Северус терпеливо ждет.

— В конце недели я хочу лечь в Мунго на сохранение, — произносит она. — Осталась пара недель, я обсудила все с Августом вчера на консультации, поэтому…

— Я могу лечь с тобой, — тут же отзывается он.

Гермиона мягко улыбается.

— Мне было бы намного спокойнее с тобой, — кивает она. — Если ты этого захочешь…

— Конечно.

Гермиона немного нервно несколько раз кивает, бесконечно радуясь тому, что он поддерживает ее решение. Совсем недолго осталось, будет лучше доверить это рукам специалистов, но и одна она быть не хотела. Гермиона забывает на мгновение о том, что Северус бы не оставил ее ни при каких обстоятельствах.

— Тогда ладно, — шепчет она, притягивая его к себе.

— Ладно, — едва успевает ответить он и отвечает на поцелуй.

Все случается не точно в срок, а на день раньше, но Август заверяет их обоих, что это обычная погрешность, и день в день редко кто идет на роды.

Он не числится среди целителей, которые отвечают за родильное отделение, поэтому лишь желает им удачи и держит все под контролем, поставив на уши внушительную часть сотрудников Мунго. В этот раз в приемном покое не стоит в панике одна Розамунд, теперь среди ожидающих все их близкие люди.

Джинни воюет с древним автоматом с напитками, шлепая по нему ладонью, Гарри сосредоточенно смотрит перед собой, стараясь хотя бы на мгновение отвлечься от работы, Розамунд держит Риту за руку, сильно сжимая ее пальцы.

Молли суетится в регистратуре, переживая за Гермиону, как за собственную дочь, а Артур сотни раз извиняется за это перед Марианной, которую супруга изводит бесконечными вопросами.

Джордж с Анджелиной тоже приезжают, он ради этого дня даже магазин вредилок временно закрывает. Перси задумчиво смотрит в окно, думая о чем-то своем, пока Одри разговаривает с Флер о цифровых новинках в мире магглов. Билл приехать не смог, завал на работе.

С опозданием в пару часов прибывает Рольф Саламандер вместе с супругой Полумной, тоже закрывая ветеринарную клинику до конца текущего дня. Джинни с восторгом обнимает старого друга, а Гарри наконец отвлекается от работы и весь расцветает на глазах, когда спустя столько лет видит Полумну.

И если в приемном покое все сидят в тревожном ожидании, в палате витает взволнованность.

Гермиона старается глубоко дышать и успокоиться, Северус держит ее за руку. Акушерки еще не приходят. Гермиона заранее просит Августа, чтобы их было максимум две, на что целитель, не задавая лишних вопросов, соглашается.

— Мне нужен укол, — пыхтит Гермиона, чувствуя, что через несколько секунд опять могут начаться схватки.

— Это анестезия, — спокойно поправляет ее Северус, стараясь держать себя в руках. — Акушерки скоро будут.

— Не надо, — рычит она, сильнее сжимая его руку, — меня успока…

Она не заканчивает слово, лишь протягивает гласную, сжав зубы и зажмурив глаза, когда схватки настигают ее снова.

— Даже в мыслях не было, — старается плавно произнести он, наблюдая за тем, как белеют его пальцы от ее хватки.

Мерлин, а она, оказывается, очень сильная! Во всех смыслах!

Секундой позже в палате появляются две акушерки, мельком приветствуют будущих родителей и приступают к работе. В приемном покое все разом замолкают и вздрагивают, когда слышат рычащий вопль Гермионы. Гарри бледнеет первый, бросая взгляд на дверь, ведущую в коридор.

— Да ладно? — ухмыляется Джинни, глядя на мужа. — Я три раза там была, все бы отдала, чтобы вспомнить твое выражение лица.

Гарри немного нервно усмехается.

— Я тоже три раза, — певуче поддерживает ее Флер.

— Я дважды, — подключается Анджелина, поднимая вверх руку.

— Поддерживаю, — кивнув, отзывается Одри.

— Один раз, — безмятежно улыбается Полумна, — только у нас близнецы, — берет она за руку Рольфа. — За раз считать или за два?

Девушки многозначительно переглядываются. Розамунд и Рита отмалчиваются и надеются, что останутся незамеченными. Пауза надолго не затягивается, потому что шаг вперед делает Молли Уизли.

— Семь раз, девочки мои, — опустив руки на пояс, смотрит на собравшихся эпицентр семейства.

— Мама, — сокрушенно отзывается Джинни, не в силах скрыть улыбки.

По приемному покою проносится смех, оповещающий о том, что обстановка разряжается, и всем становится чуточку легче выносить ожидание. Всего через пару часов крики Гермионы прекращаются, и все семейство с замиранием сердца затихает, глядя на дверь, ведущую в коридор, где находится палата.

Все не шевелятся, почти не дышат. Слышится только шум лампочек под потолком и шипит таблетка аспирина в стакане встревоженной Молли Уизли.

Гермиона вся мокрая и изнеможенная лежит на постели, чувствуя пульс в глотке и ладонь Северуса в своей руке. Она не чувствует нижней части тела, словно отключив в себе болевой порог, и боится открыть глаза. Только слушает, слушает, слушает и…

Гермиона облегченно выдыхает и медленно открывает глаза, чувствуя, как горячие слезы бегут по щекам, потому что слышит самый лучший звук за всю свою жизнь. Она сжимает руку Северуса в своей, а он целует ее в волосы, не сдерживая эмоций, потому что за окном простирается двадцать восьмое мая две тысячи восемнадцатого года и…

Он плачет.

Акушерки суетятся, проводят стандартные процедуры, взвешивают младенца и радостно щебечут, мол, какой хорошенький, крепкий и здоровенький. Гермиона протягивает обе руки, когда старшая акушерка несет ей кулек в темно-зеленом мягком одеяле. Она помогает ей уложить младенца, и Гермиона с бешеной нежностью склоняется вниз, открывая круглое личико.

— Здравствуй, — улыбаясь сквозь слезы, шепчет она, — привет…

Северус склоняется ниже, и Гермиона, сразу обернувшись, смотрит в искрящиеся счастьем глаза супруга. Последний раз такой безмерный свет в глазах Северуса Гермиона видит в тот день, когда они повторно играют свадьбу на их первую годовщину. Северус ведь тогда не шутит, когда делает ей предложение повторно.

Гермиона помнит тот день.

Они устраивают празднование чисто символически, для себя и близких родственников. Джинни тем летом ставит на уши лучших швей магической Британии, чтобы они пошили превосходные платья для этого события. Несмотря на то, что она только-только осваивается в тот момент с материнством, Джинни держится уверенно ради подруги.

Дейзи достается роль цветочницы. Она сама выбирает лепестки роз и бредет с яркой улыбкой по белоснежной дорожке среди нескольких рядов стульев под аплодисменты друзей и родственников.

Гермиона помнит, как идет следом за ней, глядя на темную макушку дочери, а затем поднимает голову, встречаясь взглядом с Северусом. Именно так он смотрел на нее.

Также, как сейчас.

— Вы уже выбрали имя? — мягко спрашивает акушерка, когда ее помощница призывает волшебное перо для записи.

Они оба слышат ее, но взглядов друг от друга не отрывают. Ответ приходит сам вместе с надеждой, которая оказывается не напрасной. Они верили. Они оба свято, безоговорочно верили.

— Хоуп… — шепчет Гермиона, и Северус улыбается, прикрывая на мгновение глаза.

И в это самое мгновение она осознает, какое второе имя должно быть у их сына. Он не будет назван в честь родственников, в честь знаменитых людей или тех, кто отдал свою жизнь. Он будет назван в честь того, кто за его появление борется также, как и сам Северус с Гермионой.

Их сын будет назван во имя жизни. Надежды и жизни.

— Хоуп Август Снейп.

Два года спустя.

Синие магические существа носятся над садом, заливаются незатейливыми мелодиями и радуют всех собравшихся. Семейство болтрушаек насчитывает теперь полдюжины членов, потому что они долгожители и размножаются крайне медленно. В этом и есть их ценность.

Северус плавно переворачивает первую часть гриля и передает щипцы Перси, который сразу начинает о чем-то вещать. Мужчина личных разговоров с их семейством не особо выносит, поэтому сухо извиняется и берет горсть пшена, чтобы покормить болтрушаек.