— А какой в этом был бы смысл? — интересуется она. — Ты бы все равно все это сделала, только попыталась бы от меня это скрыть, я же тебя знаю, — дергает уголком губ в полуулыбке Гермиона. — Я не хотела, чтобы ты чувствовала себя некомфортно в родном доме.

От переизбытка теплых эмоций и душащей благодарности Дейзи сводит на переносице брови, чувствуя, как соль закипает под веками. Она так любит свою маму, что не может даже выразить этого вслух. Дейзи кажется, что обычных слов будет просто недостаточно.

Гермиона гладит Дейзи по щеке, и она ловит ее ладонь, ласково сжимая в ответ пальцы.

— Знаешь, я думаю, что папа тоже догадывается, — чуть прищуривается Гермиона, — он же не слепой, но…

Она замечает, как расширяются глаза Дейзи. Беспокоится, и винить ее за это нельзя.

— Не волнуйся, — заверяет она, — я его подготовлю. В марте тебе уже семнадцать стукнет, вот я за месяц до этого и начну его готовить, — смеется Гермиона.

Дейзи снова сводит на переносице брови.

— Мам, — зовет она.

Гермиона перестает смеяться и с легкой улыбкой вскидывает брови.

— М?..

И в следующую секунду Дейзи уже обнимает маму, крепко прижав к себе. Так сильно, что кажется, будто еще секунда, и у нее треснут ребра. Дейзи зажмуривает глаза.

— Спасибо.

Гермиона гладит дочь по спине, выдыхая тихое:

— Не за что.

Дейзи целует маму в щеку и, бесконечно счастливая и окрыленная, вскакивает с места. Теперь ей намного спокойнее, даже дышится легче. Открывшись маме, Дейзи чувствует себя увереннее. Она уже собирается выбежать их кухни, потому что собраться надо еще успеть, она сегодня гулять идет, но…

— Дейзи?..

Девчонка останавливается, вовремя успевая схватиться за дверной косяк, и, вопросительно хмыкнув, заглядывает обратно, наблюдая за тем, как мама оборачивается на стуле, опустив руку на его спинку.

— Могу я спросить тебя кое о чем? — осторожно задает вопрос Гермиона, чуть нахмурив брови.

Дейзи входит обратно на кухню, хватаясь за ручку двери.

— Конечно, — кивает она, — что угодно.

Кажется, теперь наступает очередь Гермионы чувствовать себя неловко. У нее на языке вопрос вертится, причем довольно деликатный. Да, они сейчас с Дейзи на новый уровень доверия выходят, но вот так… В лоб? Ох, Мерлин, я просто беспокоюсь, мне будет куда спокойнее, если я буду знать наверняка, что у нее все схвачено!

— Немного личный вопрос, — мнется Гермиона.

Дейзи хмурится и скрещивает на груди руки, делая еще шаг вперед. Формулировка так себе, конечно, но у них уже довольно личный диалог свершился. Как говорится, хуже уже не будет, верно?

— Ладно, — кивает она.

Попытка всего одна. Гермиона вздыхает.

— Вы предохраняетесь? — в лоб задает она вопрос.

Зря Дейзи думает, что хуже уже не будет. Кажется, у нее в один момент от смущения вспыхивает все тело. Ее бросает в жар, сердечный ритм подскакивает, ладони в секунду становятся мокрыми и горячими, хоть стряхивай.

— Мама! — шлепнув ладони на лицо, глухо бубнит Дейзи, отвернувшись к двери.

Гермиона примирительно выставляет вперед руки, чувствуя, как у самой от неловкости начинают гореть щеки.

— Прости, — тараторит она, — извини, пожалуйста, — снова кивает Гермиона.

Дейзи чувствует, как сгорает от стыда. На щеках можно и блин поджарить. Обернуться обратно к маме она себя почти заставляет. Она никогда еще не испытывала перед мамой такого смущения!

— О, Мерлин, — шепчет Дейзи, прикладывая руку ко рту.

Гермиона смотрит на метания дочери. Смущаться естественного процесса нет никакого смысла, а о своем здоровье следует думать! К тому же, тема уже открыта, поэтому Гермиона кусает губы, сжимая пальцами спинку стула.

— Так… предохраняетесь? — не выдерживает она.

— Мама! — снова задыхается Дейзи и наворачивает круг по кухне, пряча лицо в ладонях.

Гермиона снова примирительно выставляет руки, опустив на мгновение голову. Дейзи чувствует себя так, будто у нее даже корни волос краснеют! И в какой-то момент понимает, что проще сказать один раз, все равно уже нет никаких сил бороться с неловкостью.

— Да, — наконец коротко и смущенно шикает Дейзи, на мгновение бросив взгляд на маму.

Гермиона удовлетворительно кивает. Ее губы трогает улыбка. Она молодец. Где только берет ингредиенты для зелья? Или в данном случае способ контрацепции выбран попроще?

— Традиционно или…

— Да, — не глядя на маму, отзывается Дейзи.

Не открывая глаз, девчонка стоит посередине кухни со скрещенными на груди руками и пунцовыми щеками, не представляя, как ей закончить этот разговор. Однако ей и не приходится думать, Гермиона все делает сама. Поднявшись с места, она с улыбкой к ней подходит.

— Я горжусь тобой, — целует ее Гермиона в висок, приобняв обеими руками, — и дорожу твоим доверием.

Чтобы не смущать ее окончательно, она захватывает свой пакет с платьем, и выходит с кухни, направляясь наверх. Жару выносить все сложнее, нужен душ, и как можно скорее. Дейзи открывает глаза, не контролируя легкую улыбку на губах. На душе теперь в разы спокойнее.

И лето начинает играть новыми красками.

Теперь Дейзи намного легче, ведь она знает, что в лице мамы у нее есть союзник. Они обе стараются эти последние две недели лета в команде держать Северуса подальше от возможной информации о романе единственной дочери с сыном Люпина.

У них получается.

Под конец месяца Гермиона почти с боем вырывает выходные в Министерстве, потому что хочет больше времени проводить с семьей. Однажды она даже срывается и рычит на Итана Забини, потому что этому отделу отдает приличную часть жизни, и имеет право на полноценный выходной, ведь ее дочь снова скоро уедет в школу.

Итан только глаза в удивлении распахивает и сдается: отпускает Гермиону на целых два дня домой без заявления на незапланированные выходные. Эти сорок восемь часов пролетают слишком незаметно, они покупают не все к учебному году, да и времени всей семьей проводят, как кажется Гермионе, слишком мало.

На фоне вечного ощущения упущенных возможностей Гермиона хуже спит, больше подвергается стрессу и чаще ест. Радует только одно: замечает она это за собой почти сразу.

— Мы опять ничего не успели, — суетится она, вихрем бегая по комнате, потому что снова опаздывает на работу. — Я совершенно перестала контролировать время!

Северус берет со стула черный приталенный пиджак и плавно направляется к супруге.

— Мы многое успели, Гермиона, — старается он ее успокоить. — Форму купили, мантию…

— Учебники не взяли, — молнией проносится мимо него Гермиона с шпилькой для волос, зажатой между зубами. — Тетради, канцелярские принадлежности…

Северус вздыхает и протягивает вперед пиджак. Гермиона подлетает к нему и просовывает поочередно обе руки, после чего вытаскивает отросшие волосы. Схватив туфли, она уже мчит к выходу из спальни.

— Я должна что-нибудь съесть, время еще есть, — мчит она к двери, хватаясь за ручку.

Северус без слов берет ее забытую сумку и медленно следует за ней. Гермиона становится крайне рассеянной в последние несколько недель, Министерство всю душу из нее вытрясает из-за квартальных отчетов, и на фоне этого девушка сильно подвергается стрессу.

Гермиона и спит плохо, и полностью в моменты интимной близости не может расслабиться, даже не заглядывает уже больше недели в библиотеку, а это вообще нонсенс.

Северус успокаивает ее, повторяя, что к концу сентября станет легче, но нельзя так себя изводить! Гермиона головой-то это понимает, но вот собственное тело контролировать совершенно не может.

— За сэндвич с беконом продала бы душу, — тянется Гермиона к сковороде, стоящей на плите.

Подняв крышку, она довольно и радостно присвистывает.

— И я ее продаю! — прищелкнув пальцами, сообщает она. — Так, а что тут еще есть?..

Заглянув в кастрюлю, стоящую рядом, Гермиона почти стонет от удовольствия. Эванжелина снова готовит свой фирменный гуляш из говядины с подливкой из гранатово-орехового соуса, и девушка почти почвы под ногами не чувствует, когда слышит невероятный аромат.