Он видит боковым зрением, как Северус стоит возле него с прижатой к груди книгой и тоже смотрит во двор. Дыхание пациента немного рваное, словно он едва сдерживается, чтобы не пустить на волю эмоции.

— Жимолостью еще пахнет, она в этом году раньше цветет, — продолжает Август. — И солнцем. Слышите?

Август все еще смотрит вперед, не отрывая взгляда от покачивающихся ветвей, а затем замечает, как Северус глубоко вздыхает и, едва успев схватиться за ручку кресла, садится в него, и легкая улыбка трогает его губы.

— Слышу, — хрипло шепчет он.

И от одного только слова своего пациента в жизни Августа Сепсиса снова появляется смысл.

Он решает не торопиться. Ни с новостями, ни с методами лечения, ни с выводами. Он продолжает вести себя так, будто ничего не меняется. Будто долгожданной ремиссии все еще не происходит. Август держится спокойно, делает пометки, наблюдает.

И не ставит в известность о случившемся членов его семьи.

После первых двух сказанных слов проходит всего несколько часов, и мистер Снейп после сеанса терапии выражает желание пойти на ужин. Он говорит всего слово: коротко, отрывисто и хрипло. Август только кивает, указывая в зал столовой.

Сам поверить в происходящее все равно не может.

— Он ест, — радостно шепчет Марианна, наблюдая за тем, как Северус кладет в рот кусок картофельной запеканки. — Ест, мистер Сепсис, — вся сияет она. — Сам!

Август бросает на медсестру взгляд. Он впервые замечает, как меняется ее лицо, стоит ей улыбнуться. Ее глаза начинают блестеть, на щеках появляются ямочки, а сама улыбка делает ее моложе и женственнее.

Она становится очень очаровательной, раньше он не обращает на это внимания.

Наверное, потому что улыбается она редко и неискренне, только для пациентов, когда дежурит в регистратуре или на вахте. Сам Август не дает ей поводов для улыбок, а вот для робкого и покорного взгляда или красных щек поводы есть всегда.

Мужчина чуть качает головой, прогоняя эти мысли.

— Ест, — наконец кивком соглашается он. — Сам до конца не могу поверить.

Август боится, ужас как боится, что это может быть лишь кратковременная фаза подъема, но, вернувшись с утра на работу, получает на «Доброе утро» кивок головы и самый потрясающий ответ, который только может быть от этого человека:

— Возможно.

Август понимает, что еще не все потеряно.

Он пытается подобраться к сути проблемы обходными путями, поднимает темы для разговоров отдаленные, использует вопросы, на которые можно получить односложные ответы в духе «да, нет или возможно», и проводит со своим пациентом времени даже больше, чем следует.

Август почти всю следующую неделю ночует в Мунго, душ принимает тоже там, перебивается углеводными завтраками с десертами по скидке и почти не отходит от своего пациента и группы красных браслетов в целом.

Он беспокоится о том, что все это может прекратиться, ведь чутье его обычно никогда не подводит. Август все больше открывается сам, рассказывает о себе личные вещи, показывает Северусу, что он может ему доверять, ведь и он сам тянется к нему.

Между врачом и пациентом появляется тонкая нить дружбы, завязывается она непроизвольно на их запястьях. Так делать нельзя, но теперь Август чувствует себя не так одиноко. У него же, кроме работы, и нет ничего больше.

Однако чутье Августа действительно никогда не подводит, поэтому, восемь дней спустя после визита Дейзи Снейп, палата Северуса с утра пораньше встречает целителя с приевшейся звенящей тишиной.

Август сначала старается не поддаваться панике, но это сложно контролировать, ведь целых восемь дней его пациент говорит, но Август продолжает вести свой опыт и в известность членов его семьи не ставит. Особенно миссис Снейп.

Проклятье, она не простит мне, если узнает, что я не дал ей возможности услышать его голос спустя столько времени.

— Мистер Снейп, — зовет его Август, делая два шага вперед в палату, — на завтрак сегодня оладьи.

В ответ целитель получает дозу молчания.

— И можем сыграть в ту игру, — старается не нервничать он, — в слова.

И эта фраза оказывается окутана тишиной. Август обходит кресло и понимает, что он снова в чем-то ошибается. Взгляд Северуса вновь становится темным и отрешенным, он смотрит молча перед собой, а на коленях у него опять лежат руки ладонями вверх.

Август выходит из палаты и трет лицо ладонями.

— Проклятье, — делает он пару дорожек туда и обратно возле двери его палаты. — Что я упустил? — талдычит себе под нос целитель. — Что я снова, черт возьми, упустил?!

Август весь день места себе не находит, все еще пытается что-то исправить, буквально затыкает ладонями дно пробитой лодки, но все оказывается напрасно. Под вечер он бродит возле закрытой двери палаты Северуса и нервно кусает губы.

Что я упускаю?

Он снова наворачивает круг по коридору.

Ремиссия была обусловлена рядом факторов. Какой был решающий?..

Внезапно Август замирает на месте от озарения, импульсом поразившем его сознание. Приоткрыв рот, он какое-то время стоит с выставленными указательными пальцами на обеих руках, что-то проговаривая самому себе беглым шепотом.

Марианна с тревогой наблюдает за наставником.

— Доктор Сепсис?.. — зовет она.

Она снова подкрадывается незаметно, такая уж у нее привычка, ничего с этим поделать она не может. Марианна все еще наблюдает за метаниями Августа, слегка поджав губы. Кажется, он уже просто смертельно устал. Как можно отдавать всего себя лечению одного пациента?

— Август, — уже тише зовет она и осторожно прикасается к его плечу.

Целитель почти вздрагивает, и Марианна шарахается непроизвольно назад, делая по инерции шаг и нервно сжимая в кулак пальцы. В уставших глазах Августа она видит решительность. Кажется, будто за пару секунд до того, как у него не хватает воздуха на глубине, он оказывается внезапно на поверхности.

И наполняет легкие воздухом.

— Мне нужен пергамент и перо с чернильницей, — глядя ей в глаза, отрывисто произносит он.

Марианна сглатывает и часто моргает, опустив на мгновение веки. В глаза бьют лучи уходящего солнца из открытого настежь окна. Однако просьбу целителя она выполняет, и бурая сова вылетает из совятни Мунго всего через четверть часа.

Миновав приличное расстояние за несколько часов, птица оставляет конверт на карнизе, лакомится кормом, заботливо оставленным ей хозяевами дома, и взмывает ввысь, оказываясь со временем обычным пятном в ночном летнем небе.

С утра пораньше Моди ставит чайник и, утерев худые руки об подол, встает на маленькую лесенку, открывая окно. Потянувшись вперед, она забирает почту и, постучав корешками по подоконнику, чтобы удобнее было держать, ковыляет в фойе.

Оставив почту на столике, Моди направляется обратно на кухню, потому что хозяйка и ее дочь вместе едят изо дня в день, и здоровому аппетиту пожилая эльфийка никак не может нарадоваться.

Жаль только, что она не до конца понимает, через что хозяйке приходится проходить ради этого.

Гермиона делает это не для себя, а для Дейзи, в первую очередь. Возможно, еще дело в той самой записке от Саламандра, но Гермиона в этом крайне сомневается. «Не сдавайся» — да такие слова только на плакатах с котиками для палаты душевнобольных нужны.

И то можно было бы поспорить.

Гермиона хмыкает от собственных мыслей в очередной раз бросает взгляд вверх, наблюдая за тем, как луч солнца отражается у нее под потолком, задевая бахрому балдахина, который бросает забавную тень на обои комнаты.

Уснуть снова не получается, сон совсем не идет, кровать слишком большая и холодная. Все кругом кажется ей слишком слишком, и объяснить она причину этого может. Его нет рядом со мной. Его нет, и все идет не так.

Гермиона зажмуривается и трет глаза. Мысли нервируют ее, поэтому она решает подняться с постели. Надев на ноги теплые носки — привычку носить которые прививает ей Северус, — Гермиона сбрасывает ночную сорочку и, облачившись в домашний серый костюм, следует к выходу из комнаты.