхода. До дома она добирается, по ощущениям, за пару минут. Мысли крутятся без конца в голове, она старается разобраться в событиях последних дней.
Дейзи обозначает себе несколько четких целей. Первое: рассказать маме о том, что она уже четвертый раз бывает у папы без ее ведома. Второе: извиниться за то, что без спроса берет из ее сумки идентификационную карточку.
Третье: покаяться за вранье, к которому она не привыкла. И четвертое… Самое, наверное, главное. Постараться понять, что имеет в виду папа, когда говорит, что она вся здесь. Кто она? Что всё? Вопросов столько, что гудит голова.
Дейзи тормозит возле ворот поместья и глушит двигатель. Она какое-то время сидит в машине, глядя на дом через прутья ворот. Нужно только набраться смелости сказать маме об этом. И увидеть ее боль от осознания, что она лишена возможности просто обнять папу.
Она кладет основания ладоней на глаза и шумно выдыхает, собираясь с мыслями.
— Ладно, — кивает она сама себе, — ладно, — повторяет она. — Просто взять и сделать. Взять и сделать.
Закрыв за собой дверь, Дейзи проходит ворота и направляется в сторону дома. Она не застает Гермиону ни на кухне, ни в столовой, ни в библиотеке, ни в спальне. Недолго думая, Дейзи идет на задний двор и видит косынку мамы среди цветов пышной клумбы.
Дейзи ускоряется. Она решает не тянуть. Пока решимость горит в ней, она пользуется этой возможностью. Гермиона слышит шаги и оборачивается, щурясь на солнце. На ее лице непроизвольно начинает играть теплая улыбка.
И Дейзи начинает презирать себя за скрытность еще сильнее.
— Привет, милая, — утирает кончик носа Гермиона. — Как в Нору съездила?
— Мам, — произносит Дейзи, останавливаясь недалеко от нее, и, на мгновение потупив взгляд, вынимает из кармана идентификационную карточку. — Я не была в Норе.
Гермиона облизывает пересохшие губы и, сняв с рук перчатки, поднимается на ноги. Она видит виноватый взгляд дочери, ее редкое, поверхностное дыхание. Моя бедная девочка, я так хочу, чтобы все это поскорее закончилось, ты слишком многое взваливаешь на свои плечи.
— Прости, — искренне выдыхает Дейзи, глядя Гермионе в глаза. — Прости меня, мам, пожалуйста. Прости, что молчала об этом. Прости, что без спроса брала карточку. Прости…
Гермиона делает пару шагов вперед, и у нее сердце разрывается видеть дочь в таком состоянии. Это лето выдается слишком тяжелым, а ведь еще только конец первой недели июля.
— Я была у него четыре раза, — выдает все на одном духу Дейзи, глядя на то, как мама медленно идет к ней. — Сегодня была четвертый. Буквально несколько часов назад я была у него, говорила с ним, мы съели по куску яблочного пирога, который ты готовила ночью… Мам, прости меня, что я не сказала, я…
Она не успевает наговорить еще всяких глупостей, потому что в следующее мгновение оказывается в маминых объятиях. Гермиона крепко прижимает дочь к себе, закрыв глаза и уткнувшись носом ей в волосы. Дейзи просовывает ладони под ее руками и опускает их на лопатки, слегка сжимая нагретую солнцем ткань маминой футболки.
Гермиона с дрожью вздыхает. Северус говорит, взаимодействует с дочерью, снова ест наш яблочный пирог. Я не могу видеть его, но могу знать, что ему становится лучше. Значит, Август прав. Хорошо, я готова ждать.
— Я знаю, милая, — шепчет Гермиона. — Я все знаю, — сильнее обнимает она дочь.
Она чувствует, как Дейзи напрягается на мгновение, а затем расслабляется в ее руках, сильнее заключая в объятия. Непроизвольно построенная стена из тайны рушится на глазах, и им обеим становится от этого легче. Дейзи, почему-то, даже не удивляется, что так происходит.
Мама всегда знает. Если не знает — чувствует. На то она и мама.
— Я просто подумала, что тебе так будет, — Гермиона подбирает слова, — чуть легче. Если ты не будешь знать…
…как мне тяжело без него.
Гермиона не договаривает. Дейзи сжимает в пальцах футболку мамы, покачиваясь в ее объятиях. Ей хочется забрать всю мамину боль себе. Всю до последней крупицы, если бы это было возможно. Порой Дейзи забывает одну очень важную вещь: о мире, в котором она живет. В волшебном мире, в котором даже невозможное осуществимо.
Гермиона выпускает дочь из объятий и гладит ее по щеке, утирая слезу.
— Как он? — негромко спрашивает она.
Дейзи с дрожью вздыхает.
— Скучает, — глядя в карие глаза родителя, отзывается она.
Гермиона кивает, убирая ей за ухо прядь темных волос. Такая юная и такая взрослая. Моя маленькая большая девочка.
— Только… пока нельзя к нему, — чуть качает головой из стороны в сторону Дейзи, не зная, как мама воспримет эту информацию, — ты знаешь, да?..
— Да, — соглашается она, грустно улыбнувшись уголком губ. — Знаю.
Дейзи несколько раз кивает, не зная, что еще сказать. Разве что… Мысль поражает ее моментально. Только мама сможет ей помочь понять это. Только она и никто больше.
— Мам, он сказал мне кое-что сегодня, — начинает Дейзи.
— Что именно? — чуть нахмурившись, интересуется она.
Дейзи кладет ладонь себе на грудную клетку и чертит указательным пальцем круг.
— Он сказал, что она вся здесь.
Гермиона непонимающе хмурится, наблюдая за движением.
— Что это значит?
Дейзи жмет плечами.
— Не знаю, — сознается она. — Думала, ты сможешь помочь мне понять.
Гермиона озадаченно моргает, облизывая вновь пересохшие губы. Она здесь… Вся. Дейзи снова непроизвольно чертит круг по светлой футболке, словно проговаривая эти слова мысленно вместе с мамой одновременно.
— Я не знаю, — признается Гермиона. — Но мы сможем разобраться, — заверяет она. — Нужно же только немного времени, да?
Дейзи слабо улыбается.
— Да.
Гермиона приобнимает дочь за плечо и оставляет на виске поцелуй.
— Пора домой, — произносит она. — Проверим птенца и поужинаем, ладно?
— Ладно, — кивает Дейзи.
Они медленно направляются к дому. Обе они не говорят вслух, как сильно рады тому, что между ними вновь нет никаких секретов. Разве что только один. Один секрет, который унесут с собой в могилу Джеймс и Дейзи. Секрет, который появился в тот самый день в гостиной, когда внезапный гость наведался в поместье без приглашения.
— Ты дала имя этому птенцу? — интересуется Дейзи, стараясь начать новую тему для разговора.
